Но когда он заговорил, его голос оказался совершенно не подходящим для такого облика. Это был четкий, вежливый голос мальчика, который ходит в хорошую школу.

— Я Плохиш мамы, — сказал он.

— Правда? И как тебя зовут?

Он вздохнул, словно вопрос поставил его в тупик.

— В чем дело? — спросила Кэнди. — Я просто спросила, как твое имя.

Ее простой, незамысловатой минессотской душе не слишком пришелся по вкусу этот самопровозглашенный Плохиш Лагуны Мунн.

— Не знаю, — ответил он, кусая ноготь большого пальца. — Сложно выбрать, когда их так много. Хочешь знать, сколько у меня имен?

Она не хотела.

— Ну хорошо, я слушаю. И сколько же?

— Семьсот девятнадцать, — с гордостью произнес он.

— Ого, — сказала Кэнди равнодушно. И еще более равнодушно:

— Почему?

— Потому что я могу. Мама сказала, я могу иметь все, что пожелаю. И теперь у меня много имен. Но ты можешь называть меня… Ободранная Пробка? Нет, нет. Пайман Хамбадикин? Нет! Джолло Бигог! Да! Джолло Бигог — то, что надо!

— Ладно, а я…

— Кэнди Квокенбуш из Курятника.

— Из Цыптауна.

— Курятник. Цыптаун. Неважно. А это — твой друг, тылкрыс Шалопуто. Ты спасла его от рабства у волшебника Каспара Захолуста.

— Ну что ж, ты выучил домашнее задание, — сказала Кэнди.

— Домашнее задание… — повторил Джолло Бигог, размышляя над словами. — А. Работа, которую задают ученикам их учителя в вашем мире, и которой они всеми силами стараются избежать. — Он ухмыльнулся.

— Верно, — сказала Кэнди. — В самую точку!

— В самую точку! — восторге воскликнул Джолло. — Я попал в самую точку! Я попал в самую точку!

— Кто это здесь радуется? — послышался женский голос из темноты, что окружала свет, озарявший Джолло.

Радость мальчика мгновенно испарилась, но не из страха, подумала Кэнди, а из любопытного уважения к говорящему.

— Плохиш? — сказала она.

— Да, мама.

— Не найдешь ли ты нашему гостю Шалопуто что-нибудь поесть и попить?

— Конечно, мама.

— И пришли ко мне девочку.

— Как скажешь, мама.

Кэнди хотела заметить, что она тоже хочет есть и пить, но говорить об этом было пока не время.

— Ну вот, ты слышала маму — сказал Джолло Кэнди. — Она хочет тебя видеть, поэтому теперь тебе надо идти к серебряному глазу. — Он указал на глаз размером не меньше фута, с черным зрачком и серебристым хрусталиком, видневшийся среди деревьев.

— А мне идти? — спросил Шалопуто у Кэнди.

— Если ты понадобишься, клянусь, что позову тебя. Очень громко.

— Рад? — спросил Джолло у Шалопуто. — Если мама попытается ее съесть, она закричит.

— Твоя мать не станет…

— Не станет, не станет, тылкрыс, — ответил Джолло. — Это юмор. Шутка.

— Я знаю, что такое шутка, — не слишком уверенно сказал Шалопуто. Он поискал Кэнди, но та уже отправилась к серебряному глазу, сойдя с тропы и углубившись в темноту между деревьями.

— Идем, тылкрыс. Давай тебя накормим, — сказал Джолло. — Если ты услышишь, как Кэнди тебя зовет, пойдешь прямо к ней. Я не буду тебя останавливать. Честно.

Остров Лагуны Мунн выглядел маленьким, если смотреть на него с лодки Руфуса, но теперь, когда Кэнди шла по его темным склонам, он казался гораздо больше, чем можно было ожидать. Она оставила свое облачко за спиной, но серебряный глаз излучал собственный свет, который вел ее сквозь чащу. Она была рада такому маяку. Земля под ногами становилась круче, а деревья, между которыми ей иногда приходилось буквально продираться, все более кривыми и древними.

