Земной путь предполагал продвижение по Виа Эгнатии и, следовательно, пересечение Македонии. В последний раз Павел спускался в Александрийский порт в Троаде и садился в одну из небольших лодок, идущих в плавание до Неаполя. Около Пятнадцати лет прошло со времени открытия им Европы… Без сомнения, именно теперь, в Троаде, он оставил свою дорожную одежду и книги на хранение Карпу: либо чтобы облегчить свой багаж, так как ему предстояло, как он и предчувствовал, долго и утомительно идти пешком, либо в залог, чтобы иметь с собой хоть немного денег[1113]. Ибо тогда, кажется, первый раз в своей жизни, Павел узнал на опыте, что такое одиночество и крайняя нужда. Он выразил это в длинной жалобе, во Втором послании к Тимофею, которая перекликается с абсолютно подлинным письмом — Посланием к Филиппийцам [1114]. Довод ли это, кроме прочих, чтобы датировать текст временем последнего заключения в Риме — свидетельство апостола, что он не нашел лучшей поддержки и Филиппах, когда был там в узах? [1115] В конце последнего путешествия — опять преторианская казарма, и на этот раз — явка перед префектом претория, чьи полномочия распространялись теперь на поддержание общественного порядка и общественного мнения. Он должен был все знать о преступлениях, совершенных в Азии, вдали от Рима на расстоянии ста миль. Тигеллин, имеющий зловещую репутацию, сменил Бурра в 62 году[1116]. Положение в Риме, действительно, очень сильно изменилось с 58 года. Нерон торжественно провозгласил монархию и сделал свою персону священной, по примеру восточных властителей: он был «бог Нерон». Кроме того, начиная с 62 года вступил в силу закон его величества о наказании за какие-либо агрессивные действия против императора, ставший экстенсивным законом[1117] аспект majestas заключался, в частности, в том, чтобы не нашелся новый объект для идолопоклонства. Все должно быть связано с богом-императором, чьи артистические выступления сами теперь являлись предметом поклонения. Именно воспользовавшись этим законом можно было принять и составить обвинение против Павла. На самом деле не существовало закона, который назвал бы новую религию запретной, и христиане, как таковые, еще не преследовались [1118], хотя общественные власти уже умели отличать их от иудеев, чего не было в 58–59 годах[1119]. Согласно этому закону Павел, противостоящий Тигеллину, тем самым противостоял Нерону[1120]. Если судить об этом процессе по романическому рассказу одного философа, написанному в 66 году, имперский суд искал, главным образом, письменное доказательство преступления. Допрос протоколировался и велся на предмет удостоверения личности и статуса, а затем коснулся вопросов по поводу обвинения в такой деятельности, как изгнание духов и пророчествование. Во время этого prima actio Павел защищался успешно [1121]. Суд заявил о невозможности вынести решение и потребовал дополнительного расследования. Но обвинения, предъявленные апостолу, оказали пагубное действие на группу окружавших его последователей: в ней произошел раскол. Второе послание к Тимофею представляет список потерь и изгнаний. Тит покинул Италию и отправился в Далматию, совсем рядом; Димас и, конечно, Крискент предпочли отправиться в свои родные края — в Азию. С Павлом остались только Онисифор, лекарь Лука и Тихик — его постоянный посыльный, которого Павел сразу отправил в Ефес, чтобы он привел Тимофея и Марка[1122]. Небольшая группа еще поддерживающих его почти полностью состояла из восточных людей, говоривших на латинском, и была не характерна для иудейских обществ Рима и даже для последователей Павла; возможно, это были рабы и вольноотпущенники императорского дома? [1123] Это рассеяние было неудивительным в римской атмосфере 62–68 годов, когда стражи порядка преследовали мятежные группировки и стремились уничтожать их любыми методами. Религиозные и философские общества распадались