Норвежский исследователь-славист Гейр Хетсо провел компьютерное исследование, в основу которого положено сравнение длины предложений и расположение частей речи в «Донских рассказах, в первых двух частях „Тихого Дона“ и в „Поднятой целине“. Полученные данные сравнивались потом с теми же параметрами в сборниках рассказов и повестей Федора Крюкова, особенно за период 1909–1917 годов. Ряд авторов испробовали еще один путь поиска – создание облика автора „Тихого Дона“ не по его официальной биографии, а по тексту самого романа. Каждый литературовед знает, что автор любого крупного и оригинального произведения рисует в нем не только образы героев, но и свой собственный облик.

Можно было бы выделить несколько десятков наиболее ясных и очевидных признаков, черт и качеств автора «Тихого Дона», без которых создание романа было бы невозможно. Было очевидно, например, что автор замечательно знает и рисует природу Донского края: степь и лес, все травы и всех зверей, птиц и рыб, сам Дон и небо над ним при любой погоде и в любое время года. Он применяет необычно яркие краски, показывая нам не просто пейзажи, а жизнь природы во всех ее проявлениях.

Автор выказывает замечательное знание всего уклада казачьего сословия, быта, службы, поведения и психологии казака – воина и земледельца. Он знает все детали и особенности казачьего хозяйства, военной формы, конного дела, истории казачьего Дона. Он не просто знает, но любит казачество, его старинные песни, пляски, игры, традиции. Он дает нам необычные и сильные образы и казаков-мужчин, и особенно женщин-казачек: Аксиньи, Натальи, Дарьи, Ильиничны.

Поражало не только литературное мастерство автора, но и талант, даже гениальность создателя лучшего русского романа ХХ века. Особенно необычным казался тот факт, что автор романа относился с явной неприязнью к маленьким группам донских большевиков и пришлых комиссаров, которые вольно или невольно разрушали вековые уклады этого богатого и красивого края.

Было просто непонятно, каким образом могло появиться в печати это большое произведение, в котором изображалось первое в нашей истории мощное народное восстание против власти большевиков и против тех новых порядков, которые они хотели установить путем расстрелов и террора на Дону. И главный герой романа Григорий Мелехов становится командиром повстанческой дивизии, успешно воюющей против отрядов Красной Армии. Ни Федор Крюков, ни Михаил Шолохов, каким его изображали тогда все литературоведы и авторы школьных учебников, не подходили под признаки автора столь необычного и сильного романа-трагедии. Тот Шолохов, которого знали и писатели, и диссиденты 60—70-х годов, не вызывал ни у кого не только восхищения, но и простого уважения.

Именно это обстоятельство и привлекло внимание к книге «Д», который пошел в своей работе по иному пути, далекому от простых арифметических подсчетов или сравнения особенностей романа с особенностями биографии писателей. «Д» попытался провести исследование художественных особенностей разных частей и глав «Тихого Дона».

По мнению «Д», стиль и характер самого художества в романе был различен в разных его частях. Разные страницы и главы романа написаны как бы разными руками и в разное время. Неизвестному нам «Д» казалось, что существует большая разница между основной частью романа и более поздними вставленными в него главами и разделами. Ему казалось, что образы Аксиньи и Анны Погудко, даже Мишки Кошевого и Бунчука создавались разными авторами. Таким образом, выдвигалась концепция о существовании у романа «Тихий Дон» как главного автора, так и менее способного и отличного по взглядам соавтора. Доводы и примеры «Д» были интересными, но не убедительными, не исчерпывающими, а порой и явно ошибочными. Это признавал и Солженицын, который писал в предисловии: «В который раз история цепко удержала свою излюбленную тайну». «Клад “Тихого Дона” заколдован», – писал Солженицын и много позже.

Но и тайна самого «Д» держалась еще много лет. Только в конце 1991 года в декабрьской книжке «Нового мира» А. И. Солженицын сообщил читателям драматическую предысторию книги «Стремя “Тихого Дона”». Только теперь мы смогли узнать имя автора этой книги. Это была Ирина Николаевна Медведева-Томашевская, литературовед из Ленинграда. По свидетельству Солженицына, она умерла в Гурзуфе в Крыму, где лечилась осенью 1973 года. Ее сразил инфаркт, когда она узнала из передач западных радиостанций об обысках у друзей Солженицына в Ленинграде и об изъятии «Архипелага». Даже в разговорах с близкими ему людьми, а тем более в переписке А. Солженицын, склонный к тщательной конспирации, всегда называл И. Н. Медведеву-Томашевскую «Дамой». Отсюда и возник столь необычный псевдоним– «Д».

