Жена реабилитированного, выселенная после ареста из квартиры, могла хлопотать о переезде в тот город, где она раньше жила. Но мама решила остаться в Тбилиси, где у нее была работа и много родных и подруг. Мы собрали справки о том, что мама жила до ареста в доме Военно-политической академии, нашли свидетелей, которые удостоверили в письменной форме факт насильственного выселения зимой 1938 года. Все эти документы были направлены в горсовет. Заявление было принято, но решения пришлось ждать очень долго. Реабилитированные и члены их семей получали жилплощадь вне общей очереди, но число этих людей было очень велико. Прошло больше трех лет, прежде чем мама приблизилась к цели. Но в это время случилось несчастье.
Мама с подругой снимала небольшую комнату недалеко от театра, в котором работала. В Тбилиси в большинстве домов были печи, отапливаемые углем. Затопив печь, подруги легли спать, не дождавшись полного выгорания угля. Однако сырой уголь горел плохо, и из-за сильного ветра тяга была слабой. Обе женщины угорели и потеряли сознание. Дело было в субботу, тревогу подняли в театре только в понедельник. Подруга матери уже умерла, мать доставили в больницу. Брат и я прилетели из Москвы по вызову родственников, когда мама еще была без сознания. Она очнулась только на четвертый день, узнала нас, немного поела. Казалось, дело пойдет теперь к выздоровлению. Несмотря на свои пятьдесят девять лет, мама была крепкой женщиной, сердце у нее было здоровое, и она до этого ничем не болела. Но выздоровление не наступило.
Возникло осложнение, обычное при сильном отравлении угарным газом, – воспаление мозговых оболочек. Около месяца мы по очереди дежурили у постели мамы днем и ночью, но спасти ее не удалось.
Не могу забыть, как на рассвете в марте 1961 года врачи распорядились вынести мать на носилках в дальний конец коридора и уложили там умирать. Умирать в общей палате больницы по правилам нельзя, а отдельных палат для умирающих не существует, разве только в отдельных больницах. Если врач видит, что смерть близка, больного выносят в коридор. Может быть, это и имеет медицинский смысл, другие больные не видят смерти.
В личных вещах мамы мы нашли сберегательную книжку с двухмесячным окладом отца с последнего места работы. На эти деньги вскоре после похорон мы заказали памятник на могилу. Этот памятник теперь для них обоих. Еще через полгода по месту прописки матери, у сестры, пришло извещение. Исполком горсовета принял решение удовлетворить просьбу Юлии Исааковны Медведевой о предоставлении ей однокомнатной квартиры.
Два года спустя, в 1963 году читая как-то «Известия», я увидел большой, на всю страницу, список ученых, выдвинутых на объявленные Академией наук СССР вакансии действительных членов и членов-корреспондентов. Проглядывая список, я заметил, что какой-то Чагин Борис Александрович, член-корреспондент АН СССР, выдвинут в действительные члены академии по отделению философии и права. Чагин – фамилия редкая, и я как-то сразу решил, что это и есть тот Чагин, который написал когда-то клеветнический донос на отца. Фамилии доносчиков я помнил хорошо: Чагин, Пручанский и Васюков, а инициалы в памяти не удержал. Что же ценного создал этот Чагин, если он уже член-корреспондент?
Я отправился в Библиотеку имени Ленина и стал смотреть авторские указатели за год по «Летописи книг» и «Летописи журнальных статей». Смотреть каталоги библиотек – дело ненадежное, так как сами авторы в отдельных случаях, стыдясь прошлых работ, могут вынимать и уничтожать свои карточки. Во многих случаях карточки каталога удаляются библиографами, следующими разного рода указаниям. Такую практику я обнаружил, когда изучал историю генетической дискуссии в СССР. Меняя идеологическую ориентацию, ученые нередко уничтожали в каталогах следы своих прежних «разгромных» статей и книг. Летописи книг, журнальных и газетных статей – это абсолютно надежный библиографический справочник, по которому можно проследить общественную и научную биографию любого автора.
