Весть о предательстве Дюмурье, которого считали лучшим французским стратегом, полностью устроила Ферзена. Он уже представлял себе, как Мария-Антуанетта станет регентшей. «Я не удивлюсь, что злодеи, оставшиеся без оружия, побежденные, голодные и нищие, вернут на престол молодого короля и его мать», — говорил он своему другу Таубу 29 марта. 5 апреля в своем дневнике он отмечал, что «больше не опасается за судьбу королевы». Впрочем, он предложил барону де Бретелю отправить епископа Памьера к Марии-Антуанетте, чтобы «дать совет о том, что ей следует делать». По этому поводу он пишет 8 апреля Марии-Антуанетте идиллическое письмо: «Положение, в котором скоро Вы окажетесь, будет довольно стесняющим, у Вас будут определенные обязательства перед этим пройдохой (Дюмурье), которые Вам придется выполнить лишь в крайней необходимости, когда сопротивляться будет больше невозможно. Тем не менее этот человек очень полезен, им стоит воспользоваться, забыв о прошлом. […] Его интересы очень тесно связаны с Вашими, в частности, восстановление Вашей власти как регентши. […]
Ваше желание восстановить монархию будет также ограничиваться влиянием европейской коалиции. Нет никаких сомнений, что может иметь место частичное разделение королевства. Их интересы […] заключаются в том, чтобы дать Франции правительство, которое сделает ее слабым государством». Однако это письмо никогда не будет отправлено адресату, поскольку Ферзен узнает, что Дюмурье не сможет пойти на Париж.
Угроза, которая нависла над французскими границами, заставила Конвент принять ряд радикальных мер. 10 марта был создан Революционный трибунал, перед которым должны были предстать аристократы, их слуги, священники и те, кто внушал недоверие. 21 марта революционные комитеты должны были подготовить списки подозреваемых. Предательство Дюмурье только усилило панику. Борьба между Монтаньярами и Жирондой обострялась. С точки зрения первых, вторые хотели заключить мир с контрреволюцией, а потому необходимо организовать террор врагам Франции как внутри страны, так и за ее рубежами. Именно так 6 апреля постановил Комитет общественного спасения, который должен был следить за работой министров.
Впервые Робеспьер упомянул о судьбе королевы в своей речи перед Конвентом 27 марта. Провозглашая призывы народу бороться и уничтожать внутренних и внешних врагов, он заявил, что «настал момент для патриотов собрать в кулак всю свою ненависть и энергию и нанести смертельный удар приверженцам монархии. […] Решение о наказании тирана, принятое после долгих обсуждений, должно дать нам равенство и свободу. Может быть, все наши страдания заключены в нашей традиционной привязанности к монархам, может, все мы плоды их преступлений? Великая Республика ожидает от вас толчка, который оживит нацию и сердца людей, пробудит в них спящее до сих пор чувство ненависти к тиранам и даст силы победить их», — вскричал он, прежде чем просить Конвент поставить Марию-Антуанетту перед Революционным трибуналом, обвинив ее в «преступлении против свободы и независимости Государства». 10 апреля, выступая с новой речью перед Конвентом, он снова повторил свое предложение в отношении Марии-Антуанетты.
Тогда как монтаньяры и жирондисты открыто противостояли друг другу, французская армия продолжала терпеть поражения. Убежденные в том, что Конвент будет очень скоро просить мира, Ферзен и Мерси усилили попытки спасти королеву. Им удалось переговорить с Дантоном, который, казалось, смягчился бы при получении значительных начислений. Как бы там ни было, Комитет общественного спасения отправил тайного посланца в Венецию и Неаполь, чтобы начать переговоры об освобождении узников Тампля. Республиканцы старались действовать тайно, чтобы их шаги не получили огласки на весь мир. Они считали, что если три государства — Венеция, Флоренция и Неаполь — примут французскую конституцию как условие альянса, то королева и ее семья будут освобождены. Однако этот план был приостановлен. Провал жирондистов, смена Комитета общественного спасения, во главе которого стал Робеспьер, положили конец мирным переговорам. Не имея возможности использовать репрессии по отношению к Венскому двору, Комитет решил на этот раз принять радикальные меры против королевы.
