Пачки денег и доллары… Золотые вещицы редкой работы. Неплохой был вкус у мужика…

— Толковый фраер! Знал, во что надо было вкладывать.

С умом дышал! — смеялся Шакал, разглядывая первый улов малины.

Когда же Тоська развернула свой навар, пахан даже зажмурился:

— Задрыга, твоя «зелень» с голодухи не откинется. Кучеряво насшибали! Долю отвалишь, или как? — оглянулся Шакал, но Капки за спиной не оказалось.

Никто не видел, как вывела она Короля в другую комнату. Сделав вид, что хочет поздороваться без свидетелей.

Там, наедине, вмазала ему в ухо:

— Это тебе за притон!

— Капка! Я ж не мальчишка! Я — фартовый!

— Не клянись в любви, если кобель! — въехала кулаком в дых.

Король хотел схватить ее в охапку, успокоить, уговорить, но Задрыга ускользала, отскакивала дикой кошкой.

— Все имеют женщин. Но любят одну! — оправдывался Остап.

— Ты меня, как червонец, на шмар разменял! — сбила Короля с ног и вытащила «перо». В это время вошел Шакал. Увидев, понял все. Схватил Задрыгу. Вывел за дверь. Та винтом заходила.

— Заткнись! — побелел Шакал. И не желая позорить дочь перед малинами, загнал, как в детстве, в свою комнату. Чтобы остыла. Ребят покормил. Велел отдыхать, сказав, мол, пусть Капка решит, какую долю сможет дать ему и маэстро.

Теперь она об этом не хочет слышать. Но… Закон для всех одинаков.

Капка неистовствовала долго. Но когда она перестала ругаться и грозить всем напропалую, Шакал вошел в комнату.

Задрыга отвернулась от него.

— Втрескалась в Короля? — спросил улыбаясь.

— С чего взял? Нужен он мне — кобель шелудивый? — фыркнула презрительно.

— Не темни! Если бы не любила — не ревновала б! А тут и клешни в ход пустила! Чуть не замокрила медвежатника! Такое лишь при горячей любви вытворяют. Это тебе вся малина подтвердит. Вот ты и призналась Королю в любви! — рассмеялся громко.

Задрыга голову опустила, покраснела до макушки. Ей нечем было крыть.

— Кайф ловит кент! Отмудохала знатно! Как любишь, так и тыздила! Нелюбимых не ревнуют и не трамбуют никогда! Это даже лидер сечет. Твой понт, что не при кентах ему вломила. Но такое не прячут. Не стыдятся. Фингал от бабы или мамзели вместо розы носят. Дороже навара ценят. Не просто законник, а и хахаль файный. За него клешнями и жевалками держатся, — посмеивался Шакал.

— А зачем ты его в притон пускал?

— Я ему пломбу на хрен не ставил! Не в подружки взял, а в кенты — в малину! Усекла, стерва? Ты кто ему? Жена или невеста? Слово он тебе давал? Иль обговорено у вас? Тогда обоих под задницы — вон из закона и малины! Иль посеяла про клятву, что при паханах дала самому Медведю?! Если в кентель гавно полезло — вылетай из фарта!

— Не гоношись, пахан! Зачем меня лажаешь перед кентами? — взмолилась Капка.

— А ты зачем схватилась за «перо»?

Задрыга осеклась.

— Тебе ботаю, лярва, раскинь тыквой, кто ты нынче? Как дышать собираешься? Коль кадрить будешь с Королем, дойдет до Медведя! Тот на холяву не спустит обоим! Коль завяжешь, не прикипайся к кенту! Он яйцы не для выставки носит! Мужик должен себя знать! И не зарубай ему притоны и шмар! Закрой шары на это! Не тебе ему мозги вправлять!

— Да тише ты! — боялась Капка, что разговор услышат и кенты.

— Еще раз наедешь на него, сам тебя отмудохаю! Врублю, как надо — по тыкве. А то крутишь, как куклой, законником! Да еще и сургучом метить хочешь! Ишь, ротастик долбанный. Махаться наловчилась, кикимора! Как сучонку выкину пинком. Не то паханкой не станешь, из закона выброшу!

— Кончай трандеть! — вспыхнула Задрыга.

— Приморись! — цыкнул на нее Шакал. И подойдя совсем близко, сказал злым шепотом:

— Возьмешь «перо» на Короля, клянусь волей, клешни тебе сам вырву! Пусть дышит, как хочет! Доперло?

— Ну уж хрен! — огрызнулась Капка и тут же получила вескую оплеуху. Обидно стало. Шакал давно не рисковал поднимать на нее руку. И вдруг не сдержался.

