Тлен обдумал вопрос, разглядывая свои руки, словно мысленно к ним обращаясь.

— Нет, — наконец, сказал он. — Я ничего не чувствую.

Затем его глаза опустились к стеклянному воротнику. Оставшиеся в нем кошмары выглядели странно. Обычно в зависимости от обстоятельств им было свойственно два вида поведения. Чувствуя себя умиротворенными, они медленно плавали, лениво изучая мир за пределами воротника хозяина. Когда они становились возбуждены от злости или желания защитить своего создателя, то извивались и бились, словно электрические плети, а жидкость, которой они дышали, вспенивалась и приобретала молочный цвет. Сейчас они вели себя так, как никогда раньше. Они были совершенно спокойны, всей длиной тела плотно прижавшись к стеклу.

— Что бы ты ни ощущала, мои дети тоже это чувствуют.

— Твои дети? — переспросила Бабуля Ветошь, и выражение отвращения на ее лице дополнилось презрением.

— Да, моя дорогая бабушка. Знаю, своих детей и внуков ты предпочитаешь сжигать, но общество моих я люблю.

— Полагаю, ты помнишь, что был единственным, кого я спасла из огня.

— Эта мысль никогда меня не покидает, — ответил Тлен. — Правда. Я знаю, что обязан тебе жизнью. — При этих словах лицо Императрицы просветлело. — Как и своими шрамами. — И быстро потемнело вновь. — А также своей целью. Смыслом моей жизни.

— И какова же эта цель?

— Служить тебе, леди, — ответил Тлен.

Он встретился с ней взглядом, подняв на нее глаза цвета полуденного моря — сверкающей, сияющей голубизны, которая скрывала неизмеримые глубины: черноту, мрак и темень.

Все его дети, кроме одного, который удалился во внутреннее пространство воротника, отлипли от стекла и теперь смотрели на нее. Понимали ли они смысл разговора между старухой и их хозяином? Чувствовали ли они ее презрение и его насмешку? Судя по всему, да. Когда он оторвал от нее взгляд, они тоже отвернулись, вернувшись к созерцанию новой формы за окном.

Корабль выбросил очередную конечность в виде молнии, устремив ее вниз, на тусклый склон горы Галигали. От силы этого удара в воздух поднялось облако испаренного камня; в его центре рушился град лавовых камней, которые в корабле менее крепком, чем Буреход, наверняка пробили бы дыры. Несколько из них ударились в окно палубы, но при всей чувствительности Императрицы к нюансам окружающей среды град расколотых камней нимало ее не беспокоил. Не мигая, она смотрела на клубы испарившегося камня, что бились в окно корабля.

— Вызови командующих, — велела она Тлену. — Живо!

На этот раз Кэнди знала, что после молнии будет гром. Но не раскаты и рев горящего воздуха, а орудийные залпы.

Бабуля Ветошь не собиралась позволять своим пленникам бежать без боя.

— Кэнди? Кэнди!

Понять, кто это говорит, было нетрудно — к ней обращался Зефарио. Гораздо сложнее было разобрать, где он стоит. Она потеряла его, когда структура глифа разрасталась, и, увлекшись, едва не забыла о договоре, который с ним заключила. Он дал ей средство для побега в обмен на помощь в том, чтобы привести его к потерянному ребенку. Свое обещание он сдержал; теперь настал ее черед. Необходимо было сделать это немедленно. Другого момента не будет.

— Газза, — сказала она. — Оставляю тебя за главного. Уводи глиф и всех, кто в нем находится, подальше от Бабули Ветоши. Делай для этого все, что должен.

— А ты куда?

— Сдержать слово.

— Ты с ума сошла? — спросил Газза.

— Слово есть слово.

— Даже если ты даешь его Тлену?

— Вообще-то он тебя слышит.

— Мне все равно, — сказал Газза. — Он ведет тебя к смерти. А я… — проворчал он, сдвинув брови. — Почему я не могу… я ведь не могу?

— Нам пора, — сказала Кэнди.

— Я должен тебе кое-что сказать.

— Тогда говори.

— Я тебя люблю, — произнес Зефарио.

— О, — сказала Кэнди. — Какая неожиданность.

— Я говорю от лица твоего юного друга.

— А, — сказала Кэнди как ни в чем не бывало. А потом осознала сказанное.

— Это правда? — спросила она у Газзы.

