— Адвеста, понимаешь ли ты положение?

Джаванар уже имел наготове лист ниу и мелок, где нарисовал план местности. Пост оставался на востоке-юго-востоке. На западе, километрах в трех, Раганга делала поворот наперерез маршруту отряда, описывая далее (вверх по течению) плавную дугу к северу и востоку. Где-то в начале этой дуги пробирались ракши, а в конце находилось поселение Трех скал — большое старое поселение, имеющее, конечно, слоновые стойла. Почему Большезубые здесь, а не дальше? Отсюда досюда берег голый. В других местах крикуны были бы рядом с тиграми. И вот что решил отряд: взять наперерез, на северо-северо-запад, прижать ракшей к берегу и убить их прежде, чем подойдут Охотники из Трех скал. Предстоит трехчасовой переход под полуденным солнцем — необходимое условие, ибо ракши не станут передвигаться в зной.

Разнежившийся, отмякший Колька с удовольствием принял это дело: если у вас соцсоревнование, нажмем, хоть кровь из носу. Прихватим ваших ракшей…

Он что-то говорил Джаванару, смеялся, когда слово «ракш» возникло перед глазами, напечатанное латинским шрифтом. Английский язык, русские примечания — «Маугли», конечно же, он читает, сидя в комнате Клавдии Ивановны, а та ему завидует, что он первый раз читает «Маугли», и сразу в оригинале! «Ракша» — дьявол, кличка Матери-Волчицы, стоп…

Киплинг дает подлинное слово на хинди. Потрясающее совпадение, и, конечно, это не совпадение — оставить, обдумается после. На раджана слово «ракш» не имеет мистического смысла, это специальный эпитет, означающий большезубых тигров. Или просто — Большезубых… Колька спросил, как мог небрежнее:

— Мин, Большезубые очень велики… х-м, в вашем Равновесии?

— Десять локтей, — сказала Дхарма. — Клыки больше локтя. У вас тоже водятся Большезубые?

— О-а, еще как водятся, — браво сказал Колька. — Преогромные Большезубые!

Отлично. Вдобавок ко всему еще саблезубые тигры — махайроды. Позабавимся, подстрелим парочку махайродов на ужин. Взялся за гуж. Попал как кур в ощип. Может, и лучше — прихлопнет сразу, лапкой, и все разрешится само собой. А может, и не прихлопнет…

Он снова бежал вверх по косогору, снова в затылок с Джаванаром, а девушка Мин — рядом, под горячими и ослепительными лучами, бьющими слева и сверху в спину. Синьг-синьг, синьг-свистела птица. Изредка впереди мелькала собака, или оранг в неверном прыжке обрывался, повисал на секунду. Он бежал, как заведенный. Будто мог сбросить свою вину перед чем-то, только он не знал, какую вину выгоняет с горьким своим потом синьг-синьг-синьг, косогору конец, косогору конец… Он бежал, облитый горьким, выедающим глаза потом. Задыхался. Малиновая носатая птица перелетала с дерева на дерево, за отрядом.

…Много поколений тому назад Раганга вошла в Равновесие, и почти на всем протяжении стала естественной границей. Редкий крокодил ухитрялся подняться против течения, из приморских джунглей, из болот — беспощадные паразиты забирались в дыхало и губили зубастых. Ни хищных рыб, ни кровожадных пиявок — Раганга была чиста, и в пограничных Постах вдоль нее жили самые веселые и отчаянные Охотники, умеющие плавать, как молодые крокодилы. Участок пятого Поста примыкал к просторному лесу, приготовленному для заселения в ближайшие несколько лет — зоне шестого Поста. Мимо пятого, мимо его домов, нависших над Рагангой, мимо устрашающих запахов, осторожно перемахнув через старую слоновую дорогу, прошли Большезубые. Старый самец, с клыками длиной в полтора локтя без малого, молодая самка, его подруга, и два молодых самца. Они бросились на север, мучимые голодом — дикие слоны в их привычном охотничьем районе сбились в огромное стадо и ушли. Следуя за таким стадом, тигр не может насыщаться регулярно, ему приходится довольствоваться больными или отставшими животными, и на такой пир является слишком много голодных собратьев.

