Первая статья была написана в тоне спокойного убеждения; автор втолковывал читателям, что Гитлер — никакой не демагог и не подстрекатель, способный только «драть глотку» в оппозиции, а дальновидный стратег и преобразователь, видящий главную цель в достижении единства германском нации, т. е. государственный человек по самой своей сути. Для такого деятеля, объяснял Геббельс, народ — это сырой материал, из которого он создает замечательные творения политического искусства; «Гитлер — это истинный политик, который смотрит на людей, как скульптор — на необработанный мрамор. И так же, как скульптор, он творит свои произведения, формируя из массы людей — нацию. В век всеобщего вырождения он сумел вдохнуть в народ новую веру и волю к созданию нового государства, несущего людям радость».
Написать вторую статью было, наверное, даже труднее, потому что аргументы такого рода (о «человечности» Гитлера) уже широко использовали многие нацистские писатели и ораторы, но Геббельс и здесь сумел внести свой собственный новый вклад. Он напомнил о карикатурах на Гитлера, ходивших среди его противников, и ловко противопоставил им рассказ о том, какой он «на самом деле». Геббельс, нисколько не смущаясь, признал, что «бессовестные враги» фюрера представляют Гитлера «угрюмым и некультурным человеком, бесчувственным грубияном, полагающимся только на грубую силу; тираном в отношениях с подчиненными; посредственным актером, репетирующим свои речи перед зеркалом; обжорой и распутником; другом капиталистов и врагом трудящихся». Но на самом деле Гитлер — совсем не такой! По образованию и природным склонностям он — артист, архитектор к художник, которого несчастья, выпавшие на долю всего германского народа, заставили обратиться к политике. О, эта злополучная дата — 9 ноября 1918 года, день провозглашения «гнилой» Веймарской республики! Короче говоря, Гитлер — это воплощенная доброта, и один из главных стимулов его политической деятельности — желание сделать так, чтобы «невинные германские дети увидели новую жизнь в своем отечестве, лучшую, чем жалкая судьба, выпавшая на долю их отцов и матерей!»
Для тех, кого все-таки не тронули эти прочувствованные аргументы, берущие прямо за душу, и у кого еще остались сомнения в сверхчеловеческих способностях Гитлера, Геббельс особо пояснил, что «Адольф Гитлер требует власти для себя, чтобы иметь возможность воплотить свои политические идеи, но он ни в коем случае не желает гражданской войны и анархии — напротив, он хочет исключить навсегда из жизни общества эти опасные явления, установив твердую власть и порядок.
Гитлер был представлен противником позерства и приукрашивания действительности, правдивым и естественным в речах и поступках; человеком, который лучше промолчит, чем скажет слово, в которое не верит. Что же касается выдумок о его излишествах в еде и питье, то он не только не притрагивается к алкоголю, но даже и не курит и к тому же является вегетарианцем. Ну, а уж когда говорят, что Гитлер — тиран, то это просто жалкая клевета, о которой не стоит и рассуждать: ведь этот скромный человек даже не призывает других быть такими же воздержанными в своих потребностях, как он сам!
«Если хотите знать правду, то Гитлер — хороший товарищ; с подчиненными обращается по-дружески; выступая на предвыборных митингах, он проехал на автомобиле всю страну, и все видели, какой это добродушный и компанейский человек. Отправляясь в поездку, он клал в карманы коробки из-под сигарет, наполненные мелкими деньгами, а потом останавливался по пути, чтобы переброситься парой слов с прохожими, даже с бродягами. В заключение беседы бродяги получали бумажку в 2–3 марки, и только тогда до них доходило, что им довелось пообщаться с самим фюрером!»
Эта трогательная история показывала, что Адольф Гитлер — «человек, который любит и уважает всех людей, а не только политиков!» Геббельс хотел, чтобы она дошла до всех простых людей, неискушенных в политике: пусть они увидят в Гитлере не только вождя, но и «отца нации»!