— Да, — вновь ответил Зефарио. — Он любит тебя до глубины своей души.

Газза уверенно улыбнулся.

— И кое-что еще.

— На еще нет времени, — сказал Зефарио.

Уверенность с лица Газзы исчезла. Его глаза смотрели на Кэнди, стыдясь того молодого человека, который находился за ними, не в силах вымолвить ни слова.

— Мы с Зефарио должны уходить, — сказала Кэнди.

Газза кивнул.

— Со мной все будет в порядке. — Они посмотрели друг на друга. — Мне жаль, что так вышло, — сказала она, отвечая на его печаль своей. — Понимаешь, что я имею в виду?

— Да.

Его понимания было достаточно. Возможно, настанет другое время, когда все будет иначе. Но сейчас…

— Мы скоро увидимся, — произнесла Кэнди, и в ту же секунду глиф выпустил ее, выдвинув из своей структуры трап двадцати футов длиной и позволив безопасно спуститься на дрожащий склон горы Галигали.

Императрица начала отдавать приказы. Время поджимало, и ее подчиненные должны были это знать. Как и то, что работу следовало выполнить безупречно.

— Через несколько минут, — сказала она своим командующим, — Буреход выйдет из облака вулканической пыли, возникшего от молнии и временно ослепившего корабль. В этот момент, — продолжила она, — у меня должна быть четкая картина места казни. Мы можем ожидать незначительного сопротивления. Эти глупцы пытались жить по собственным законам, отказываясь подчиняться правилам тех, кто стоит выше. Ни одна Империя не потерпит присутствия бунтарей. Они…

— Сбегут прежде, чем появятся их палачи? — предположил Тлен.

— Считаешь, это смешно?

— Нет, бабушка, твои слова абсолютно справедливы, и бунтари должны быть казнены. Но…

— Никакого «но». Нож в каждое сердце — помнишь?

— Разумеется.

— И?

— Я понимаю, что у тебя есть ножи. Но увы, сердца уже довольно далеко.

— Это невозможно.

Корабль выходил из облака дыма, и то, что мог видеть Тлен, становилось видно растущему числу солдат. Лагерь был пуст. Пленники исчезли.

— Где они? — шепотом проговорила она. Затем ее голос стал громче:

— Они были здесь! Шесть тысяч шестьсот девяносто один заключенный! Ворота закрыты. ОНИ БЫЛИ ЗДЕСЬ!

— Двое из них все еще там, — заметил один из командующих, невысокий серокожий заплаточник по имени Хрящщ.

— Территория лагеря пуста.

— Они не в лагере, госпожа, — сказал Хрящщ. — Они на склоне Галигали. — Заплаточник указал на покрытый камнями склон. — Видите?

— Это Кэнди Квокенбуш, — сказал Тлен.

— Ну разумеется, это она, — произнесла Императрица. — Она непременно должна быть замешана в любом бардаке.

— А с ней кто?

— Неважно. Кем бы он ни был, ему не следовало к ней приближаться. Это смертельно опасно. Мне нужен стрелок! — потребовала она.

Не успела она это сказала, как вперед выступил один заплаточник:

— Императрица, у меня есть готовый стрелок, и она уже на носу. Цель на мушке.

— Стрелок! — крикнула Императрица.

Появилось изображение стрелка.

— Здесь, моя Императрица, — ответила она.

— Цели, — сказал Кристофер.

— Так вот вы где, — проговорила Императрица. — Два глупых животных на нашем пути. Спасибо, Кристофер.

— Пожалуйста, Императрица. Это мой долг. Может, их убить мне?

В Окне возник образ Кэнди Квокенбуш и ее спутника. Он был покрыт жестокими шрамами, его лицо больше походило на застывшую маску из бесформенной ткани, смотревшую на мир слепыми глазами. Несмотря на увечья, что-то в облике этого человека заставило Бабулю Ветошь отложить приказ.

— Вижу цели, Императрица. Стрелять?

— Погоди…

Она приблизила Окно, чтобы лучше изучить маску шрамов, ища в них намек на лицо, которое было там прежде, чем его разрушил…

— Огонь, — пробормотала она.

Это была простая и глупая ошибка. Стрелка Г'ниматту учили реагировать на приказ без промедления. Слово, произнесенное Императрицей, было едва слышно, но она отреагировала на него, мигом спустив курок.