Лангуст выглядывает из своего укрытия. Смотрит на часы. Половина второго ночи. Скоро появится Черная сова со своим паханом.

— Тут им всем и хана! — ухмыляется Лангуст желтыми зубами, предвкушая самую коварную из побед.

И вдруг на его плечо внезапно легла рука. Лангуст присел от неожиданности.

— Хиляй на хазу! На холяву приморился. Не приморят нас

здесь! Не возникнем! Дарма простаиваешь! Лажа все! Темнуха! Бабки там имеются! Ни к чему их везти. Я о том пронюхал давно! А ты меня на гоп-стоп хотел взять со своей шоблой! Эх, ты! Мудак! Если я такое вздумаю, стремачить не стану! Враз ожмурю! Но пока подыши! Позволяю! — отпустил плечо Шакал, и усмехнувшись зловеще, тут же исчез в темноте, как привидение…

Лангуст, созвав своих, рассказал им о встрече с Шакалом.

— Чего ж ты «пушку» в него не разрядил? — удивились фартовые.

— Не успел. Сообразить опоздал. Он, козел, возник, как тень. И тут же свалил. А куда — не приметил.

Не увидели Шакала ни милицейские посты, ни чекисты, ни малины. Он словно приснился в дурном сне. Посмеялся над Лангустом, пригрозил, пообещал разделаться с ним. Все знали: Шакал слов на ветер не бросает. Уж если пообещал, обязательно свое выполнит.

А пахану Черной совы нужно было убедиться, кто вздумал поставить на него ловушку. Он думал, что это проделка чекистов. Что это они вздумали заманить малину в капкан, обложив его со всех сторон своими и милицейскими операми.

Шакал был слишком умен и опытен, чтобы поддаться соблазну и клюнуть на старый милицейский прием, на каком горели и теряли кентов многие малины.

Пахан знал, слух среди горожан пускают чекисты и менты. Они никогда не знают о действительном поступлении денег в банк или новой партии драгоценных украшений в ювелирный. Их давно не предупреждают заранее, опасаясь неспроста, что первыми на привезенное нападет милиция. Такое уже не раз случалось во многих городах. И только наивные горожане по старой привычке верят ей. А может, оттого, что доверять стало некому…

Шакал понимал, слух всегда рассчитан на дурака. Ну кто из горожан пойдет брать банк? Никто не отчается даже по жуткой голодухе. Зная, кроме «маслины» ничего не получит, а жизнь одна.

Лишившись Короля, не рискнут на это дело городские законники. Они без него, как без рук.

Шпана — тем более не отважится. Ей за такую дерзость не только милиция, свои фартовые лопухи оторвут и вытащат на разборку, почему не за свое дело взялись?

— Выходит, на нас рассчитали! Но кто именно? Мусора или чекисты? А может, фартовые? — думал пахан Черной совы. И решил проверить, кто отважился бросить вызов самой Черной сове?

Он шел по ночному городу быстро и бесшумно. Наблюдал, слушал. Увидел усиленные милицейские наряды на подходах к банку.

— Лягавые вздумали наколоть! — усмехнулся в темноту ночи злорадно.

Пробравшись на чердак дома, стоявшего напротив банка, увидел сверкнувшее стекло бинокля из окна второго этажа.

— И эти здесь приморились! — ухмыльнулся Шакал.

С чердака дома он увидел прилипших к деревьям — фартовых и блатарей города. Даже шпана крутилась поблизости. Не хотела упустить редкое зрелище.

— Ну, падлы! Ну и лидеры! — скрипел зубами Шакал, видя, как объединились фартовые в одну кодлу с милицией, чекистами, блатарями и шпаной.

Увидел и Лангуста. Еле сдержал смех, как прятался тот в тени кассовой будки и не вписывался в нее. Всё что-то вылезало, как шило из мешка.

— Ну, держись плесень вонючая! Тебя я своими клешнями вздерну! — дал себе слово Шакал и опустился вниз.

Напугав до заикания Лангуста, пахан еще прогулялся по затихшему ночному городу, подышал свежим воздухом и опустился вниз, туда, где городская «зелень» приняла его малину, не испугавшись никого. Ни на что не рассчитывая.

Им отвели самый чистый и просторный — мраморный зал.

Его вычистили и отмыли до блеска. Приволокли буржуйку, сделанную своими руками. Затопили ее, выведя трубу так, что дым шел в овраг и никому не был виден.

