Вполне понятно, что окружающим не оставалось ничего иного, как повиноваться гению, и Геббельс стал усердно распространять эту мысль, очень важную для любого авторитарного государства и имевшую в Германии традиционно сильные корни; себя и других ближайших помощников фюрера он называл «всего лишь самыми послушными последователями» вождя. В этом он подавал пример массам, призывая их к полному отождествлению себя с Гитлером. Геббельс так и сказал в речи на праздновании своего дня рождения в 1935 году: «Мы, стоящие к фюреру ближе всех, признаем свое полное подчинение ему, и так же поступает любой немец, говоря: «Он был и остается для нас тем же, кем будет всегда: нашим фюрером!»
В последующие годы (в 1936–1939 годах) агрессивная и динамичная политика нацистов стала ключевым фактором в международных делах, и Геббельс в своих речах старался подчеркивать замечательный вклад фюрера в возрождение Германии как великой державы.
20 апреля 1936 года (очередной день рождения Гитлера, когда ему исполнилось 47 лет) наступило всего через несколько недель после драматических событий ремилитаризации Рейнской области. Когда нацисты совершили этот отчаянный шаг, Гитлер чувствовал себя очень неспокойно, а его военный министр, фельдмаршал Бломберг, просто не находил себе места. И все же оценка ситуации, данная Гитлером, оказалась правильной. Франция была не готова действовать на свой страх и риск, а Британия не имела возможности ей помочь, да и на разделяла ее беспокойства по поводу событий.
Когда кризис закончился, Гитлер сказал в своей речи в Мюнхене слова, ставшие знаменательными: «Меня ведет Провидение по пути, назначенному свыше, и я только слепо следую за ним с уверенностью лунатика, проходящего по крыше!» Прошедшие события произвели глубокое впечатление на всех немцев, даже на тех, кто был настроен критически по отношению к нацистам. Приветственная речь Геббельса по случаю дня рождения фюрера прозвучала на фоне «триумфального обретения нацией уверенности в себе», и министр пропаганды не подкачал. Ему даже не потребовалось слишком и увеличивать значение случившегося, когда он говорил, что «нация стала единой как никогда» благодаря человеку, выступившему как «символ возрождения Германии и укрепления государства». Ошеломляющий успех фюрера позволил Геббельсу хвастливо заявить, что «никогда в истории еще не было человека, соединившего в своей личности уверенность и коллективный ум целой нации!»
Теперь Гитлера можно было смело сравнивать и с «одинокой скалой в океане повседневности», и с «титаном, стоически выносящим на своих плечах растущее бремя трудов, забот и ответственности». И когда фюрер объявил, что вернет Германии статус мировой державы, Геббельс обнаружил в нем редкую комбинацию замечательных качеств: простоту поведения, тесно переплетенную с монументальным характером исторического деятеля; великодушие и благородство в сочетании с твердостью характера. Геббельс сформулировал это так: «Он не просто называется «фюрером» — он и есть настоящий Фюрер — вождь нации!» В речах Геббельса отчетливо зазвучала нота религиозного поклонения Вождю, подчеркивающая и освящающая полное принятие народом методов и целей фюрера.
После «Рейнского кризиса» правительство провело референдум, призванный показать, что народ одобряет смелую акцию своего вождя. Накануне голосования, 27 марта, Гитлер выступил в Кельне по радио с обращением к нации. Эта речь, по словам Геббельса, произвела огромное впечатление, о котором он поведал в духе религиозной проповеди: «Мы почувствовали, что вся Германия как будто собралась в одной огромной церкви, объединившей людей всех классов и убеждений, а оратор явился перед престолом Всевышнего, чтобы рассказать о своих целях и просить Его милости и защиты на будущее, остающееся пока неясным и непредсказуемым. Мы наблюдали, как многие суровые и сильные люди, преодолевшие много опасностей, пролили слезы при последних словах речи фюрера».
Геббельс представил это массовое поклонение как религиозное явление: «Это религия, в самом глубоком и таинственном значении этого слова. Нация проявила свою веру в Бога, показав, что верит его посланнику и вручает свою судьбу в его руки».
Потом, после речи в Кельне, Гитлер ехал вместе с Геббельсом в поезде, через Рур в Берлин, и тысячи людей встречали их на станциях по всему пути. «Фюрер молча сидел у окна в своем купе, — рассказывал Геббельс с сентиментальным надрывом, — он ехал по своей стране, видел свой народ и испытывал счастливое чувство покоя и безопасности, находясь у сердца нации». Так единство вождя и нации стало полным.
