В индустриальной среде, в которой вырос Вильгельм Канарис и которая уже тогда чувствовала и называла себя экономикой страны, естественно, ничего общего не имели с социализмом как из-за классовых, так и интернационалистических тенденций. Это было золотое время ничем не ограниченной предприимчивости. Многие из этих людей, хотя им и приходилось смиряться с существованием профсоюзов, занимали позицию хозяина в доме, которая, однако на практике значительно смягчалась патриархальным чувством социальной ответственности. Потому что во многих случаях подъем от рабочего к предпринимателю и фабриканту происходил слишком быстро, чтобы в среде индустриальных магнатов смогло развиться чувство классового превосходства.
Классовый оттенок диктовался снизу и лишь тогда смог пустить корни в западногерманском промышленном районе, когда отечественные рабочие смешались благодаря иммиграции с востока с иностранными элементами.
Можно со всей отчетливостью наблюдать в последующей жизни Канариса влияние этой среды; отвращение к марксизму, особенно в его экстремальных формах, сохранилась в нем навсегда. С другой стороны, ему было свойственно очень сильное чувство социальной ответственности, которое он унаследовал от среды промышленников и военных и которое нашло свое выражение в его заботе о своих подчиненных всех званий. Канарис был совершенно лишен какого бы то ни было чувства превосходства. Поэтому ему легко было общаться после революции 1918 года с представителями всех партий, в том числе и пролетарских. По этой же причине его сопротивление Гитлеру было основано не на осуждении «ефрейтора», а имело более глубокие и серьезные основания.
В семье Канарисов профессия военного не была наследственной, как бы далеко мы ни проследили его родословную — а мы можем просмотреть ее по документам до XVI века, — мы не находим ни одного активного солдата среди предков адмирала. Это типично буржуазная семья. Дед по отцовской линии был управляющим рудником в районе Брилона и имел титул королевского горного советника. Идя еще дальше в глубь времени, мы находим среди Канарисов множество служащих, одного советника и одного директора льняной мануфактуры, кроме того есть купцы, ремесленники и юристы.
Дед по материнской линии был старшим лесничим саксонского герцога. Среди ее предков более ясно проглядывает крестьянский элемент, чем у Канарисов. Несколькими поколениями раньше мы находим среди предков первую фрейлейн фон Польхайм и первую мадемуазель фон Трише, записанную позже де Дриеш, имя которой позволяет сделать вывод о дворянском происхождении. Однако это ничего не меняет в буржуазном характере генеалогического древа. Даже при исключительном полете фантазии адмирала Канариса нельзя охарактеризовать как представителя юнкерской или офицерской касты, как это время от времени встречается в обширной литературе о бывшем начальнике немецкой разведки.
Иностранное звучание имени Канарис было поводом для многочисленных спекулятивных версий о происхождении его носителя. Даже Ганс Бернд Гизевиус, который был осведомлен лучше других, в своей книге «До горького конца» говорит о Канарисе как о «маленьком выходце с Ближнего Востока».
Очень часто немецкого адмирала ошибочно называют то потомком, то близким родственником Константина Канариса, героя морских боев, прославившегося в освободительной войне Греции и ставшего позже премьер-министром. Есть сведения о том, что и Вильгельм II на полях одного служебного донесения об удачном потоплении, совершенном Вильгельмом Канарисом, бывшем тогда командиром подводной лодки, сделал пометку примерно такого содержания: не потомок ли он греческого борца за освобождение? Можно не без юмора отметить, что в семье будущего адмирала тоже в течение некоторого времени считали, что мужественный грек был их родственником. В начале века в буржуазных семьях еще не было принято слишком живо интересоваться собственным происхождением. Канарисы, конечно, понимали, что их фамилия имела иностранное звучание и что их предки, очевидно, приехали в Германию несколько поколений назад. Откуда — этого они не знали. Сходство имен навело на мысль, что греческий моряк мог быть их родственником. И в действительности, отец и мать Канарисы в начале века использовали возможность и поехали в Грецию, чтобы посетить греческих «родственников» в Афинах, которые, в свою очередь, приняли их очень приветливо.