Вполне возможно, что в КГБ узнали о «Д» еще до издания ее книги. Изучение и выявление ленинградских друзей и знакомых Солженицына велось в 1972–1973 годах очень настойчиво. Едва появившись в Москве, книга «Д» сразу же попала в списки запрещенной к распространению литературы. Михаил Шолохов в эти годы был еще жив, и официальная литературная общественность готовилась широко отметить в мае 1975 года 70-летие Нобелевского лауреата из станицы Вешенской. Однако даже Институт мировой литературы в Москве должен был, к удивлению своих сотрудников, провести публичное обсуждение проблемы авторства «Тихого Дона» и заслушать по этому поводу доклад Гейра Хетсо. Это обсуждение было продолжено журналом «Вопросы литературы» в 1989 году Солженицын и Шолохов имели возможность познакомиться друг с другом на большой встрече деятелей культуры с лидерами КПСС в декабре 1962 года. Посредником в этой короткой встрече был А. Т. Твардовский. Два писателя пожали друг другу руки и обменялись обычными в таких случаях комплиментами.

Их взаимная неприязнь сменилась в семидесятые годы нескрываемой ненавистью. Однако под влиянием успеха Солженицына Шолохов попытался поднять в новой редакции романа «Они сражались за Родину» тему сталинских репрессий.

Издание книги «Д» круто изменило положение дел в советском шолоховедении. Существенно расширилось и углубилось изучение истории и источников романа «Тихий Дон», его текста, прототипов, особенностей языка и образов. Появились первые большие биографии Шолохова, которых в шестидесятые годы просто не было. Были изучены многие ранее закрытые архивы. Наконец, были найдены и рукописи первых частей романа, которые сам Шолохов считал навсегда утерянными. Очень много узнали мы и о донском писателе Федоре Крюкове, главные работы которого переизданы в 90-е годы. Книга «Д» стала таким образом частью нашей непростой литературной истории.

К концу семидесятых годов многие сотни известных диссидентов, в том числе писателей и ученых, эмигрировали из СССР. Они могли публиковать свои произведения, уже не прибегая к конспирации. За границей, главным образом во Франции и США, стали издаваться новые эмигрантские журналы на русском языке: «Континент», «Время и мы», «22», «Синтаксис», «Обозрение», «Внутренние противоречия», «Проблемы Восточной Европы», «ХХ век», «Архив Самиздата», «Стрелец», «Третий путь», «Форум», «Вольное слово», «Русское возрождение» и некоторые другие. Новые эмигранты пополнили и редакции, а также авторский актив таких прежних эмигрантских изданий, как «Новый журнал», «Вестник РХСД», «Грани».

Однако некоторые журналы составлялись и редактировались все еще в СССР и издавались на Западе анонимно. Это была в первую очередь знаменитая «Хроника текущих событий», в которой излагались подробности почти всех репрессий по политическим, национальным и религиозным мотивам в СССР. У истоков этого издания стояли такие правозащитники, как Павел Литвинов, Наталья Горбаневская, Валерий Павлинчук, Анатолий Якобсон. Из-за арестов редакция «Хроники» менялась почти каждые три года, но журнал продолжал выходить в свет, сохраняя внешнее оформление и стиль изложения. Это было предельно объективное издание, которое сообщало читателям главным образом факты, избегая толкований и оценок. В середине семидесятых годов в редакции «Хроники» работали анонимно Татьяна Ходорович, Татьяна Великанова, Сергей Ковалев и некоторые другие. Об этих редакторах мы узнавали только после их ареста или эмиграции – из новых выпусков той же «Хроники». Анонимно издавался в семидесятых годы интересный журнал «Память», публиковавший статьи и документы по советской истории. Анонимными, хотя и не слишком известными, были и некоторые другие журналы: «Левый поворот», «Варианты», «Хроника Литовской католической Церкви» и другие. Под псевдонимом «Алексей Алексеев» скрылся и редактор небольшого литературного журнала «А– Я». Только много позднее мы узнали, что журнал «Левый поворот» составлял в Москве Борис Кагарлицкий, а журнал «А—Я» Алик Сидоров.