Один мыслитель сказал, что «вождь может относиться к массам по-разному: как отец, как товарищ, как деспот и даже как полубог». В современных государствах, где правят диктаторы (узурпировавшие власть, как Цезарь, или получившие ее на выборах), редко применяется деспотическая форма правления; предпочтение отдается «отеческим» или «товарищеским» отношениям или же позиции «полубога». Геббельс разбирался в таких вещах и в последующие двенадцать лет после прихода Гитлера к власти затратил массу усилий и проявил невиданную ловкость, чтобы добиться полного одобрения народом установленного в стране культа фюрера.
2. В период 1933–1939 годов
После прихода нацистов к власти Геббельс удвоил и утроил усилия по возвеличиванию фюрера как национального символа. В стране провели так называемую «координацию», т. е. запретили профсоюзы и все политические партии, кроме нацистской; ввиду этого потребовалось завоевать доверие людей, относившихся к нацистам с безразличием и даже враждебно. С этой целью Геббельс опубликовал свои так называемые «Заметки из дневника», охватывающие период с 1932 по 1933 год, в которых задался целью показать, с какой «подсознательной уверенностью» и безошибочным чутьем прошел фюрер трудный путь к власти, проведя за собой партию; как он остался стойким и невредимым, несмотря на все опасности и угрозы. «Только он, он один никогда не ошибался!» — вещал Геббельс. Новый канцлер никогда не позволял себе быть обманутым или соблазниться мнимыми преимуществами момента: «Это истинный слуга Господа, творящий справедливость и выполняющий свою историческую миссию, действительно великую — в подлинном смысле этого слова!»
В следующие десять лет Геббельс настойчиво и на разные лады проводил эту мысль о непогрешимости фюрера, его проницательности и принципиальности. В поздравлении ко дню рождения Гитлера, первом после того, как он стал канцлером, новоявленный министр пропаганды снова подчеркнул обаяние и человечность фюрера, используя прием «наивного восхищения», в котором, однако, проглядывал цинизм: «Сегодня все газеты полны приветствий в адрес рейхсканцлера Адольфа Гитлера. Они, конечно, различаются между собой в зависимости от характера и позиции издания, но все согласны в одном: Гитлер — фигура крупного калибра, человек, уже сумевший решить великую историческую задачу и стоящий перед еще более грандиозными свершениями. Это государственный деятель особого типа, не часто встречающегося в истории Германии; он уже заслужил уважение и любовь, а главное — понимание громадного большинства народа!» Все же тема всеобщего восхищения нации своим вождем показалась Геббельсу несколько преждевременной, и он перешел к традиционным формам восхваления, использовав традиционное и беспроигрышное сравнение с Бисмарком: «Недоброжелатели и скептики уже убедились, что Гитлер взял в свои руки дело, начатое Бисмарком, и полон решимости довести его до конца!»
Национал-социализм утвердился в Германии, и возник большой наплыв людей, желавших вступить в нацистскую партию. Геббельс, наблюдавший за этим явлением со смешанным чувством удовлетворения и презрения, заявил о праве тысяч старых членов партии на особую близость к фюреру: «Пусть те, кто еще несколько месяцев назад находились в лагере наших противников и, вполне возможно, клеветали на фюрера, теперь изливают потоки неискреннего красноречия, прославляя его. Адольф Гитлер не любит фальши и ценит преданность своих верных старых друзей и соратников!»
Впрочем, было, может быть, и неплохо то, что новички не знали Гитлера как следует. Миллионы новообращенных видели его только издали и верили, что он и есть символ лучшего будущего. Тем более было необходимо убедить массы в том, что он — такой же «человек среди людей», друг своих последователей, покровитель способных и талантливых. Создавая «миф о Гитлере», рисуя своего вождя крупным планом, Геббельс взял на себя труд доказать, что Гитлер выделяется своей близостью к народу среди других выдающихся людей. «Обычно, — объяснял он, — великие люди, наблюдаемые с некоторого расстояния, теряют свое обаяние, когда с ними знакомишься поближе; но с Гитлером все обстоит как раз наоборот: чем дольше его знаешь, тем больше ценишь и любишь его и тем больше хочется быть похожим на него!»