К третьей части архива Симонова относились многочисленные стенографические записи рассказов военных – от младших офицеров до маршалов. Симонов приглашал этих людей к себе, и беседы с писателем или их рассказы и свидетельства стенографировались и записывались на машинке – для такой работы у Симонова были хорошие помощницы. Все эти записи Симонов готовил и как материал к своим романам о войне, и просто как основу для честного освещения истории Великой Отечественной войны.
Из этой части архива я успел познакомиться лишь с некоторыми материалами, да и не со всеми из них Симонов хотел меня знакомить. Он сказал, например, что у него имеются почти четыреста страниц записей рассказов и свидетельств маршала Г. К. Жукова, но я этих записей не читал и не решался просить. Все это происходило за несколько лет до публикации обширных, но сильно «прореженных» цензурой мемуаров Жукова, в которых отдельные страницы написаны не самим маршалом, а редакторами его книги. Без искажений мемуары Г. К. Жукова изданы только в 1990 году Симонов знакомил меня лишь со «сталинской» частью архива, в котором было, конечно, и много других частей. Союз писателей СССР был в то время очень крупным учреждением по делам литературы, а Симонов – одним из наиболее влиятельных секретарей.
Я не злоупотреблял вниманием ко мне Симонова и работал в его кабинете на улице Черняховского не более четырех-пяти раз – с начала 1965 года до начала 1966 года. Должен отметить, что свой архив Симонов содержал в образцовом порядке. Все рукописи были заботливо разобраны, помещены в папки-скоросшиватели, для каждой из которых определено место в большом шкафу. Но я не мог избавиться и от другого впечатления – как все же мало использовал Симонов имеющиеся у него материалы и свидетельства в романах и очерках. Насколько богаче и сильнее могли бы быть его книги, если бы он в большей мере опирался на собранный им архив.
Однако как раз в 1965–1966 годах идеологическая обстановка в стране изменилась не в лучшую сторону, а Симонов не хотел, да и не мог плыть против течения. Осенью 1966 года даже избранная часть фронтовых дневников Симонова «Сто дней войны» была запрещена к публикации. Эта работа была уже принята редакцией «Нового мира», подготовлена к выходу в свет в трех номерах, и первый из них, кажется, № 9, был уже отпечатан и лежал в типографии. Это означало, что у цензуры нет возражений. Возражения возникли позже – у тех, кто стоял выше цензуры. Несколько дней шли какие-то споры, но потом тираж был уничтожен. Твардовский запретил заменять материал Симонова другим, и мы получили очередной номер журнала не только с большим запозданием, но и в уменьшенном объеме: вместо обычных для журнала двухсот пятидесяти страниц в № 9 было меньше двухсот.
Когда мы познакомились, Константин Симонов уже работал над третьей частью военной трилогии с условным названием «Сорок пятый год». Предполагалось углубить анализ событий грандиозных завершающих боев, полного разгрома Германии, победы и более полно дать образ Сталина. Не знаю, что уже было написано, а что еще оставалось только в планах и замыслах, но Симонов не хотел работать «в стол», он хотел видеть свои произведения напечатанными. Поэтому он изменил планы и издал через несколько лет совсем другой роман – «Последнее лето» – о военных сражениях в Белоруссии в 1944 году (в одном из боев главный герой трилогии генерал Серпилин гибнет – от случайного осколка). Это было болезненным поражением для Симонова, хотя он и получил в начале 70-х годов Ленинскую премию по литературе. Но такую же премию получил вскоре и Леонид Ильич Брежнев – за свою трилогию.
Работая в 1965–1966 годах в кабинете Симонова, я несколько раз беседовал с ним на разные темы – как правило, во время обеда или ужина. Впрочем, эти разговоры трудно назвать беседами, так как Симонов по-прежнему больше спрашивал, чем отвечал на вопросы. Осторожность и сдержанность в разговоре была очевидной чертой его характера. Сам Симонов сказал однажды: «Есть люди хорошие и в плохие, и в хорошие времена. Но есть люди плохие в плохие времена и хорошие в хорошие времена. Я отношусь в большей мере ко второй группе». «Все же я поступал не так плохо, как кто-нибудь другой поступал бы на моем месте», – пояснил он в другой раз.
