«Первый — готов. Второй — готов».

— Третий — готов, — это его собственный голос.

«Я не боюсь. Я волнуюсь, я же не железный».

«Начать проверку по молит… по программе», — поправился шеф и слегка прокашлялся: «хахх».

«Волнуется», — стереотипно подумал Колька.

В кабине потемнело — Рафаил накрыл ясные поверхности аппаратов мягким чехлом. Натягивая и застегивая шлем и пристегиваясь к креслу — автоматически, холодными пальцами — Колька понимал, что необходимо сию секунду разозлиться и покончить с мерзким ощущением дурноты, с вязкими, цепляющимися пальцами. «Ты же спортсмен, парашютист, горнолыжник… Ну! Время!» И тогда, как раз вовремя, он понял, что боялся не аварии. Боялся подохнуть в этой стальной бомбе — лучше сто раз разбиться под открытым небом.

Вот теперь он разозлился как надо, и как надо было с самого начала, а «молитва» была короткая, и они проверили все быстро, как всегда, только прежде «молитву» читали до закрытия люка, а на местах экипажа стояли в станках собаки, которые слушали «молитву», покорно заглядывая им в глаза, а Колька совал им по четвертушке кусочки напиленного сахара, и собаки пытались вилять привязанными хвостами. Шеф не сердился за сахар, хотя англичане не зря прозвали его Рыжим Тигром.

— Полная готовность, — сказал Рафаил.

Они услыхали, что шеф поднес микрофон ко рту.

— Счастливо, пираты… Мы вас ждем. Счастливо… — он помолчал. — Стартуйте.

— Есть!

Колька увидел, как взлетела вверх тяжелая пломба — капитан выдернул до отказа рукоятку Генератора Совмещенных Пространств — микрофон грохнул ударом и, теряя сознание, Колька подумал: «Это кабель связи оборвало, это правильно…» — и жизнь кончилась.

…Сначала жизнь кончилась. Он воспарил над жизнью и увидел ее с высоты двух столбов, у подножья которых что-то копошилось и стонало.

Потом он понял, что столбы — его ноги, а внизу шевелится и стонет Володька, а может быть и он сам.

Потом он опять потерял зрение и только ждал, когда, наконец, грудь с животом отвалятся вместе с болью, потому что так долго невозможно, и еще потом боль отошла вбок и он продолжал дышать осторожно, чтобы она не передумала и не вернулась.

Потом звякнуло и зажглось табло «переход выполнен». Колька машинально потянулся к шторке иллюминатора, попробовал — шторка свободно двигалась — температура за бортом меньше пятисот градусов… Он посмотрел в мутное стекло, вскрикнул: «Давление за бортом!» и попытался сверху дотянуться до стартовой рукоятки, но проклятые ремни держали прочно, а стрелки тензометров стояли на нулях. Увидев это, Колька очнулся и посмотрел на ребят.

Они сидели, одинаково склонясь влево, как стрелки. Колька не успел дотянуться до них, как капитан сел прямо, а Володька шевельнул плечом и поправил очки.

Теперь могло быть совмещенное-рассовмещенное пространство-распространство. Дружки были здесь, и Колька видел их лица в зеленоватых провалах обзорных зеркал. Рафаил кивнул, Володька улыбнулся, растягивая толстые губы, и два затылка нырнули к приборам. Начался регламент прибытия. Несколько десятков секунд Кольке нечего было делать, и он был вынужден сидеть спокойно, удерживаться, чтобы не задавать вопросов и не орать от нетерпения. Начало было отличное. При опасных забортных условиях контрольный автомат включил бы Генератор на возвращение без их участия.

Наконец, Рафаил скомандовал: «Обзор!», и Колька открыл иллюминатор. Осветился мутно-зеленый кружочек, и Колька всполошился заново, как будто не трогал шторку минуту назад. Плекс мутнеет при забортном давлении в полторы тысячи атмосфер, но приборы показывали норму.

— Охлаждение снизим, — сказал Рафаил.

Колька наудачу повернул регулятор. Капитан отстегнулся, влез коленями на кресло, и они стали ждать. Володя невозмутимо диктовал в бортжурнал — сначала энергия, потом температура, давление, запас гелия в «Криоляторе», температура клапана «Криолятора». Затем он сказал: «Странно…» и позвал Рафаила вниз. Они с трудом поменялись местами. Колька все пытался рассмотреть что-нибудь снаружи, таращился, как через салатный лист. Теперь было видно, что плекс силового окна чистый, а на наружном кварцевом стекле — влага, густым зеленым слоем.

