Вскоре оказалось, что Канарис правильно оценил ситуацию. Уже через несколько дней из военного отдела немецкой разведки в Бухаресте пришло сообщение, что Моруцов арестован. После этого Канарис сразу отправился в Бухарест, чтобы ходатайствовать перед Антонеску за Моруцова. И опять-таки здесь проявилась его типичная черта: он всегда вступался за своих сотрудников и «деловых друзей», даже если они лично ему были несимпатичны. Он чувствовал себя обязанным, так как сотрудничество разведки с румынскими инстанциями по предотвращению вражеских попыток саботажа на нефтяных источниках и нефтеперерабатывающих заводах относились к самым успешным делам разведки, и Моруцов, как уже говорилось, постоянно проявлял здесь свою лояльность. Антонеску принял начальника немецкой разведки. Тот объяснил ему, что Германия проявляет живой интерес к судьбе Моруцова. Антонеску заверил Канариса, что с Моруцовым ничего не случится. Канарис, успокоенный, вернулся в Берлин. Но уже короткое время спустя пришло известие, что Моруцов был зверски убит, по всей видимости, сотрудниками «железной гвардии». Канарис был возмущен этим. Антонеску нарушил данное слово. Канарис заявил своим ближайшим сотрудникам: «С Антонеску я не хочу больше иметь ничего общего». Этим объясняется, почему Канарис в последующее время не поддерживал с главой румынского правительства никаких личных отношений, в то время как многие руководящие деятели в других, независимых от Гитлера странах Восточной и Юго-Восточной Европы обычно часто обращались к начальнику немецкой разведки за советом или помощью.

Для охраны судоходства по Дунаю венский батальон Бранденбургского полка создал очень разветвленную организацию; на всех кораблях, совершавших рейсы по Дунаю, а также на постоянных причалах находились люди, замаскированные под моряков или служащих порта, которые должны были заботиться о том, чтобы в результате саботажа противника не было никаких нарушений в движении судов, имевших жизненно важное значение для транспортировки нефти, а также подвоза зерна и других продуктов.

Давайте вернемся к общему положению, как оно выглядело в глазах Канариса накануне 1940 г. Окончательное решение о наступлении на запад все еще не было принято. Назначались все новые сроки, за которыми следовали новые отсрочки; однако Канарис не сомневался, что однажды Гитлер окончательно решится на прыжок, если прежде не положить конец его авантюрам. Возможности для этого были, на его взгляд, очень маленькими. Однако разработка планов государственного переворота, который был бы осуществлен при содействии вермахта, продолжалась. Одновременно предпринимались усилия найти с помощью Ватикана возможности заключения мира на приемлемых условиях между «порядочной» Германией и Великобританией и Францией. Еще во время польской кампании началось зондирование почвы, предпринятое в Риме баварским политиком доктором Йозефом Мюллером по заданию генерал-полковника Бека; это привело к мирным переговорам, которые тянулись с перерывами и под разными предлогами до 1943 года. Доктор Мюллер в звании подполковника был формально прикомандирован к мюнхенскому отделению разведки, однако по службе подчинялся непосредственно Канарису и Остеру. Его миссия основывалась на надеждах, которые Бек, Канарис и Остер — все трое протестанты — возлагали на папу, который находился в Берлине в качестве нунция. После того как папа согласился выступить в роли посредника и британское правительство через Ватикан изъявило свою готовность, начались конкретные переговоры об условиях мира, причем устранение национал-социалистического режима с самого начала предполагалось как само собой разумеющееся. Канарис держался на заднем плане, что было характерным для его поведения в то время. Во время визитов доктора Мюллера в Берлин он никогда не обсуждал с ним отдельные условия заключения мира, но старался быть в курсе всех дел, просматривал отчеты, предназначенные для Бека.

Результаты переговоров были обобщены в так называемом докладе, который через генерала Томаса был представлен Гальдеру, а от него Браухичу. Однако тот не сделал из него выводов, которых ожидала оппозиция, а заявил, что речь идет о борьбе мировоззрений, которая не может закончиться посредством переговоров, а будет лишь разглашена. Этим заявлением главнокомандующий армией подтвердил скептическую оценку своей личности, которую дал Канарис. Для Канариса, по мнению которого надежды на свержение Гитлера и быстрое окончание войны уменьшились, первостепенной задачей стало противодействовать расширению войны.