Была даже приобретена копия афинского памятника моряку и отослана в Дуйсбург, где ее поставили в доме директора металлургического завода. Не исключено, что рассказы о героическом «предке» не только вдохновляли фантазию юного Вильгельма, но и укрепляли его желание стать морским офицером, чтобы быть похожим на знаменитого грека. Но и спустя много лет, когда Канарис уже давно знал все о своей родословной и не сомневался, что в его жилах не течет греческая кровь, он со свойственным ему неподражаемым юмором любил немного пококетничать греческим родством. Цветная гравюра, изображающая Константина Канариса, висела на стене его дома в Шлахтензее, и он охотно показывал ее своим посетителям.
Сам Вильгельм Канарис в более зрелом возрасте с увлечением изучал свою родословную. Исследования, начатые им, увенчались успехом и подтвердили, что его семья происходит от Томаса Канариса, который вместе с многочисленными братьями в прошлом столетии переселился из Салы на Комерзее в Западную Германию и поселился в Бернкастеле, где он женился на дочери своего земляка родом из той же области, что и он сам. Итальянские переселенцы, которые в то время были в большом количестве в западной и южной Германии (вспомним такие имена, как Караччиола, Брентано и др.), похоже, длительное время держались очень близко друг к другу, потому что еще прадед адмирала, советник канцелярии курфюрста Франц Канарис, в 1789 году, то есть примерно через 100 лет после переселения вышеупомянутого родоначальника Томаса, женился на девице Жоанетте, дочери доктора юридических наук Фридолин Мартиненьо, имеющего практику при имперской судебной канцелярии. Главный ствол различных ветвей семьи Канарисов в Германии наглядно представлен в книге, вышедшей из-под пера Петера фон Гебхардта и изданной в 1938 году частным издательством. В ней четко и подробно прослеживается также родословная итальянских предков по отцовской линии вплоть до упомянутого в документах 1506 года Гаспара Канариса и, кроме того, упоминаются предполагаемые предки с XIV века по документам из Милана. Эта книга была составлена по инициативе Вильгельма Канариса. В новогодний день 1942 г. бывший в то время начальником военной разведки полковник, а позднее генерал Чезаре Аме, переслал адмиралу Канарису специально написанное произведение о его семье — «Канарисы» в богатом переплете, которое содержало ряд документальных очерков о различных ветвях семьи, пользующейся в северной Италии высоким авторитетом, и фотографии принадлежащих ей издавна домов и владений. В книге Гебхардта, упоминавшейся ранее, указывается, впрочем, на то, что некоторое родство между немецким Канарисом и греческим Канарисом нельзя полностью отрицать; не в том смысле, что Вильгельм Канарис происходил из рода греческого борца за свободу, в том, что также и греческие Канарисы вышли из северной Италии, так как это имя имеет не греческое происхождение и члены семьи Канарисов в Греции на острове Псара являлись переселенцами. Похоже, Канарисы вообще питали страсть к путешествиям, и можно с юмором отметить, что и среди предков Наполеона I тоже были Канарисы. В своих исследованиях Гебхардт установил, что дед императора, Джузеппе Бонапарт, был женат на Марии Савериа Паравичини, мать которой носила девичье имя Николетта Канарис. Но так как Паравичини происходят из Италии, а одна ветвь этой семьи проживала на Комерзее, то можно с большой уверенностью сказать, что эта Николетта Канарис была родом из той же семьи, из которой происходит Вильгельм Канарис.
Итак, если относительно происхождения семьи Канарисов из северной Италии не может быть никаких сомнений, то, с другой стороны, можно все же отметить, что за те два столетия, которые она к моменту рождения Вильгельма Канариса прожила на немецкой земле, эта семья полностью онемечилась. Достаточно лишь одного взгляда на родословную Канариса, чтобы увидеть, что у адмирала было гораздо больше немецких предков, чем итальянских. И все же он, без сомнения, обязан своим итальянским предкам многими своими качествами, которые решающим образом повлияли на его характер: оригинальное сочетание живой фантазии и чувства реальности, доходящее порой до границ невозможного, скрытый, подчас почти шутовской юмор, необыкновенная, граничащая с ностальгией любовь к странам Средиземноморья: Испании, Италии и Греции — и инстинктивное понимание склада ума уроженцев романских стран, и это было далеко не все. Даже в своих внешних проявлениях он обладал качеством, которое напоминало о его предках из солнечных широт: его потребность в тепле в сочетании с необыкновенным отвращением к холоду, которая даже в самые жаркие дни в наших широтах не могла заставить его выйти на улицу без пальто.