Сговорилась с пацанвой сама Капка. Убедила, уломала, пообещав, что не причинят неудобств никому. И не помешают. Зато хамовкой завалят всех. Самой файной. И куревом — до отвала.

Пацаны, поразмыслив, согласились. Помнили, что Егорка очень доволен был встречей с этой Задрыгой. И называл ее подарком судьбы.

Назвав фартовых города гнилым гавном, сказал:

— Вот если эти воротятся, приютите их. Они — кайфовые кенты! С ними дышать можно!

Егорка ушел из тоннеля навсегда. Увел за руку младшую сестру. Он вернулся наверх — в город, в свою квартиру. Упросив бабку заплатать за нее. Та согласилась, даже не поинтересовавшись, откуда взялись у внука деньги?

Тот никогда не сказал бы ей правду.

Тоннельная орава не навещала его. Егор изредка появлялся у бабки и сам рассказывал о своей жизни. Детвора жгуче завидовала, но никогда в том не созналась никому.

Шакал и впрямь не поскупился. Дал старшему — Борису — две пачки по четвертному на харчи «зелени». Те и поволокли в тоннель хамовку: хлеб, сыр, колбасу, конфеты, пряники, халву, чай и сигареты. Целые сетки баранок, булки, пирожки, тащили надрываясь, радуясь предстоящей сытости.

Задрыга смотрела на детвору с жалостью. Вспоминала, как часто и ей хотелось есть. Но о том нельзя было говорить, малину пасли лягавые.

Капка сама предложила малине перевести дух в подземке. Оглядеться, что затевают городские законники.

Шакал вернулся черней тучи. Он рассказал кентам обо всем, что видел.

— Обложить нас вздумали! Засветить лягавым и чекистам! Всю малину разом — воткнуть «под вышку». Ну, за это поплатятся падлы — кентелями! — мрачнел Шакал.

Король, сидевший рядом с Капкой, слушал всех вполуха. Он получил возможность быть всегда рядом с Задрыгой, видеть, слышать, прикасаться к ней. Для медвежатника жизнь стала совсем иной. Он дышал Капкой, он выполнял каждую просьбу и прихоть, всякий ее каприз и называл своей королевой.

Та, заслышав о ловушке, устроенной малине наверху, нахмурилась. Отвернулась от Короля, обдумывая местъ. Медвежатник встревожился, чем расстроена фея?

Узнав причину, предложил не задумываясь:

— Стянем у них общак! Я знаю, где они его держат! Не стоит мокрить. Оставим без башлей. Это больнее.

Шакал, услышав это предложение, вмиг ожил.

Он заходил по залу, потирая руки, смеялся так громко, заразительно, что фартовые поняли, как понравилась пахану идея Короля.

— Сколько у них в общаке завелось? — спросила Капка медвежатника.

— Семь лимонов было при мне, — ответил не задумываясь.

— Когда снимем навар? — повернулся к Королю Шакал.

— Да хоть теперь…

— Кого в дело берешь? — торопил пахан.

— Нашу фею! Дело тихое, надежное.

Капка обрадованно встала. И через десять минут шла рядом с Королем по темным улицам города.

Они не говорили ни о чем. Медвежатник держал Задрыгу за кончики пальцев. Потом, осмелев, взял ее руку в свою широченную ладонь. Повел Капку быстрее.

Вот так они вышли во двор особняка Лангуста. Огляделись, прислушались. В доме темно, тихо. Стремач кемарит на ступени. Второй — на чердаке похрапывает.

Король подвел Капку к подвалу. Тихо открыл замок фомкой. Придержал дверь, чтоб не скрипела. Вошел, будто проскользнул внутрь. Капка юркнула следом.

Медвежатник отвалил плиту от стены. Открыл железный ящик. Достал саквояж, тяжелый, как булыжник. Потом вытащил шкатулку, передал Капке. Все закрыл, вернул на место плиту, закрыл замок на подвале. И подхватив саквояж, повел Капку обратно.

Когда перелезали через ограду, Король зацепил ногой проволоку, та служила сигнализацией и зазвенела по всей цепи подвешенными к ней банками. Тут же вскочили стремачи. Король, подхватив на руки Задрыгу, побежал в темноту домов, петляя меж ними зайцем, уходил от погони. Он не оглядывался. Но Капка видела, как стремачи, пробежав совсем немного, остановились. Они не слышали звука шагов убегающего медвежатника и решили проверить забор с другой стороны.