Этой установкой Канариса объясняются описанные ниже события. В начале 1940 г. начались приготовления к походу на Норвегию. Идея получить опорные пункты на западном побережье Норвегии давно занимала руководство морского флота. Можно сказать, что после опыта Первой мировой войны такие попытки никогда не прекращались. В окружении генерал-адмирала Редера эту проблему рассматривали с чисто военной точки зрения, не ломая себе голову над ее политической стороной: для успешной оперативной войны на море необходимо выбраться из «мокрого треугольника» Северного моря и создать базы на побережье Атлантического океана. Напротив, вопрос об обеспечении перевозок руды водным путем из Нарвика играл, по мнению руководства морского флота, по всей видимости, только подчиненную роль, хотя можно было удачно использовать угрозу Британии относительно этой связи с тылом, жизненно важной для военного хозяйства Германии, чтобы обратить внимание Гитлера, который слабо разбирался в вопросах морской стратегии, и его сотрудников к интересам морского флота.

Сам Гитлер потом при случае рассказывал, что идея похода на Норвегию пришла ему в голову во время беседы с Видкуном Квислингом 14 декабря 1939 г. Утверждение Гитлера всегда нужно оценивать с осторожностью; то, что эта осторожность особенно необходима при обсуждении норвежской кампании, мы еще увидим. В любом случае интересно отметить, что Квислинг за два дня до своей аудиенции у Гитлера имел продолжительный разговор с Редером. Отсюда в кругу Канариса сложилось впечатление, что инициатива проведения операции «Учения на Везере» — под этим кодовым названием проводилась скандинавская авантюра — исходила не от Гитлера, а от руководства морского флота, но при этом выдвигался аргумент: «Нужно опередить англичан».

Во второй половине февраля был сформирован специальный штаб для проведения операции (верховное командование армии XXI), который получал указания непосредственно от штаба руководства вермахта. Это был первый случай, когда верховное командование армии, которое отрицательно относилось к планам похода на Норвегию (эту позицию укрепляли Канарис и Остер, используя имеющиеся в их распоряжении каналы), было практически отстранено от подготовки и непосредственного проведения операции, в которой должны были использоваться сильные соединения войск. В штабе армии, как и у руководства разведки, отрицательная позиция была основана на мнении, что норвежская операция — это безответственная и легкомысленная авантюра; ее провал мог повлечь за собой, несмотря на превосходство германского военно-воздушного флота, огромные ненужные человеческие потери и уничтожение значительных частей германских надводных сил в результате британских воздушных налетов.

Естественно, уже в интересах получения информации для кругов армии, стоящих в оппозиции, Канарис считал особенно важным следить за действиями специального штаба. Потому что штаб руководства вермахтом старался как можно меньше информировать о своих действиях верховное командование армией. Канарису удалось направить в спецштаб капитана 3-го ранга Франца Лидига в качестве представителя разведки. Лидиг как морской офицер был в спецштабе «вне подозрений», с другой стороны, он пользовался особым доверием Канариса. Они были знакомы еще со времени службы Канариса в должности адъютанта Носке. Затем в тридцатые годы (Лидиг тогда уже был штатским служащим) они снова встретились и постепенно сблизились. Отрицательное отношение Лидига к гитлеровскому режиму побудило Канариса принять его в разведку, где тот в годы накануне войны принадлежал к узкому кругу сотрудников Остера, разрабатывающих планы свержения режима. Лидиг смог в последующие недели подробно информировать Канариса о ходе приготовления к «Учениям на Везере». Для выполнения особых поручений он в различное время посещал Данию. В течение марта первоначальный план подвергся многочисленным изменениям. Среди сотрудников специального штаба не было единого мнения. Сам Гитлер много раз колебался в своем решении начать наступление. Впрочем, вначале предполагалось не трогать Данию. Включение ее некоторое время спустя в операцию произошло по настоянию руководства военно-воздушного флота, возможно, в связи с расширением операции в Северной Норвегии, которая первоначально планировалась в ограниченном варианте. В течение марта становилось все более очевидно, что в своих планах относительно портов в центральной части Норвегии Германия состязалась с Британией — совпадение целей, которое четко описал Уинстон Черчилль в своих мемуарах. Сообщения об этом, поступающие в разведку, давали Канарису глубокое убеждение в том, что британский флот держит наготове крупные силы для собственной акции и в любом случае перехватит немецкую инициативу и разобьет германские войска.