Моя уверенность оправдалась. Борис Александрович Чагин, ныне член-корреспондент Академии наук, был тем самым полковым комиссаром Чагиным, который в 30-е годы служил в Военно-политической академии имени Ленина. А вот и продукт их совместного творчества с соавтором доносов: Б. Чагин и Б. Пручанский, статья «Классический труд марксизма», опубликованная в «Ленинградской правде» 1 октября 1948 года и посвященная разбору работы молодого Сталина «Анархизм или социализм?». Но Пручанский далеко отстал от Чагина. В 1963 году он все еще доцент при институте физкультуры, обучает марксизму спортсменов.
Чагин же оказался на редкость продуктивен и писал всегда в соответствии с потребностями текущего момента. До 1938 года он издал только одну небольшую книгу «Против реакционных теорий на лесном фронте», выпущенную в 1932 году. Расцвет его творчества начался с 1940 года, а ведь, по словам мамы, Чагин был одного возраста с отцом. Неужели и он ждал сорокалетия? А может быть, просто расчищал себе путь в науку от конкурентов и расчистил, наконец, к сорокалетнему юбилею? В 1940 году Чагин опубликовал книгу «Борьба Ленина за марксистский материализм в 20-х годах», в 1948 году появилась его работа «Партийность философии и борьба с буржуазным объективизмом», в 1950 году последовал труд «Борьба марксизма-ленинизма против реакционной философии». Между 1950 и 1958 годами наступило затишье, а затем пошли те же заголовки, и все это были книги большого объема – «Борьба марксизма-ленинизма против философии ревизионизма» (1959), «Из истории борьбы Ленина за развитие марксистской философии» (1960), «Из истории борьбы против ревизионизма» (1961). В том же духе были и газетные статьи Чагина: «Ленин и борьба…», «Сталин и борьба…», «Ревизионизм и буржуазная идеология», «Англо-американский империализм и современная идеология космополитизма» и т. д. Чагин внес вклад во все политические погромные кампании послевоенного времени – против космополитизма и сионизма, против морганизма и ревизионизма. Он не включался, однако, в борьбу против культа личности Сталина, либо потому, что чувствовал, что эта борьба недолговечна, либо потому, что сам слишком тесно связал себя с этим культом в прежние годы.
В каком году Чагина избрали членом-корреспондентом АН СССР, я не знаю, но в академики в 1963 году он не прошел. Через два года его имя снова оказалось в списках кандидатов на вакансию академика. Но он снова не был избран. В 1967 году Чагин опубликовал книгу «Ленин о роли субъективного фактора в истории». Он становился, таким образом, главным экспертом по философским работам Ленина. Но и в 1967 году Чагина не избрали академиком. В 1969 году в журнале «Вопросы философии» (№ 11) была опубликована статья к 70-летию Чагина. Эта статья давала обзор основных работ юбиляра, посвященных «осуществлению благородной задачи исследования места и роли ленинского теоретического наследия в духовной жизни человечества». О работах Чагина, посвященных «теоретическому наследию» Сталина или критикующих «космополитизм», журнал, конечно, не упоминал.
В 1972 году раскрыв «Известия» за 14 ноября, я опять увидел обширный список кандидатов на две вакансии академиков, и снова в этом списке был Чагин. И опять он не был избран даже на отделение философии и права, где предпочли более важных по должности – М. Т. Иовчука, ректора Академии общественных наук, и В. М. Чхиквадзе, директора Института государства и права АН СССР. Однако в опубликованном 30 ноября списке новых академиков я не нашел и этих фамилий. Случилось редкое явление. Тайным голосованием на общем собрании Академии выборы по отделению философии и права были вообще отменены, и обе вакансии остались открытыми.
Портрет отца всегда над моим письменным столом. Отец на нем молодой, намного моложе меня. Я смотрю ему в глаза каждый день и думаю, что его сыновьям все же повезло. Они смогли пройти тот рубеж сорокалетия, которого ждал и не дождался он. И хотя нам обоим пришлось пережить разного рода давление, угрозы, преследования, обыски, изъятие из архивов и другие репрессии, наша работа все же не пропала и не погибла бесследно, как погиб навсегда многолетний труд отца. Торжество идей справедливости и гуманности еще не наступило, но все же и то время, когда насилие было всемогущим, ушло, как можно надеяться, безвозвратно.
