Бородач представился как антрополог и член общества креационной науки. Сказал, что студенты просили его от лица всего факультета рассказать, как он пришел к жизни такой и каково его мнение по вопросу истории животного мира на нашей Земле.

Антон больно толкнул отца локтем в бок:

– Герр профессор, а ты сам что думаешь об этом?

– Тихо! – поморщился Игорь. – Давай поговорим потом. Сейчас надо слушать.

Люди довольно часто смешивают два понятия – «говорить» и «слушать», соединяя их в одно. А они мешают друг другу в симбиозе.

Голая Спинка отрешенно любовалась на своих улиток. До музея ей не было никакого дела. И зачем пришла?… А зачем пришел сюда профессор? Известный трансплантолог Игорь Васильевич Лазарев…

Экскурсовод заговорил:

– Мы все долго были приучены к эволюционной теории развития нашей планеты, в основе которой – учение Дарвина, автора широко известной гипотезы об эволюции. Мы выросли на этой теории. Она опирается на обычную изменчивость видов, которую мы наблюдаем.

Изменчивость видов, задумчиво повторил про себя профессор. Нуда, все правильно… И он сам, как вид, взятый совершенно отдельно, отрезанный от всех индивид, эгоистичный и глупый, внезапно изменился. Вчера. Когда в кабинет явилась эта поддатая бабенка и принялась стонать и вопить…

– Это, конечно, аксиома, – сказал бородач. – И она признается как эволюционистами, так и креационистами: организмы одного вида могут меняться из-за условий обитания, жизни, вмешательства извне – тогда мы имеем дело с искусственным отбором.

Признается, согласился профессор.

– Примеры у всех перед глазами, – вещал экскурсовод. – Разные породы тех же собак или кошек, да и у людей – разные национальности и расы. Почему бы не предположить, что изменчивость может пойти так далеко, что шагнет за пределы одного вида? Вот от этого и отталкиваются эволюционисты. Вроде бы все укладывается в теорию… Однако возникают и вопросы: почему ни один ученый-селекционер, который вывел уйму собак разных пород, все-таки не мог превратить собаку в кошку? И в природе нет зарегистрированных фактов, чтобы медведь стал волком.

Все дружно засмеялись. Антон торжествующе глянул на отца: видишь, как интересно? А дальше будет еще лучше. Игорь молчал. Он никогда не принимал ничего на веру, все пробовал доказать, найти аргументы, факты, подтверждения. Он не случайно стал врачом. И не стоит думать за собаку…

– Вопросы – это естественно, закономерно, – неожиданно для себя вступил он в диалог с бородачом. – Без них нет и не может быть никакой науки.

Экскурсовод мельком глянул на Лазарева и кивнул. Кажется, он попытался припомнить, где и когда видел лицо этого высокого, могучего экскурсанта, пришедшего со студенческой группой. Преподаватель? Ученый? Очень знакомая внешность…

Синдром Капгра, усмехнулся про себя профессор. Теперь стремительно развивается и у этого креациониста. Заразная штука…

– Вы правы. И возникает новый вопрос – почему, если теоретически это реально, мы сейчас не видим таких изменений, которые могут привести к превращению одного вида в другой? – спокойно продолжал экскурсовод. – У эволюционистов есть ответ: изменения подобного масштаба – дело миллионов лет, не меньше. Поэтому, вероятно, и сейчас эволюция идет себе вперед, но мы просто не в силах ее пронаблюдать – у нас не хватит времени.

Изменений не видим… Как у того алхимика, мечтающего превратить солнечный луч в золото, вспомнил профессор. Дурак! Солнечный луч – в золото…

А Сазонов как-то поведал другую байку: один пономарь утверждал, что от яиц в желудке человека образуется янтарь. Земский врач с ним поспорил и выпил на спор пятьсот яиц. После чего все-таки умер…

Выслушав друга, Лазарев тогда ухмыльнулся:

– О-ля-ля… А что показало вскрытие? Насчет гипотезы пономаря?

Гошка махнул рукой:

– Да не вскрывали – плюнули! Соображай мозгой! Так что гипотеза осталась и неопровергнутой, и недоказанной.

