— Равно восьми. Ладно. И что с этой восьмеркой связано?

— Если перевернуть цифру набок, получится знак бесконечности.

— А, тот изогнутый значок. Думаю, это более-менее восьмерка. И к чему это нас приводит?

— У меня лишь малая часть. Но это часть бесконечности. Значит, она тоже бесконечна. По крайней мере, в теории.

— Ваш кусок бумаги — что в нем говорится?

— Ничего. В Абаратарабе нет слов.

— А что есть?

— Квадраты. Множество квадратов, наполненных цветом. И в энергии между квадратами берет начало магия.

— Я хочу на это посмотреть.

— Не уверен, что тебе следует.

— Что? Вы не хотите мне ее показывать?

— Она непредсказуема.

— Пусть так, но у нас мало времени. С этим мы оба согласны?

— Да.

— И пока вы…

— Хорошо, хорошо, — сказал Зефарио. — Только не говори, что я тебя не предупреждал. Надеюсь, в ней не больше магии, чем ты можешь выдержать.

Он сунул руку в куртку, вытащил конверт из грубо сплетенной ткани и вложил его в руки Кэнди. Между ними возник странный, неловкий момент, когда ей казалось, что голова велит рукам взять конверт, а они отказываются это делать.

— Плоть ее боится, — сказал Зефарио.

— Почему?

— Потому что Абаратараба меняет все, к чему прикасается.

— Я не боюсь изменений, — сказала Кэнди, и голос ее не подвел.

— Тогда прими магию с мудростью и ни о чем не жалей.

Это оказалось хорошим советом даже для нерешительных рук Кэнди. Они приняли конверт и теперь, готовые смириться с последствиями, какими бы они ни были, открыли его.

Внутри лежал квадрат из толстой бумаги со стороной примерно четыре дюйма. Сперва она увидела красное — ярче, чем корпус любого корабля, какой ходил по водам Изабеллы. Его пересек синий поток, и он ударился об одну из сторон, разделившись на синий и зеленый. Не один синий, а сотни, и сотни зеленых оттенков: каждая частица краски, что когда-либо бывала на кисти, являлась вариацией изначального цвета.

— Будь осторожна, — услышала она Зефарио.

Она посмотрела на него, но не сумела сосредоточиться на лице. Взгляд соскользнул с его плеча, прошел свозь толпу пленников до самой ограды, проник сквозь петли колючей проволоки, идущей поверху, и отправился наружу, в пустошь, лежавшую между лагерем и склонами горы Галигали. За секунду он поднялся по крутому склону. Кэнди не интересовали бесплодные вершины. Ее внимание привлекло нечто над вулканом.

Там собиралась буря — огромная и неотвратимая, она двигалась с неумолимостью жестокой армии. В ней гремел гром, но это не был природный гром, который раскатывался по небесам и пропадал, бормоча свои жалобы. Нет, то был рокочущий грохот смертоносной машины, похоронный марш для тех, кто скоро должен был умереть. Он не рокотал, не жаловался, он просто нарастал по мере приближения его источника.

— Ого, — тихо сказала Кэнди.

— Что ты видишь?

— Самое большое грозовое облако. Просто невероятно, какое оно огромное. И гром.

— Это не гром, — сказал Газза, спустившись с валуна. Остальная группа следовала по пятам.

— Кто это? — быстро спросил Зефарио.

— Все в порядке, — сказала Кэнди. — Здесь мои друзья.

— Никто не в порядке. По крайней мере, не рядом с такой силой.

— Уже поздно.

Газза смотрел на Абаратарабу.

— Какая красота, — сказал он.

— Видишь? — сказал Зефарио Кэнди. — Что я тебе говорил? Верни ее.

— Дай мне посмотреть, — потребовал Газза.

— Нет, — сказала Кэнди. — Нам надо торопиться. Видишь тучу? Где-то там — Ветошь. Вместе с заплаточниками, которые собираются убить нас.

— Мать… — прошептал Зефарио.

Этим словом он привлек к себе всеобщее молчаливое внимание. Первым тишину нарушил Шалопуто.

