Сеня затаив дыхание следил за строгим, серьезным лицом профессора, сердце его билось. Он забыл о времени, забыл о нем и профессор. Порою Эйлер что-то выкрикивал по-немецки, иногда потирал руки.

Наконец он поднял голову и глубоким взглядом посмотрел на Сеню. Потом он медленно встал, прошелся по комнате и, остановясь перед смущенным Сеней, серьезно сказал:

— Ты можешь стать великим ученым, тебе надо учить высшую математику, механику и физику, и я буду учить тебя… Я, я! Жаль, что ты родился не в Германии. О, Германия — это свет народов, это колыбель науки!

Эйлер опустил голову.

Мысль о покинутой родине на миг взволновала его.

— Что ж, — продолжал он, — и отсюда ездят за границу. Мы поучимся, я попрошу. О, мы будем великим человеком, — уже весело произнес Эйлер, ударяя рукой по плечу Сеню, и его лицо озарилось детски доброй улыбкой.

Лицо Сени сияло от восторга, глаза горели.

«Да будет благословен этот добрый человек», — думал он.

Он горячо поблагодарил Эйлера. Но вместе с тем Сеня не забывал, что главной его целью было добиться покровительства ученого для того, чтобы проникнуть к императрице и, в случае милостивого к нему отношения, умолять о помиловании Кочкарева.

Поэтому он робко спросил ученого, что он думает об его снаряде.

— Ты сделал великое открытие, — ответил тихо и медленно Эйлер, — но тут, — он указал рукою на чертежи и вычисления, — тут нет ясного объяснения: или ты сам не знаешь, что ты сделал, и тогда все это неповторяемая случайность, или ты скрываешь это и тогда это действительно великое дело.

Сеня вспыхнул и низко наклонил голову, — знаменитый математик сразу увидел недостающее звено.

Но Эйлер не обратил никакого внимания на смущение Сени и продолжал.

— Когда вот этот снаряд будет готов, — он указал на последний чертеж, — мы посмотрим на практике. Тогда, если хочешь, я доложу Бирону. Но только, — понизив голос и робко оглядываясь, начал ученый, — бойся герцога. Он зол, мстителен и подозрителен. Подумай об этом. Герцог захочет один владеть твоим секретом. Он будет бояться и тебя, и твоего снаряда. Ты выдумал страшную машину. Герцог знает, что его ненавидят. Он вечно окружен сателлитами [8], через своих сикофантов [9] он знает все, что говорят о нем. На улице, дома, где бы он ни был, его охраняют, он может уберечься от злоумышляющих на него, ходящих, ездящих, плавающих. Но какие силы спасут его от летающих? Что защитит его от грома, падающего на голову с облаков? Он подозрителен, он не поверит тебе… А если твой снаряд попадет в руки его врагов — он погиб. Подумай о той опасности, которой ты подвергаешься. Не лучше ли уехать в Германию? Там оценят тебя. Послушай меня.

Сеня, бледный, потрясенный неожиданной речью ученого, молча слушал его слова, и мало-помалу страх охвата вал его душу. Но он вспомнил Настю, Артемия Никитича и потом ему было бы больно отдать то, что он считв своим лучшим достоянием, плод своих лучших сил, неродной стране.

Он печально покачал головой.

Эйлер понял его.

— Я понимаю тебя, — сказал он, — тебе трудно оставить Россию и ехать на чужбину. Мне тоже было это больно…

Его голос прервался.

— Но, — продолжал он, — таи тогда свое изобретение до лучшего времени. Оно настанет и для вас. Ваша родина велика и сильна. Могучий царь пробудил ее к новой жизни…

И долго еще говорил ученый, но Сеня только печально качал головой.

«Будь, что будет, — думал он. Его сердце сжималоя тоской. — Все равно спасу их. Хоть на это пригожусь, коли Бог не судил мне счастья».

И в его воображении промелькнула Настя рядом с молодым Астафьевым…

Не дождаться счастья — не все ли равно?

— Нет, — твердо и печально произнес он, — в руки государыни я отдам и свою судьбу, и свой снаряд.

— Хорошо, — ответил растроганный Эйлер, — я помогу тебе, и, быть может, Бог не оставит тебя. А теперь покажи мне свою птицу.