сразу, как только оказывались «под прицелом»; подстрекательство к доносам вызвало панику, и отступникам уже не было числа как среди христиан в 64 году, так и в философских школах в 64–65 годах[1124]. Некоторые платили за свою свободу тем, что отказывались от всякой активной деятельности — таким был, по-видимому, случай Димаса[1125]; другие, не совестясь, удручали наставника своей алчностью и ревностью[1126]. Покинутый апостол или гонимый философ? Итак, появился ли Павел в Риме, как глава некой секты, которую могли приравнивать к какой-нибудь философской школе? Во всяком случае, именно такой образ сохранило древнейшее римское предание — образ апостола-философа. На самом деле биографические романы о Павле мало говорят о его апостольском проповедовании в римский период. В азиатском варианте романа о Павле присутствует лишь одна фраза о проповедовании Павла за городом (Римом), на риге (крытое гумно). Западная версия написанной на латинском языке книги «Деяния Петра» немного расширяет эту тему, упоминая о домашней церкви, церкви Наркисса, где принимали Павла, затем церкви Петра, приписывая при этом Павлу миссию наставления на верный путь римских христиан, которых первые проповедники склоняли к иудаизму [1127]. Но романы никогда не представляли апостолов в действительном обоюдном сотрудничестве, оставляя Павлу лишь общественную и весьма второстепенную роль: он покинул Рим в то время, как Петр начал здесь проповедовать[1128]; при столкновении Петра и чародея Симона, который был контрапостолом[1129]. Павел отсутствовал, его подавила репутация этого шарлатана[1130]; место проповедника в римской миссии занял именно Петр. Романическая картина совместной деятельности двух апостолов в Риме времен Нерона находит подтверждение в автопортрете самого римского христианства сотых годов: оно оказалось гораздо более верным иудейским традициям, чем обращенные Павла, сохранив завещанные иудаизмом культурные ориентиры во всей совокупности; исходя из того, как оно сочетало левитское наследие с действительным уважением римского порядка и искренним желанием найти подход к язычникам, его по праву можно считать детищем «апостола умеренного пути», каким «Деяния апостолов» описывают Петра [1131]. «Возлюбленный брат» Петра всегда упоминался на втором плане [1132]. Он оставил в памяти поколений римских христиан воспоминание о себе как о «мудреце», «учителе справедливости», опытном толкователе Писаний [1133]. Климент Римский, который писал о Павле в девяностые годы и который, должно быть, знал Павла, представляет его популярным философом и «глашатаем»: а идеальный философ не является ли глашатаем божественного?[1134] Эту свойственную Павлу притягательную силу, которая заключалась в умении сочетать веру и философию, «Деяния апостолов» отображают весьма сдержанно, но в последних писаниях павловской миссии, где образ «апостола-глашатая» берет верх над образом «апостола» и «толкователя», она весьма ощутима. Позже, в третьем веке, Павла начинают превозносить, фабрикуя подложную переписку между Сенекой и Павлом[1135]. На самом деле еще с Ефеса, Павел имел репутацию и значимость одного из мудрецов, одного из тех наставников мысли, которым благоволили греки [1136]. А позднее его значимость в развитии римского христианства основывалась только на интеллектуальном влиянии, благодаря которому здесь получили распространение мысли, выражавшиеся с умеренностью, исключающей всякую полемику. Эти идеи проникли и в окружение Петра через принявших эстафету Марка и Силу, принадлежавших (возможно, и не всегда) к обеим группам[1137]. Павел признавал особый авторитет Петра, как апостола, принявшего слово непосредственно от Иисуса[1138]. Так же и группа Петра признала основы павловского учения. вернуться 2 Тим., 4, 13; это было совершенно в порядке вещей в античном путешествии; смотри Ж.-М. Андрэ и М.