Несколько раз Симонов вспоминал и Сталина, но всегда с уважением. Так, например, он рассказал однажды, как вскоре после войны побывал в США в составе небольшой делегации советской интеллигенции. Это была, в сущности, первая официальная поездка группы советских творческих деятелей в США. До войны Соединенные Штаты посетили, как известно, Илья Ильф и Евгений Петров, оставив непревзойденное описание этой поездки в книге «Одноэтажная Америка». Но это был частный визит, хотя, конечно, с ведома и при некоторой поддержке властей СССР. Всех отъезжающих в США деятелей культуры долго готовили и тщательно инструктировали, хотя никто в действительности не мог знать точно, что делегацию из СССР ждет в Америке. Перед самой поездкой ее участникам неожиданно выдали очень большие суммы в долларах, что-то около двадцати тысяч каждому – на «личные расходы». Более того, в противоположность прежним инструкциям, Симонову советовали не стеснять себя в расходах, останавливаться в лучших гостиницах, приглашать нужных ему американцев в лучшие рестораны, делать подарки и покупки. Как узнал Симонов, это было личное распоряжение Сталина, который также по-своему занимался подготовкой этой поездки. Он, в частности, спрашивал посла СССР в США Андрея Громыко и других «знающих» людей, сколько должен иметь при себе наличных денег человек, который едет на двадцать дней в США, чтобы пожить там «с должным размахом». Ему назвали сумму в десять тысяч долларов, но он увеличил ее вдвое. «Негоже, – сказал Сталин министру финансов Звереву, – чтобы наши писатели выглядели бедными родственниками».
И действительно, американцы всегда уважали людей с деньгами, а надо иметь в виду что покупательная способность доллара в 1946 году была раз в десять выше нынешней.
Естественно, что в 1965 году мы раза два говорили о Солженицыне. Еще перед публикацией «Одного дня Ивана Денисовича» Симонов написал для Твардовского очень хорошую внутреннюю рецензию на эту повесть. Многое он повторил потом и в своей газетной рецензии, она казалась одной из наиболее убедительных. Об этой повести он и теперь отзывался с похвалой, но о самом Солженицыне Симонов говорил даже не сдержанно, а с явной неприязнью. Я понял причину этой неприязни позднее: в романе «В круге первом», которого я тогда еще не читал, именно Симонов послужил прототипом некоего модного и преуспевающего московского поэта, имеющего влиятельных, но не особенно достойных друзей. Несомненно, Симонов на этот счет был уже проинформирован.
В 1965–1966 годах попытки реабилитации Сталина становились все более настойчивыми. Очень сильное давление в этом направлении на нашу идеологию и литературу исходило не только от новой партийной верхушки и средних партийных кругов, но и от влиятельных военных. Симонов не только хорошо знал все эти настроения, но и мог чувствовать из отношения к собственному творчеству. Оно менялось не в лучшую сторону.
Еще в 1964 году я был приглашен на премьеру большого двухсерийного фильма по роману и сценарию Симонова «Живые и мертвые». Фильм производил очень сильное впечатление, это была крайне драматичная, проблемная и патриотическая картина, в ней соединилось мастерство писателя, режиссера и актеров. После фильма зрители расходились не сразу, в фойе за отдельными столиками сидели несколько известных генералов и маршалов. Здесь же можно было купить некоторые из недавно изданных мемуаров этих военачальников, на которых они ставили автографы.
Режиссером фильма был Александр Столпер, который еще в годы войны снял по сценариям Симонова два фильма – «Парень из нашего города» и «Жди меня», а в 1945 году экранизировал повесть Симонова «Дни и ночи». Конечно же, именно Столпер начал работу и над новым фильмом – на этот раз по роману «Солдатами не рождаются». Те, кто видел этот фильм в его первоначальной редакции, говорили, что это будет лучший в нашей стране фильм о войне.