Каждый Охотник Равновесия знал повадки ракшей. Большезубых убивают, не рассуждая, таков долг Охотника — э-а, быстроногие! Но каждый профессиональный Охотник был по воспитанию Управляющим Равновесием и понимал, что ракши обречены. Большое стадо диких слонов почти неприступно для ракшей. А малые группы они истребляют так быстро, что ежедневно им угрожает голод, и чем дальше, тем больше. Ракши режут потомство слонов, кочующих малыми стадами, и в джунглях выживают слонята с наследственной склонностью к большому стаду. И самое важное — Равновесие заинтересовано в малых стадах, для отлова и приручения, и поэтому беспощадно уничтожает каждого Большезубого, перешедшего Границу.

Колька выслушал эту лекцию на последнем привале перед началом Охоты. Похудевший килограмма на два, он валялся на траве, слышал неторопливые речи Джаванара и ел маслянистые орехи. Мягкие волосы Мин так славно щекотали грудь, усталость была приятной, тело будто невесомое. Орехи таяли на языке, бодрили, как крепкий кофе.

Между тем, уже сбегались собаки — к ногам, на сворку. Оранги, ворча, позволили снять с себя сбрую — на походе обезьяны несли тяжелые пальмовые дубины в лямках, за спиной, теперь взяли их в лапы. Стремительные гепарды ушли вперед — кошки не спугнут кошек. Наконец, лошади разведчиков были укрыты в зарослях, и отряд снялся, двумя группами, семь и пять человек — группа Джаванара заходила на след, группа разведчика Тала — в лоб, перерезая Большезубым путь. Продвигались без точного направления, но в любую секунду ждали сигнала от гепардов.

Семь человек Джаванара были равны по силе пяти людям Тала — на луки пришельца и Дхармы рассчитывать не приходилось. Это Джаванар высказал ясно. Колька понимал свою незавидную роль балласта на охоте, старался не мешать никому, не попадаться под ноги, и ждал, когда же станет страшно. Он боялся страха, как всякий нормальный парень, а страха не было: и когда они бесшумно и неторопливо пробирались к обрыву, и когда услышали жалобный тонкий плач гепардов… Нашли!

Пригибаясь под ветвями, летящим бегом, уносимый яростными собаками, промчался Джаванар — мелькнули зубы, неистовые глаза: «Вперед!» Жонглируя дубинами, пролетели поверху обезьяны. Сомкнув в прыжке пятки, Дхарма перепрыгнула ручей. Колька прыгнул тоже — упал… Вперед! Захрипели, зарычали собаки, пересекая две длинные борозды в траве. След! Справа и слева мчались Охотники.

Борозды оставили клыки старого самца. Не полагаясь на слух, он обнюхал траву вокруг лежбища, провел стаю к воде, напоил, и четыре зверя залегли в тени обрыва и чутко проспали полуденную жару. Старый ракш знал поступь и облик человека и носил на шкуре шрам от стрелы. Но тонконогие кошки, мяукающие над скалистым обрывом, его не встревожили — он лежал, устроив лапы между клыками, морщил широкий, бородавчатый нос.

А люди уже прыгали по камням над обрывом. Колька успел охватить глазами и запомнить навсегда огненную от солнца реку, и далеко на том берегу зеленый хаос, и диким пунцовым цветом облитое одинокое дерево. Вперед! Свежий, будто даже ледяной ветерок дунул от скал. Он бросился вниз, как в воду. Стараясь не отстать, прыгал по скальным ступеням. Джаванар, перелетал с камня на камень, как резиновый — зигзагами, вниз по обрыву, по жесткому кустарнику, на белый песок!

Когда Охотники успели оторвать от потока и послать в лоб четырех обезьян с их дубинами? Оранги спускались сверху, прямо на тигров и, всматриваясь в тень, грозно ударяли себя в гулкие груди и рычали. И снизу пронесся боевой рык старого ракша.

Он резал слонят. Это была его пища — нежные, вздрагивающие, тонкоголосые слонята, лучшая пища. На их округлые спины всегда падала тень огромных и угловатых взрослых слонов, огромных, как дерево, толстокожих и в складках. Но Большегубому они не казались огромными, напротив, все другие существа казались ничтожными, ибо он сам был огромен, ибо его крошечный кошачий мозг знал одну меру — высоту слоновой спины, высоту прыжка. И удар клыками под основания черепа, и поворот всем телом, повисающим на клыках, и хруст мыщелка, и слон рушится, как обвал, как грозовой ливень… Ракш презрительно заревел — вам ли, ничтожным, нарушать мой отдых?