-Ф. Басле. «Путешествие, туризм и курортная жизнь в греко-римской Древности». вернуться Фил., 2, 25 — о его материальных трудностях; и 2, 20 — о его одиночестве (близко к 2 Тим., 4, 9, 11 и 16). Два послания свидетельствуют о той же, несколько чрезмерной вере в скорейшее освобождение (Фил., 1, 19–25, и 2 Тим., 4, 17–18) и развивают одну и ту же тему: что суд послужил трибуной апостолу (Фил., 1, 3, и 2 Тим., 4, 17). Последний аргумент в пользу того, чтобы отнести Послание к Филиппийцам ко времени последнего заключения в Риме, основывается на факте, что апостол, планируя встречу после разлуки, не говорит о «визите», но о «возвращении», что предполагает «путь» в Рим земной дорогой, R. Е. Brown. «Антиохия и Рим». Париж, 1988, 229–231, не увидел этого, хотя так же поддерживает гипотезу (имея другие аргументы) римского заключения, что подтверждал во втором столетии Маркион. вернуться Это воспроизведение последнего путешествия Павла в узах опирается также на свидетельство Поликарпа из Смирны — достаточно старого, чтобы предположить, что он мог знать апостольское поколение — в Письме к Филиппийцам, которое приводит Евсевий. «Церковная история», 3, 36, 13. Поликарп упоминает для филиппийцев всех тех, кого они видели в узах на дороге в Рим: Игнатия, Руфа, Зосима и самого Павла. Сам апостол говорит о своих узах только в Фил., 1, 13, 14, 17, если исключить 2 Тим., 1, 6, аутентичность которого спорна. Узы в Ефесе, о которых говорится в Филим. и Кол., были менее суровы. вернуться Тацит. «Летописи», 14, 48 и 50–51. Дион Кассий, 59, 4 и 60, 3, и Ulpien. Off. Proc. Leg. Coll., 14, 3 (второй век), но об этой передаче полномочий уже было засвидетельствовано в конце царствования Нерона Тацитом, 15, 58 и 51, для которого допросы, проводимые Нероном, ассоциировались с допросами Тигеллина. Так, это Тигеллин расследовал случай киликийского философа, арестованного в Риме, смотри: Филострат, V. Ар., 4, 44. вернуться Только начиная с царствования Траяна, рескрипт которого будет пользоваться авторитетом: смотри Плин. Младший. <Письма», 10, 97. «Anstitutum Neromaum», Tertullien, «Деяния Павла», 11,2 — вымысел христиан второго столетия, принимающий во внимание всех, по каким-либо причинам умерших христиан во врем# правления Нерона; смотри J. Zeiller. «Institutum Neronianum» — «Закон призрак или реальность?», Rev. Hist. Ecclesiastique, 50, 1955, 393–405. вернуться Знаменитый текст Тацита «Летописи», 15, 44 (по поводу пожара в Риме в 64 году); смотри: Е. М. Smallwood, «The Jews under Roman Rule». Leyde, 1976, 217–219. вернуться 2 Тим., 4, 16–17. Выражение «я избавился из львиных челюстей» воспринимается большинством комментатаров в метафорическом смысле, по примеру Псалмов Ветхого Завета (смотри: J. М. S. Toynbee, «Животные в римской жизни и искусстве». Лондон, 1973, 67), несмотря на толкования Евсевия. «Церковная история», 22, 22, 4. Все-таки нельзя забывать, что интеллектуальное противопоставление обозначает обычно Нерона, как «хищника», особенно в литературном жанре диатрибы, столь близкой Павлу (смотри диатрибу Аполлония у Филострата. V. Ар., 4, 36 и 38); сравнение идет, начиная с описания тирана Платоном, Rep., 9, 12, 588. Нерон недвусмысленно обозначен фигурой, ответственнай за смерть Павла, только в более позднюю эпоху: Климент Римский не указывает на него, Климент Александрийский (второй век) «Stromates», 7, 106, 4, относит смерть апостола в Риме ко времени царствования Нерона, но не говорит о его мученичестве; только Ориген Александрийский, в следующем поколении, после своего путешествия в Рим уточнит, что Павел «умер мучеником в Риме при Нероне» (источник — Евсевий. «Церковная история», 3, 1, 1–3); роль императора раскрыта в апокрифических писаниях, начиная со второго века — Деяния Павла, 11, 3–4 (окончание утеряно). О действительном участии Нерона в этих экстраординарных расследованиях смотри: Суэтон. «Нерон», 