Вечером 13 июля Мария-Антуанетта и Елизавета вышивали, юная Мария-Терезия читала вслух, мальчик спал. Внезапно в комнату ворвались стражники забрать будущего Людовика XVII от матери. Слабая и беспомощная королева в эти минуты нашла в себе невероятные силы и энергию противостоять людям, которые хотели отнять у нее сына. В течение часа она пыталась защитить своего сына, который, проснувшись, кричал от ужаса. Лишь под угрозой смерти ее детей удалось остановить эту женщину. Измученная жестокой борьбой, которая забрала у нее все силы, королева попросила золовку одеть маленького принца, он уезжал, рыдая, после того как она покрыла его поцелуями. Разлука с сыном убила ее. Теперь, похожая на приведение, в трауре, она ходила взад-вперед по комнате, не произнося ни слова. Если бы это было в ее власти, она улетела бы к своему сыну.
Восставшие жирондисты захватывали земли. 13 июля 1793 года был убит Марат. Роялистов и федералов обвинили в заговоре и подготовке восстания, целью которого было восстановление монархии. А тем временем союзники продолжали продвигаться вперед, внутренние конфликты французов только помогали им. 23 июля капитулировал Майнц, 28 — Валансьен. Марсель оказался в руках англичан. А в то же самое время австрийцы захватили Нижний Эльзас. 1 августа Конвент пребывал в полной панике. Было решено перевести Марию-Антуанетту в Консьержери, чтобы она могла предстать перед Революционным трибуналом. Конвент решил тем не менее оставить в Тампле мадам Елизавету и королевских детей, общение которых было сведено к минимуму.
Ночью 2 августа женщин разбудили и объявили, что Марии-Антуанетте надлежит отправиться в Консьержери, по приказу прокурора Коммуны. Не изменив выражение лица, королева выслушала декрет. Ей пришлось одеться в присутствии стражников, которым было приказано не терять ее из виду ни на секунду. Бывшая королева Франции крепко обняла золовку и дочь и ушла, не оборачиваясь. Женщинам не разрешили сопровождать ее, как они ни просили. Заключенная вошла в карету, которая вскоре остановилась перед тюрьмой, где обычно содержали государственных преступников. После всех необходимых формальностей ее как обычное частное лицо сопроводили в камеру, очень сырую. Таковы были новые апартаменты Марии-Антуанетты. Из-за ширмы за ней постоянно наблюдали два жандарма.
Ферзен, совершенно потрясенный, узнав о печальной новости, по-прежнему искал средство спасти королеву. После долгих переговоров с Ламарком он нашел лишь один выход — отправить в Париж отряд кавалеристов. Он пришел к Мерси, чтобы заручиться его участием в заговоре. Тот считал, что положение королевской семьи безнадежно, и никто не сможет ничего сделать ради ее спасения. По настоянию Ферзена, Мерси тем не менее согласился написать письмо герцогу Кобургу, которого просил помочь военной силой — пойти в поход на Париж ради спасения королевы. Кобург отказал. Тогда Мерси написал герцогу Йоркскому. «С этого момента я больше не живу, поскольку мне больше не для кого жить. Я не могу ни страдать, ни мучиться, — писал Ферзен сестре Софии. — Если бы я мог сделать что-то для ее освобождения, тогда мне кажется, я страдал бы меньше, но невозможность помочь ей становится ужасной пыткой. […] Я не могу ничем больше заниматься, как думать о несчастьях благороднейшей из женщин. […] Если бы я мог умереть ради ее спасения! […] Нет мне прощенья, если она заточена в ужасную тюрьму».
Мадам де Сталь анонимно выпускает брошюру «Размышления женщины о процессе над королевой». Обращаясь к себе подобным, истинная дочь Некера прибегает ко лжи, которая производит на Марию-Антуанетту большое впечатление: «Приговор королевы будет бесполезным преступлением, и тем самым еще более унизительным. […] Защищайтесь, королева, если можете, Бог вам судья. Ступайте за своим ребенком, который вскоре сам станет мишенью для несчастья и неудачи и примет на себя все зло мира». Сталь отправила брошюрку Ферзену, который видел в ней лишь мудреное и ничего не значащее позерство.