Рафаил проговорил снизу:

— Эй, на мачте… Похоже, нас мелко разыгрывают.

— Что? Кто разыгрывает? — спросил Колька.

— Рыжий Тигр пространств. Мы на Земле.

— Не шути, — сказал Володька.

— Не шучу. Подвинься-ка… Ясно. Ничего не видно. Старик отсоединил кабель и закрасил стекло парижской зеленью. То-то веселье…

— Брось, — сказал Колька. — У меня чуть селезенка не лопнула.

Предание говорит, что теория Совмещенных Пространств была заложена поздней ночью, в операционном зале большого ускорителя под Серпуховом. Шестнадцатью часами раньше профессор Большаков — тогда его не звали еще Рыжим Тигром — в очередном приступе ярости выгнал лаборантов и сам спаял и собрал диковинную приставку к ускорителю. Затем положил на стол остаток припоя и умиротворенным голосом попросил: «Включить машинку». Позже он клялся и божился, что совершенно ничего не предвидел, и самое приставку спаял, чтобы утишить нервы и посрамить косоруких лаборантов. Так или не так, однако два грамма оловянно-свинцового сплава со следами канифоли исчезли со столика. И в ту же ночь в операционном зале, поглощая в невиданных количествах черный кофе, Большаков дал основные формулы теории СП.

Теоретики взвыли — надобно спасать святая святых физики, принцип сохранения энергии-массы. Вещество не могло исчезнуть никуда. Следовательно, огрызок припоя переместился куда-то. Большаков объяснил куда — в пространство, недоступное нашим приборам и органам чувств. В пространство, втиснутое между ячейками нашего пространства-времени. Ему отвечали: все может быть, и ваше «совмещенное пространство» тоже имеет право на существование. Но теория ваша базируется на искусственных приемах, на математической эквилибристике… Рыжий Тигр — тогда он уже был Тигром и академиком и почетным доктором десяти университетов — Рыжий Тигр рявкал: «Эквилибристика?! Займитесь лучше квантовой теорией! Вот уж где полно рецептурных приемов… чистый Феррейн!» Скандал… Новый Генератор Совмещенных Пространств, построенный уже по всем правилам инженерной физики, выбросил в никуда последовательно: брусок победита, морскую свинку в стальном боксе, батарейный радиопередатчик, ампулу с меркаптаном. Скептики пытались поймать сигналы передатчика и унюхать меркаптановую вонь. Безрезультатно… И Большакову разрешили построить баросферу — защитную скорлупу для сверхмощного Генератора СП, приборов и подопытных животных. Чтобы послать их в Совмещенное Пространство и вернуть обратно.

Из сотен людей, знакомых с Большаковым, вряд ли два-три знали, что он притворяется чудаком. Это было его второй профессией, дополнительной к физике пространства. Остальные считали его чудаком искренним — это помогало. Он явился на прием к послу в вельветовой куртке, в его кабинете не было письменного стола, но помещался огромный, красного дерева, на восьми ногах, обеденный стол «ампир». Комиссия, собравшаяся за этим столом, утвердила проект баросферы, не заметив главного: аппарат мог поднять двух-трех человек взамен трех собак или дюжины кроликов, регламентированных проектом. Рыжий Тигр смотрел далеко вперед. Кажется, он предвидел результаты первых опытов с баросферой. Собаки-то возвращались невредимыми, но объективная приборная информация была смертельно скучной, казалось, что СП состоит из раскаленной магмы и безводных океанских глубин. Вот чего искренне не выносил Большаков — скуки… Он пламенно мечтал о неведомых формах жизни, о монстрах, о колмогоровской «мыслящей плесени» — прекрасная идея!

Чтобы увидеть, зафиксировать, донести до науки информацию об этом гипотетическом, но несомненном мире, нужны были наблюдатели — не мертвые приборы, не кинокамеры. Магма, из которой биосферу выбрасывало на Землю, могла оказаться мыслящей… Между тем, на «тигрятниках», теоретических семинарах Большакова, звучали те же скептические голоса: теория — не истинна, аппарат уходит в недра нашей планеты. Рыжий Тигр молчал, ждал. После двадцать седьмого опыта, на очередном семинаре поднялся Рафаил Новик, бледный до смуглоты, очень спокойный. Он сказал: «Наша группа — Бурмистров, Карпов и я — готова к выходу в СП. Доктор не возражает. Товарищи, надо посмотреть своими глазами, правда?»