Здесь, на возвышенности, дул ветер. Старые деревья трещали, с их ветвей сыпался сухой дождь листьев и увядших плодов. Кэнди не отводила взгляда от маяка. Она следовала к нему настолько точно, насколько позволял густой подлесок, пока не добралась до места, где нижние ветви деревьев переплелись с кустами, образовав настоящую древесную стену. Кэнди остановилась; глаз озарял переплетенные сучья. Через несколько секунд по стене прошло легкое движение, и там, где сиял свет, стена расплелась, открыв узкий проход. Деревья и кусты все еще раздвигались, когда голос, говоривший с Джолло, произнес:

— Либо входи, либо поворачивай назад, девочка, но не надо просто стоять.

— Спасибо, — ответила Кэнди и шагнула в проем между извивающимися ветвями.

Она добралась до вершины острова. Шумный ветер двигался здесь кругами, и листья, которые он нес, поднимались и падали, когда он проносился мимо. Однако в этих завихрениях летели не только листья. Здесь были животные разных размеров и форм: они двигались с бледными, как луна, или красными, как заходящее солнце, боками; их глаза сверкали золотым и зеленым, и все они оставляли следы своего движения в призрачном воздухе.

Она не могла понять, что это такое — радостная гонка или бегство от смерти. Чем бы это ни было, внезапно все они повернули в ее направлении, и она упала на землю, обхватив голову руками и чувствуя, как над ней мчится живая лавина. Сейчас эта лавина обрела звук. Кэнди слышала не только шум ветра, но и грохот копыт, топот лап, рев, визг и вой тысяч созданий или даже больше.

— Ты еще не знаешь разницы между порождением сна и порождением жизни? — спросила Лагуна Мунн, и ее голос казался ближе, чем звук мчавшихся животных.

— Порождением сна? — переспросила Кэнди.

— Да, девочка, — ответила Лагуна. — Сна. Воображения. Выдумки. Фантазии.

Кэнди отважилась поднять глаза. Что бы заклинательница ни говорила, копыта и когти, все еще находившиеся у Кэнди над головой, казались реальными и весьма опасными.

— Это иллюзия, — сказала Лагуна Мунн. — Встань. Иди. Если ты мне не доверяшь, как поможет то, что я буду для тебя делать?

Это имело смысл. Кэнди приподняла голову. Ярость живого потока двигалась над куполом, что защищал ее мысли. Было больно. Болел не только череп, трещавший под ударами копыт, но даже кости лица и мягкие ткани, которые он оберегал.

Если она не выдержит эту атаку, ей не найти никого, кто скажет то, чего она ждет от Лагуны Мунн.

Она встала.

Ну и боль! Пусть даже иллюзия, она оказалась достаточно сильной, чтобы из носа Кэнди закапала кровь. Она вытерла ее тыльной стороной ладони, но кровь не унималась. Животные продолжали мчаться, и ярость их стремительного движения била в нее изо всех сил.

— Я знаю, вы здесь, Лагуна Мунн, — произнесла она. — Вы не можете вечно прятаться. Давайте, покажитесь.

Животные продолжали свою бешеную скачку. Кровь из носа начала собираться во рту. Она слизнула ее — привкус меди и соли. Сколько еще ее тело сможет выдержать этот беспощадный поток? Заклинательница не позволит ей умереть, если она вдруг не справится?

— Я не собираюсь умирать, — сказала себе Кэнди.

Она попыталась посмотреть сквозь заклинание, но оно лишь усилило давление своей реальности.

Без меня тебе никогда не справиться, сказала Боа.

Так помоги мне.

Зачем?

Кэнди разозлилась. Боа достала ее, как достали все эгоцентричные женщины, у которых имелось больше силы, чем сострадания, начиная с мисс Шварц и заканчивая Бабулей Ветошью. Хватит с нее их всех!

В этот миг ее зрение пробилось сквозь стремительную иллюзию, разглядев таинственную Лагуну Мунн. Мать Кэнди, Мелисса, назвала бы ее «женщиной с широкой костью» — фраза, под которой она имела в виду толстух.

— Я… вас вижу, — сказала Кэнди.

— Хорошо, — ответила Лагуна Мунн. — Тогда мы можем продолжать.

Лагуна Мунн подняла руку и сжала кулак. Прилив живых существ немедленно исчез, но кости у Кэнди продолжали болеть, голова гудела, а из носа текла кровь. Мягким голосом Лагуна продолжила:

— Я не ожидала тебя увидеть, хотя должна сказать, ты меня заинтриговала. Я думала, тебя больше привлекают Фантомайя.

— Я здесь из-за них, — сказала Кэнди.

— Ага, значит, кто-то рассказывал тебе басни.

— Это не басня! — отрезала Кэнди.