— Пахан, но мы не знаем, где эта музейка?
— Вылезет!
— А стоит ли рисковать из-за лажовки? Нас на нее как на живца возьмут! Давай не рисковать малиной! Сколько из-за нее кентов посеяли! — удивила Шакала Задрыга.
— Чекисты ее пасти станут. На них файней не нарываться! — встрял Король.
— Меня уже не музейка чешет! Хочу надыбать, кто высветил ее и нас? — побледнел Шакал. И бросил глухо:
— Конечно, «зелень»! Но уж доберусь! Размажу своими клешнями любого!
— Тоськи в пределе нет. Там — на хазе — ее бабка канает. Ни хрена не знает о ней. А к Митьке не возникала пока.
— Не только они секли! Я сам надыбаю стукача! — пообещал пахан твердо.
— Нас с Королем шпана припутала в пределе. Махаться пришлось!
— Сделаем разборку. Кентам покажете место, где попутали! Глыба, займись нынче! — приказал Шакал.
— Шестерка в Озерск слинял! — вспомнил Король.
— Хер с ним! Не законник! Таких в пределе кишмя кишит.
— Я ему положняк дала. Кусок!
— Вот это лишне! — нахмурился пахан.
— Хиляет в откол, пусть сваливает, — добавил зло.
Глыба, переговорив с Королем, позвав за собой кентов, вышел из хазы.
— Как Сивуч? Лангуст? — спросил Шакал Капку, намеренно не интересуясь «зеленью».
— Принюхались. Дышат кайфово. Лангуст за Сивучем неплохо смотрит. Старик уже одыбался. Голос снова прорезался. Шары видят.
— Одно хреново! Лангуст — падлюка, в пределе не просто паханил. Он был хозяином много лет. Все в его клешнях дышали. Мне он свое не передал. Самому, покуда все налажу, не в одну ходку влипнем. Недооценили мы плесень. Теперь допер, что посеял, — признал Шакал тихо. И сев к столу, жестом указал Задрыге место напротив.
— Придется вернуть его в предел! Иначе — все сыплется!
— Кем? — не поняла Капка.
— Не паханом, понятно! Но и не шестеркой! Вот мы в его особняке дышим и сюда никто не возникает. Хотя весь предел, до единого притона, прочесали лягаши! Нас, пока мы тут, в упор не видят. Секи, Задрыга, неспроста! Выходит, и менты в его клешне харчились. Иначе нас давно накрыли бы! Эти участковые мусора повсюду свои шнобели суют. Значит, налог давал кому-то! А кому?
— Ментов кормил?!
— Лягавые, как до меня дошло, тоже своим положняком недовольны, и, кажется, были в малине негласно. Накол давали. Потом шары закрывали на все. Это я так думаю. Когда Лангуст трехал о делах, какие тут раскручивали, без лягавых — не обошлось!
— А как же закон?
— Что закон? Его придумали такие же, как мы — фартовые, давным-давно.
— А если Медведь пронюхает?
— Он чем лучше Лангуста? Тоже все не вякнет. Хитрожопый, гад!
— Кто ж «зелень» учить станет?
— Сивуч! Кто еще?
— Когда собираешься вернуть Лангуста в предел?
— Мы уже с кентами ботали. Еще до Черняховска. Послал к нему двоих. Завтра должны доставить сюда плесень. Пусть дышит с нами в одной хазе. Так ему и кайфовее и нам. А с Медведем я сам улажу.
— Что, если Лангуст не сфалуется?
— Капля! Ну, что ты ботаешь? Охота ему за Сивучем горшки носить, да с «зеленью» мозги сушить? Тут он в уважение дышать станет, не то что там — в шестерках загибаться! — встрял Король.
Капка молча согласилась.
— Тебе сегодня задолжала Черная сова! И Королю! За выручку! Может, не станете откалываться в свою малину? Вместе пофартуем?
— Рано нам отделяться, пахан! Погорячилась я! Не стоит дергаться! Да и кентов нет. На «зелень» не положишься. Она не обкатана. Рисковать не стоит. Бери нас обратно! А магарыч с нас тот самый, какой за выручку полагался.
— Ну и шельма! Вся в меня! Так все подвела, что никто никому не должен, — явно остался доволен сделкой пахан.
Король, подойдя к Капке, поцеловал ей руку.
— Ты для меня всегда будешь паханкой. Но то, что решила, — лафово! Верняк, Капка, взрослеть стала. Выходишь из «зелени»! — радовался Остап.
