Других обращенных Павлом ефесян труднее причислить к какой-либо социальной группе. Тут были еще путешественники, как Епафрас из Колосс: его имя в уменьшительной форме (от Епафродит) не много говорит нам о нем… Подобная антропонимика совсем не свойственна чисто греческому обществу и скорее относится к среде вольноотпущенников. Тем не менее нельзя исключать, что его так называли в узком кругу и только друзья[741]. Тихик и Трофим — два других известных нам имени, похоже, указывают на скромное происхождение их владельцев, хотя те не были исключительно подневольными: Тихик — «Удачливый» (это имя давали крайне редко) был зарегистрирован во Фригии как раб[742]; что касается Трофима — «Младенец» (гораздо более распространеннее имя), то его родителями были люди, воспитанные в иностранной семье: либо это были рабы, родившиеся в доме, либо отвергнутые, но потом возвращенные в дом дети, которых собирались сделать прислугой[743]. Случай вполне заурядный, но были известны люди с именем Трофим, получившие классическое образование.

Не имея возможности утверждать что-либо более точно, можно сказать, что ефесская группа, собранная Павлом во время этой миссии, была весьма разнородной.

Так же как в Македонии и Центральной Греции во время второго путешествия Павла, его проповедование начало распространяться благодаря первым обращенным по всей долине Меандрии и долине Ликии, которые, как и Виа Эгнатия, представляли собой очень оживленный коммерческий путь. Весьма деятельные общества распространились в этой местности до крайних восточных границ, в фригийских городах Колоссах, Иераполе и Лаодики[744]; города, расположенные ближе к морю (в том числе и Ефес), такие как Траллы и Меандрийская Магнезия, были евангелизированы только к концу первого столетия[745].

Таким образом, ефесские последователи Павла шли не от центра к перефирии, а скорее «в обратном направлении», начиная с более отдаленных регионов — огромного эгейского порта, приблизительно в двухстах километрах от Ефеса. Нужно ли этому удивляться, если вспомнить о симпатии Павла к этой среде? Речь идет о населении, поглощенном производством шерсти высочайшего качества и работой с текстилем, а также широкой торговлей им, чем, несомненно, занималась и семья Павла. От путешествия к путешествию апостол активно внедрялся в подобные группы и проявлял как семейное, так и профессиональное единомыслие. Образ Епафраса из Колосс — города, который добился процветания благодаря качеству своей черной шерсти, вероятно, должен был не слишком отличаться от образа Лидии, торгующей бархатом и одобрившей первую миссию в Македонии; к тому же эта женщина смогла оказать необходимую помощь, так как она была уроженкой Фиатиры Лидийской — довольно близкого района, где производили бархат, совсем как в Иераполе — района, поддерживающего религиозные связи с фригийскими городами и знаменитого своими водами и красильным мастерством[746]. Миссия Павла разворачивалась на очень ограниченном пространстве, в узком обществе.

Жители Колосс были так же многоязычны, как Павел: в городе говорили на греческом языке, на лидийском наречии (наречии областей Сардиса [747] и Фиатиры) и на писидийском наречии (наречие более ранних павловских Церквей) [748]. Это указывает, что все названные области активно сообщались друг с другом, поскольку в них развивался один и тот же вид деятельности. Профессиональные цеховые организации играли очень важную роль во всех сферах жизни, и здесь повседневно присутствовал тот идеал «сотрудничества», которому Павел был глубоко предан и который он стремился перенести в область церковную[749]. Такое положение вещей в значительной степени сложилось благодаря иудеям, которые укоренились на этом дорожном перекрестие уже более века назад[750]. Возможно, их религия подвергалась некоторому ессейскому и иоанновскому влияниям, которые развивали в этой среде склонность к дуализму («Сыны Света» и «Сыны Тьмы») и чувство изящного благодаря ангелологии [751] (учению об ангелах).

Во всяком случае, сподвижником миссии был обращенный язычник Епафрас из Колосс. Этот толкователь Закона (didaskalos), который имел вид путешествующего проповедника (вероятно, он путешествовал в профессиональных целях), не прекращая кружил между Колоссами, Лаодикией и Иераполем, а также Ефесом, куда он приходил, чтобы дать отчет Павлу и получить от него инструкции[752]. В некоторых местах Церкви организовывались, как домашние: в Лаодикии собрания проходили у Нимфана, впрочем, также и у знатного Филимона. Причем вся семья его — жена Апфика и Архипп, его сын или друг[753], и его рабы — участвовали в жизни церкви, но только на Архиппа во время пребывания Павла в Ефесе был возложен сан священника[754].

Тем не менее организация Церкви оставалась крайне централизованной: все восходило к Павлу и исходило от него. Регулярно Церкви наносили визиты личные посланники апостола более или менее высокого уровня, избираемые из его окружения: Онисим и Тихик вполне годились для роли курьеров, носивших письма [755], но для того, чтобы сдержать иудейскую контрмиссию, Павел отправил с визитом Марка [756].

Ефесские общества имели гораздо менее выраженный харизматический характер, чем общества Коринфа: здесь не пророчествовали, и проводимые литургии описаны как очень простые — «духовное» пение, гимны и псалмы… [757] Апостолы и пророки начала миссионерского движения окончательно стушевались перед «толкователями», вестниками («евангелистами») и «пастырями», которых впредь будет определять божественное призвание[758].

Воспользовавшись нужными адресами, деловыми и дружескими, Павел смог бы — это совершенно очевидно — продвинуть миссию еще дальше, потому что торговцы бархатом и текстилем проявляли себя очень энергично не только в Лидии, к северу от Ефеса, но также в Ми лите — к югу, где шерсть испокон веков славилась своей тонкостью и производство бархата, как достоверно известно, было налажено в рамках имперской монополии еще в 50-е годы[759]. Но мы располагаем точными свидетельствами того времени: группа Павла ограничивала свою деятельность только сторонами запад — восток, вдоль долины Меандрии и долины Ликии, имея твердое намерение не посягать на зону влияния иоанновских обществ. Павел остался верен соглашениям, достигнутым в результате переговоров в Иерусалиме, условием которых было признавать независимость каждого апостола и действовать по возможности в пределах собственных апостольских зон [760].

Как известно, иоанновское проповедование распространилось к северу от Ефеса, вдоль пути, где совершался основной круговорот, обеспечивающий всем необходимым Лидию и соединяющий главные культурные и коммерческие центры. Смирна — «земные и морские врата во все эти области»; Пергам — город, «родственный иудеям», знаменитым своими производственными предприятиями и медицинской школой; Фиатира — город текстильной промышленности; Сардис — караванный отрезок сухопутного тортового пути; Филадельфия — центр огромных имперских областей: наконец, Лаодикия Ликийская — коммерческий и банковский центр[761]. Весь этот регион был постепенно пройден, несмотря на то, что условия этой местности сильно отличались от тех, к которым привык Павел и его соратники. В действительности иоанновские Церкви находились под покровительством иудейских обществ, весьма древних и процветающих[762]. Иоанновское проповедование разворачивалось в иудейской среде. Миссия Павла также не обошлась без иудеев Азии — они были многочисленны в Ефесе и Лаодикии, равно как и в Иераноле и Трогиллии, — но миссия не имела целью направленно выискивать иудеев и не слишком привлекала их к своей деятельности [763]. Две апостольские зоны расширяясь приближались друг к другу и таким образом могли снова пересечься в Ефесе и Лаодикии[764].