— Мы можем ему доверять? — спросил он. Его ноздри чуть расширились, с подозрением вдыхая запах Тлена Старшего. — У меня с Тленами как-то не заладилось.

— Моя мать за многое должна ответить, — сказал Зефарио. — И ты обязана сделать так, чтобы она не смогла сохранить свою Империю. Ради нее она убила слишком много невинных.

— Мы поговорим о будущем, когда оно окажется у нас в руках, — сказала Кэнди.

— А что нам делать сейчас? — спросил Шалопуто.

— Глиф, — уверенно ответила она.

— Глиф? И как мы удержим всех этих людей от глупых вопросов? Они будут нам только мешать.

— Почему они будут нам мешать?

— Потому что они никогда раньше не делали глиф, а у нас нет времени их учить.

— То, что они не делали этого раньше, не значит, что это невозможно. Нам только надо быстро распространить информацию. Очень быстро.

Кэнди посмотрела на Зефарио, который, должно быть, почувствовал ее взгляд, потому что сказал:

— Давай. У тебя получится.

— Мистер Тлен дал мне часть магической вещи. И мы используем ее, чтобы разнести весть о глифе. Либо будем просто ждать палачей.

— Выбор невелик, — ответил Газза. — Давай разносить весть.

На дальнем конце лагеря, поблизости от ограды, идущей вдоль его северной стороны, Джон Хнык, чья голова находилась у вершины левого рога Хвата, а значит, имела наилучший обзор, сказал:

— У скалы что-то происходит.

— Я же говорил, что не надо нам так далеко заходить, — ответил Джон Филей. — Эдди, слышишь, что сказал Хнык? Где Эдди?

— Оно распространяется, — пробормотал Джон Хнык.

— Что распространяется? — спросил Хват.

— Эдди! — закричал Филей.

— Прошу, — сказал Змей, — нет нужды об этом беспокоиться. Эдди вполне способен…

— Кто-нибудь обратил внимание на грозовые облака? — спросил Джон Губошлеп.

— Я за ними слежу.

— В нем-то и проблема. В этом облаке.

— Губошлеп, оно на дальней стороне Галигали.

— Кто-нибудь видел Эдди?

— Нет.

— Я вас предупреждаю, — проговорил Губошлеп. — Это какая-то ненормальная туча. Она расширяется. Смотрите! Даже за последние минуты…

— Оно растет, — сказал Джон Хнык.

— Что растет? — спросил Джон Филей.

— Кэнди сидит на скале и раздает… Не знаю, что. Что-то яркое. И оно передается от человек к человеку. Похоже на огонь. Который…

— Распространяется.

— Да.

— Мы должны туда добраться и все увидеть сами, — сказал Хват.

— Ты слишком благоразумен, Джон. Не делай этого. Все веселье нам испортишь, — с насмешкой сказал Джон Соня.

— Мы не можем никуда пойти, пока не найдем Эдди, — ответил Филей.

— Я его вижу! — воскликнул Джон Губошлеп. — Он разыгрывает сцену из «Миффита освобожденного».

— Откуда ты знаешь, что это «Миффит»?

— Он стоит в ведре.

— О-о, — хором сказали братья.

Абаратараба начинала работать. Хотя между камнем, где сидела Кэнди, и местом, где спорили братья Джоны, находилось почти две сотни человек, Кэнди довольно ясно слышала их разговор. Слышала она и то, как Эдди произносил монолог из «Миффита освобожденного»:

Если бы она ясно слышала эти голоса, несмотря на разделяющее их пространство и наполнявших его людей, это было бы уже замечательно. Но здесь крылось нечто большее. Гораздо большее. С невероятной ясностью она слышала голоса всех людей, сидевших между ними. Ей не только удавалось расслышать их разговоры так, словно она стояла рядом, но и различить каждый отдельный голос, будто ее сознание превратилось в толпу внимательных Кэнди, уделяя часть себя каждому говорившему — ему и только ему одному.

Кроме многочисленных слушающих «я» была еще одна Кэнди, которая слышала их всех, различая в словах модель, и мягко, как ветер, своими порывами лепивший облако, двигала каждого из них туда, куда ей требовалось, а они о ее существовании не знали.