Прошел еще год, за который не случилось никаких драматических событий, помогавших обычно «главному пропагандисту» подновлять «миф о фюрере». В 1937 году на политическом горизонте было чисто и никаких сюрпризов не ожидалось. Поэтому в новой речи ко дню рождения фюрера Геббельс пустился в воспоминания и общие рассуждения, вспомнив выступление Гитлера 8 ноября 1936 года на встрече с «партийной гвардией» в Мюнхене. Гитлер рассказал тогда, какие трудности ему пришлось преодолеть, чтобы вернуть Германии безопасность и свободу, добавив, что теперь его труды уже продвинулись настолько далеко, что он впервые в жизни может без опасений заглянуть в будущее. Геббельс использовал свой любимый прием «крупного плана», чтобы приблизить фюрера к народу. Это был, по его словам, один из тех редких случаев, когда фюрер «открывает нации свое сердце, чтобы люди могли заглянуть в его духовную жизнь». Благодаря этому «каждый немец получил возможность поучаствовать в решении великой исторической задачи, с которой фюрер справляется в одиночку, опираясь только на собственные силы, и это неудивительно: ведь он мгновенно схватывает существо любого дела и обладает феноменальной памятью; например, он знает Берлин лучше берлинца! Это необыкновенный человек, специалист во всех областях и знаток многих специальных вопросов, и он знает, как с толком распорядиться своими знаниями!»
К следующему дню рождения Гитлера, отмечавшемуся в в апреле 1938 года, только что был успешно осуществлен «аншлюс» Австрии, и легкость, с которой он был проделан, еще больше повысила престиж фюрера и дома и за границей. Геббельс, возбужденный и ликующий, сделал из своего радиообращения 19 апреля 1938 года настоящее драматическое представление. Это был рассказ о «громадном успехе», и каждое слово в нем стояло в превосходной степени: «Самая несчастная нация на Западе теперь стала самой счастливой, — объявил оратор, излучавший чувства самодовольства и превосходства. — В нашем обширном отечестве нет ни одного немца, который пожелал бы быть человеком другой нации или гражданином другой страны. Под благословенной рукой фюрера воплотилась в жизнь мечта всякого доброго германца: великий народ объединился в одной свободной и сильной империи!» Драматическим моментом речи стало воспроизведение выкриков австрийцев, приветствовавших вступление немецких войск: «Благодарим тебя, фюрер!»
Геббельс пролил слезы умиления по поводу радости фюрера, родившегося в Австрии и теперь, наконец, включившего свою страну в Великий рейх. Он вспомнил, как был перед этим вместе с Гитлером в Оберзальцберге, и немцы из всех областей рейха «приходили к фюреру, чтобы выразить ему свое уважение. Было трогательно увидеть среди них делегатов от Австрии, тогда еще независимой. Они мало говорили, просто смотрели на фюрера в глубоком молчании. Они даже не могли отвечать на его вопросы, заливаясь слезами. В эти трогательные минуты мы поняли по лицу фюрера, как близко к сердцу принимает он горе своего народа, как глубоко он страдает за свою родину».
Потом Геббельс напомнил о действиях фюрера в дни «австрийского кризиса» и о том, как резко он реагировал на «предательскую речь канцлера Австрии Шушнига, когда тот осмелился объявить референдум — какая невообразимая наглость! В тот момент лицо фюрера отразило священный гнев и божественную ярость! Это трусливое предательство потрясло его до глубины души!» Гитлер предвидел две возможности: «Либо Шушнигу снова удается оправдать в глазах мирового общества свою кровавую систему, проведя очередные мошеннические выборы, либо народ поднимется на борьбу за свои права и сметет его режим!» Затем последовал призыв о помощи со стороны австрийских нацистов, и немецкие войска получили приказ — выступить! «Через несколько часов знамя со свастикой уже развевалось над Веной!» Как всегда в таких случаях, Геббельс переходит на религиозный язык: «Никто из нас не скрывал своих слез, когда в полночь мы впервые услышали «Песню Хорста Весселя», передаваемую радио Вены! Час спасения наступил!» Нацисты праздновали «счастливый конец», когда «время величайшей опасности» сменилось «временем величайшего триумфа».