Улитки важно ползли по тоненькой руке Голой Спинки. Куда они держали путь? Рыжебородый рассказывал:

– Существует и другая точка зрения в рамках эволюционной теории – сейчас процесс эволюции приостановился. Что дальше? – тоже интересный вопрос. Но давайте начнем с древней истории. Подойдем вот к этому стенду, где нарисована клетка. По учению эволюционистов она – первая форма жизни. – Он помолчал. – Представим себе на минуту подобную забавную ситуацию: некто пришел к ученым и начал их всерьез убеждать, с претензией на научность, что какая-нибудь простая машина – даже не будем брать компьютер – банальная мясорубка – не создана человеком, а сама собой зародилась в природе в ходе ее процессов.

Все снова засмеялись. Девушка с улитками неотрывно смотрела на Антона. Причина ее посещения музея прояснилась. Прохвост…

– Да, приходит некий господин и всерьез заявляет: я отрицаю, что мясорубка сделана по специальной технологии, на заводе, по чертежам, что ее детали отливали из металла, сообразуясь с ее назначением. Это все чушь! Мясорубка зародилась сама собой, вне всякого вмешательства человека. Ее породили природные случайные процессы – именно такую, в законченном виде, способную работать, со всеми винтами и деталями. Что ответят этому человеку ученые?

– А-бал-деть можно! – выкрикнул Антон. Опять группа развеселилась. Девчушки одобрительно засияли глазками. Голая Спинка глядела на младшего Лазарева восторженно. Бородач тоже глянул на него:

– Есть и другой вариант ответа: дорогой, иди и проспись! А теперь обратимся к отправному пункту теории эволюции. Той самой теории, которая десятилетиями преподносилась нам в наших учебниках.

Экскурсовод открыл книгу, все это время ютившуюся у него под мышкой, и прочитал, что живая клетка возникла из неживой материи в Мировом океане в результате случайных биохимических процессов.

«Живая клетка… Случайные биохимические процессы… – думал Игорь. – Почему я такой дурак? Зачем я отпустил Верочку?… И где теперь ее искать?»

В том, что Веру необходимо найти, профессор не сомневался ни секунды.

Девушка с улитками теперь пристально рассматривала его. Чурбачок что-то ей усердно нашептывал. Куда же смотрит Антон? – ревниво подумал профессор.

– А между тем клетка, – продолжал бородач, – устройство куда сложнее мясорубки, если взглянуть на нее с точки зрения науки.

– Извините, – вылез чурбачок, – а вот эта теория о том, что вначале Земля была покрыта водой и в ней, как в биохимическом бульоне, шли некие процессы… Это гипотеза академика Опарина. Как к ней относятся сейчас?

– Довольно скептически, – отозвался бородач. – Даже многие эволюционисты. Слишком много вопросов возникает по поводу этого бульона…

Игорь задумался. Слишком много вопросов…

Мысли его блуждали чересчур далеко от музея…

– Как ты думаешь, от чего родилось слово «врач»? – спросил Игоря Гошка. – Есть версия, что от слова «врать».

Игорь поднял голову от конспекта:

– О-ля-ля… Это вполне возможно. Во всяком случае, в Древней Руси врачи назывались «баалы», а происходило это совершенно точно от слова «баять», то есть байки рассказывать, лапшу на уши вешать. Выводы можешь делать сам. А времена – они мало что меняют, кроме поколений.

– Выводы! – возмутился Гошка. – Да мне на них наплевать со шпиля университета! Выводы будут делать наши больные. Пациенты, которых нам с тобой предстоит лечить и вылечивать.

– Так вот ты и не дай им шансов делать подобные неважные заключения. Это в наших силах, – отозвался Игорь. – Ты бы лучше учил анатомию, чем глазеть в окно. Сверим часы!

– Опять проклятый дождь! Мы вечно не можем ждать милостей от природы… Гор, ты слишком правильный, – хмуро заметил друг-приятель Сазонов. – Чрезмерно… А все, что чересчур, колет людям глаза. Соображаешь мозгой? Это симптом!

– Симптом чего?

– Ненормальности! Человек, понимаешь ты, должен, прямо-таки обязан стать нормальным, обычным, понятным. А если он ни в какие рамки не лезет, выдается во все стороны или даже в одну, но прилично выдается – это уж, извини, не норма жизни. Зато клеймо на всю жизнь.