18. вернуться 2 Тим., 4, 17, близко, возможно, к Фил., 1, 13–13. Сравни с Филостратом, V Ар, 4, 44. вернуться 2 Тим., 4, 10–12 и 21 (неизвестно, дошел ли Крискент до Галатии или ближе, до «Галлов»: манускрипты расходятся). Об отступничестве в группах под предлогом ностальгии в 55–66 году смотри: Филострат, V. Ар., 4, 37. вернуться 2 Тим., 4, 21: греческое имя Еввул (Euboulos) и три латинских имени Лин (Linus), Клавдия (Claudia) и Пуд (Pudens); близко к Фил., 4, 22, где среди христиан из окружения апостола упоминаются «люди из кесарева дома». Однако этого аргумента недостаточно, чтобы отнести Послание к Филиппийцам ко времени римского заключения, так как имперские вольноотпущенники выполняли миссии или занимали должности в провинциях, в частности, в Ефесе. вернуться Свидетельство Тацита. «Летописи», 15, 44 (христиане во время пожара 64 года); 15, 45; 16, 26 и 32 (в стоических кругах в 66 году), приведено Филостратом, V. Ар., 4, 37 (процесс философов в 65–66 годах: с наставником оставались, когда он вошел в Рим, только восемь последователей из 34). вернуться 2Тим.,4, 10, определяет его отступничество возвращением к мирской жизни: близко к Тациту, «Летописи», 15, 33 (стоик в 66 году). вернуться Тацит. «Летописи», 16, 32 (в группе стоиков в 66 году). «Ревность и зависть» между христианами также были отмечены Климентом (1 Климент, 5 и 6), что несколькими годами позже подтвердит римский магистрат, Плин Младший, «Письма», 10, 96. вернуться Деяния Павла, 10, 1 (начало мученичества). Деяния Петра (Деяния Версея), 3, 1 (спор с иудейскими толковниками в отношении субботы, иудейского календаря, обрезания) и 3, 3. вернуться Деяния Петра, 2, 1–3 (Деяния Версея), во втором веке. Тема сотрудничества появится только в последующем развитии, начиная с пятого века («Страсти Петра и Павла», псевдо-Маркелия, «Деяния Петра и Павла»). вернуться Смотри разъяснения Р. Е. Брауна. «Антиохия и Рим». Париж, 1988, 250–254. Этот персонаж — возможно, воспоминание о самаритянской миссии (Евсевий, 2, 13, 2–5, приводя Юстина). вернуться Деяния Петра, 2, 2, 4, подчеркивают отсутствие Павла и отсутствие Тимофея, посланного в Македонию. вернуться Смотри замечательное свидетельство Р. Е. Брауна, «Антиохия и Рим», который исследует все тексты, упоминающие прямо или косвенно о Римской Церкви поколение за поколением. вернуться Выражение из 2 Пет.,3,15 (послание написано в конце первого столетия или в начале второго либо в Риме, либо в Малой Азии). О старшинстве Петра — 1 Климент, 5, 2–7 (около 90 г.), Игнатий, Рим., 4, 3 (около 110 г.), Иреней, Adv. Haereses, 3, 3, 2 (конец второго века), Ориген, Comm. Jean, 1, 25, 163 (начало третьего века), и все апокрифические писания. вернуться 2 Пет., 3, 15; 1 Климент, 5, 2, 6: выражение «учитель справедливости» — обычно для иудейских эллинистических писаний (Siracide, 24, 32; Dan., 12, 13). вернуться 1 Климент, 5, 2, 6, близко к Эпиктету, «Беседы», 111, 22, 69, и Dion de Pruse, 11, 18. Климент Римский, кажется, был весьма эллинизированным иудеем, который охотно посещал общественные места, где собирались иудеи и стоики (смотри Л. Сандерс. «Эллинизм святого Климента Римского и паулинизм. Восхваление святого Павла», Studia hellenistica, 2. Louvain, 1943). вернуться Деян., 28, 31: «Благовестник Царства Божиего». 1 Тим., 2, 7: «Проповедник, апостол, толкователь»; 2 Тим., 1, И: «Проповедник, апостол, учитель». О переписке между Сенекой и Павлом смотри «New Testament Apocrypha», И, 135–141. вернуться Об этих двух служителях упоминалось по поводу их взаимных связей с обеими группами, связей, напоминающих те, что установились между Петром и Павлом, 1 Пет., 5, 12 и 13 — Послание написано либо около 65 года (прямое свидетельство), либо около 85 года (следующее поколение). Об общих темах и выражениях этого Послания и Посланий к Римлянам смотри: Р. Е. Браун. «Антиохия и Рим», 172–178 |