Эйлер вывел его на просторный двор. Ученый жил на окраине города, на двенадцатой линии Васильевского острова. Далеко вокруг его дома-особнячка тянулись пустыри.

С умилением, почти благоговейно следил ученый за полетом волшебной птицы.

Потом он обнял Сеню и поцеловал его в лоб.

— Теперь ты мой ученик, мой сын, — взволнованно произнес он, — о, Боже! Боже! Если бы ты родился в Германии!

Кроме них да настоящих птиц, летавших по двору да над двором, чудесную птицу видели еще голубые глазки, с любопытством смотревшие из окон. Но русые головки мгновенно скрылись, когда Сеня поднял голову. Но все же он успел их заметить. Это были детишки знаменитого ученого.

Сеня вернулся домой взволнованный и гордостью, и опасением, и надеждой. Он все подробно рассказал нетерпеливо ожидавшим его Василию Кирилловичу и Вареньке.

Василий Кириллович был не только в восторге от успеха своего юного друга, но и встревожен несколько предупреждениями Эйлера.

Он знал, что Эйлер находится под особым покровительством Бирона, всегда был человеком осторожным в выражениях относительно своего покровителя, и если он решился на такие слова — значит, у него были твердые основания, и, кроме того, он почувствовал искреннюю симпатию к Сене, о происхождении и судьбе которого Василий Кириллович дал ему самые обстоятельные сведения.

Но Варенька была глубоко потрясена. Из всего рассказа ее только поразили слова профессора о Бироне.

Смертельная тревога запала в ее сердце. Что слава, что деньги! Лучше жить в безвестности да без опаски.

— Ах, Сеня, Сеня, откажись! — с мольбой проговорила она.

При относительной простоте нравов того времени, еще не выработанных формах общежития, в среднем классе переход с «вы» на «ты» совершался просто и почти незаметно. Тем более это было естественно со стороны Вари, так как по своему положению она стояла значительно выше Сени.

Ее лицо загорелось. Василий Кириллович подошел к неи и с доброй задумчивой улыбкой потрепал ее по щеке и сказал:

— Ну, ну. полно, глупенькая, не так страшен черт, как его малюют. Разве герцог испугается его?

Действительно, детски красивое лицо Сени, казалось ни в ком не могло возбудить даже малейшего подозрения.

Варенька вздохнула.

— Батюшка, — с тоской сказала она, — не его будет бояться герцог, а его снаряда, как бы не выведали его секрета враги герцога, а кто ныне не враг ему?

Сеня вздрогнул — это были почти слова Эйлера.

— Я должен, — опустив голову, проговорил Сеня.

Тредиаковский с некоторым удивлением взглянул на него. Потом подумал и сказал:

— Ты ждешь награды от государыни?

— Да, — тихо проговорил Сеня, не поднимая глаз.

Тредиаковский сделал несколько шагов по комнате.

— И этой наградой будет?.. — он остановился.

Сеня поднял загоревшиеся глаза.

— Спасение Кочкарева, моего благодетеля, — докончил он.

— Я знал это, — отозвался Василий Кириллович чуть слышно добавил: — И его дочери. Да, — продолжал он, — тяжко жить. Но в самом деле, не лучше ли подождать? Я слышал, что здоровье государыни плохо. Что тогда будет делать Бирон? По ней есть законная наследница, дщерь Петрова, принцесса Елизавета…

Он вдруг замолчал, словно испугавшись своих слов.

Но Сеня не обратил внимания на его последние слова.

Какое ему было дело до того, кто воссядет на всероссийский престол после Анны.

— Время не терпит, — глухо ответил он. — Надо торопиться теперь.

Он встал.

— Я иду работать, надо вскорости закончить последнюю махинацию.

— Я помогу тебе, — произнесла Варенька.

— О да, — с радостью ответил Сеня, — помоги, Варвара Афанасьевна.

В последнее время Варенька была постоянной помощницей во всех его работах. Она собирала и переписывала небрежно набрасываемые им вычисления, кроила холст, готовила веревки и, по его указанию, скрепляла отдельные части махинации.

Это был деятельный, драгоценный помощник.