— Хиляй хавать! И держись кентом! — приказал не как Шакал, как пахан.

Капка, проскочив мимо пацанов, быстро умылась, привела себя в порядок и вышла, как ни в чем не бывало.

— Так долю отвалишь, или зажмешь? — спросил ее Шакал при всех.

— А разве Король на холяву отсиживался? Тогда гони его положняк! Не на дармуху же фартовал с вами? Верно, кент? — глянула на Короля. Тот сидел пунцовый. Согласно кивнул головой. Капку это позабавило:

— Трехни, лафово ли «пахал»?

— Все в общаке! — ответил медвежатник.

— Гони, Шакал! Не обжимай своих! — потребовала Капка и пахан, задержавшись в своей комнате ненадолго, позвал дочь.

Та, глянув на долю медвежатника, вышла довольная, потрепала Короля по кудрям, больно крутнула ухо. И предложила:

— Давай бабки подобьем!

Когда подсчеты закончили, обсчитали долю каждого, ребятня осталась довольна.

Тоська заимела целую пригоршню дорогих украшений и хорошие деньги, на какие она могла купить себе все, что надо для девчонки.

Колька и Шурик получили по часам, по магнитофону, хорошие костюмы и рубашки и большие деньги.

Митька, получив свое, пошел в подземку навестить сестру. Данилка, вырядившись в новое барахло, забыл обиду на соседей, каких тряхнуть собирался, и тут же отпросился у Капки в притон, пообещав к утру вернуться.

Черная сова решила бухнуть в кабаке. Но Задрыга отговорила, сказав о чекистах, какие неотступно висят на хвосте малины.

Тогда и кенты Шакала вздумали навестить притон, куда появлялись только фартовые. Других не впускала бандерша — толстая, горластая баба.

— Хиляем, Король! Бухнем со шмарами! — позвали медвежатника. Тот поспешно отказался, глянув на побледневшую Капку.

Законники ушли. Даже Шакал. В хазе остались Задрыга с Королем, Тоська да трое стремачей, каким Шакал не велел линять от хазы.

Но Тоська решила пойти по магазинам, приглядеть что-нибудь себе. А Капка и Остап остались наедине.

Задрыга заварила чай. Налила в стаканы. Молча поставила перед Королем.

— Спасибо, Капелька!

— За что? — удивилась девчонка.

— За все разом. За любовь твою! За то, что призналась мне.

— С чего ты надумал? И вовсе не люблю!

Остап рассмеялся звонко:

— Теперь знаю! Не злилась бы на меня, если бы душа ко мне не лежала! А впрочем, о таком лучше не ботать. Это не словами проверяется, Капля! Время покажет! Оно верней клятв! — подошел к Задрыге, обнял за плечи. Та вывернулась:

— Ее ты тоже обнимал?

— Шмар не обнимают, глупышка! Их не любят. С ними — минуты…

— И ты опять к ним похиляешь?

— Капля! Ну зачем тебе нужна темнуха? Не вынуждай липу нести! Я фартовый! Такой же, как и все.

— Выходит, темнил, когда про любовь вякал? Лапшу на лопухи повесил мне?

— Вот это — брех! Я много раз хотел слинять к тебе. Пахан не велел. В дела брал. Их было много.

— А чего больше — дел или шмар?

— В притоне я два раза был! — сознался Король, отвернувшись в сторону.

— Чего ж сегодня не слинял?

— Зачем? Ты со мной!

— Как шмара? — вспыхнула Капка.

— Ну, какая из тебя шмара? Ты — «зелень». Шмары — зверюги! Им мужики да бабки. А к тебе — не подойди, кусаешься! Да и мала совсем. Ребенок! Потому меня не понимаешь, не можешь врубиться. Не все, чем пользуемся, — любимо. Так и шмары… Я не паинька. Обычный. А ты хочешь верности во всем, не давая взамен ничего.

— А что я могу? Я — фартовая. Клятву дала сходу. Сам секешь, что будет, если нарушим, — ответила грустно.

— Да ни черта не будет! — сдавил Задрыгу в объятиях. Та вырвалась:

— От тебя притоном воняет! — бросила в лицо обидное.

Остап руки опустил, отошел от девчонки молча. Закурил:

— Ты когда к Сивучу слиняешь? — спросил глухо.

Задрыга удивилась вопросу.

— Я думала, ты не хочешь этого?

— Мне надо знать! — ответил холодно.

— Зачем?

— А вдруг рискну слинять из малины в откол? Так вот и спрашиваю, чтоб твоего отъезда дождаться. И смыться навсегда. От всех разом!