В это время фартовые вошли в хазу. Оставив в коридоре кого- то матерившегося.
— Король! Мы попутали пятерых. Приволокли двоих. Вы ж там столько дров нарубили, что шпана в предел не суется больше! Это осколки Лангуста. За него — куда хочешь похиляют. Нас держать не хотели. Когда вломили, мозги сыскали враз.
— Зачем шпану приволокли? — рявкнул пахан на законников.
— Пусть шестерят, падлюки, на холяву за то, что дышать оставили! — отозвался Глыба.
— Как станут шестерить, если шпановали всю жизнь? Подлянку устроят!
— Нет, пахан, исключено! Не смогут! Чуть дернутся из хазы, стремачи их враз ожмурят. Велели мы такое им! — вставил Тундра, отмывая кровь с рук.
Капка только теперь увидела новых кентов, каких Шакал взял для ее малины.
Задрыга бегло оглядела их. Обычные, как и все. Но кто такие? Как приживаются в малине? Как будет с ними в фарте?
Глава 8. Свежаки
Знакомься, свежаки! — перехватил пахан изучающий взгляд дочери на кентах. И заговорил:
— Всех троих знаю. Сам в ходках с ними канал. Недолго. Но на это времени много не надо. Кайфовые кенты! Это я без булды трехаю! Каждый проверен, можешь не дергаться! — заверил Шакал дочь.
К Задрыге они подошли сами.
Немолодой, но и не старый законник, коренастый и крепкий, первым назвался:
— Чилим!
— Почему так? — рассмеялась Капка.
— Это моя первая кликуха. Я с нею не расстаюсь. Низкорослым я был до Колымы. Потому так назвали. Уж очень похож был на морского рачка. Бугор барака ботал, что файней в тыкву не пришла кликуха. Так и остался в Чилимах. До краба не дорос.
— Четыре ходки тянул. Не полных. Сваливал в бега. Фартует с пацанов! — помог Шакал кенту.
— Ну да! Как подловил меня председатель колхоза в саду, с яблоками, так и отдал под суд! Кто только их не тыздил? Все! Поголовно! А на мне — оторвались! Решил на пацане отыграться! Три года канал под Воронежем. С фартовыми скентовался. И забил я на этот вонючий колхоз! В трех малинах дышал. Сам после ходок к ним не возвращался. Грев не подкидывали в зону! Там и снюхался с Шакалом. Дважды вместе линяли.
— Отчего же к нам в малину не возник тогда? — удивилась Задрыга.
— Должок хотел забрать. Но не обломилось. Да и пахан твой из Брянска вскоре смылся. Свои дела у него были. Так и не увиделись. Потом уже в Воркуте… Но я твоего пахана прикрыл. Дал ему слинять. Меня погоня попутала. Так надо было. Пока меня трамбовали — темно стало. Шакал далеко успел смыться. Его уже никакие собаки попутать не смогли бы.
— А почему сам не слинял?
— Мы специально так свалили. Чтоб хоть кто-то до воли дожил, другой — прикрытием стал бы, ширмой. В то время ты у него уже была. Еще маленькая! К тебе он спешил! Мать уже померла. Он тебе за обоих был. Ну, а я — всю жизнь в старых девах, нецелованным засиделся! Как шмара на перине. Ни сам, ни приданое — никому не нужны. Все мимо! Фартую! С налетчиков начал в малине. Теперь от скуки на все муки…
— Что ж, пахан вас знает. И мне по кайфу! — глянула на задумчивого законника с бесцветными глазами, вялого, слабого на вид.
Капка никогда не видела такого фартового. Его если не придержать, от любого кашля упадет.
Задрыге даже говорить с ним не хотелось. Но законник вдруг вскинул голову, глянул на Капку рыбьими глазами и представился:
— Налим…
Задрыга ждала, что скажет еще? Но кент уставился в пол.
— Пахан? Где ты выловил? — указала Задрыга на фартового.
— Я сам всплыл. Меня не отлавливали, — услышала девчонка.
— Зачем подробности? Фарт покажет, кто я есть? Разве не так? Меня Шакал сфаловал в малину не вслепую. Я не мылился! Пахан меня не первый день видит. А я его знал раньше Таранки и Боцмана. Сдышимся, Задрыга, и с тобой! — уставился в пол задумчиво.
Третий кент, устав ждать, теперь дремал на диване, раскинув руки. Рубашка на груди расстегнута. Загорелая шея покрылась потом.
Задрыга пристально разглядывала кента, пытаясь разгадать его биографию, составить о нем свое мнение.