Джиллиан подняла на него глаза. Ее плечи сотрясались от рыданий, и Коннор хотел только одного – обнять ее и прижать к своей груди. Защитить и укрыть ее, изгнать из памяти воспоминания о жестокости и боли, которые она испытывала всю свою жизнь.

– Ты хочешь узнать то, о чем я никогда никому не рассказывала? – спросила она хриплым от слез шепотом. – В ту ночь я проснулась от ощущения, что должно произойти нечто нехорошее. Если бы я восприняла это с должным вниманием, то раньше бы спустилась вниз и могла бы предотвратить убийство.

Самобичевание, написанное на лице Джиллиан, было слишком знакомо Коннору. С этим чувством он жил уже долгие годы.

– Или тебя бы тоже убили.

– Но мы этого никогда не узнаем наверняка, не так ли? Именно это незнание и мучает меня. Разрывает на части.

Коннор больше не мог переносить ее взгляда, не мог слышать ее голос.

– Тише, моя цыганка, – тихо произнес он. – Успокойся.

Потом он нежно поцеловал ее.

Разум Джиллиан отключился, как только губы Кон-нора прикоснулись к ее губам.

Все, что произошло сегодняшним вечером, заволокло туманом и стало казаться незначительным. А отчаяние и боль, которые она испытывала, уступили место другим, более приятным, чувствам. Казалось, она впитывала этот поцелуй Коннора каждой частицей своего существа.

Джиллиан почти забыла обо всем, поддавшись его притяжению, но все же что-то ее беспокоило. Этот поцелуй был другим. Он отличался от тех, какими они обменялись за последние несколько дней. Раньше их сталкивали вместе страсть и ярость, но теперь Коннор обращался с ней подчеркнуто нежно, с особым уважением. Она вдруг поняла: теперь их близость была для него чем-то большим, чем простое удовлетворение похоти, вызванной ее привлекательной внешней оболочкой, теперь она сама что-то значила для него.

И внезапно чувства, копившиеся внутри Джиллиан, захлестнули ее с такой силой, что она больше не могла сдерживать их или прятать от себя.

Она любила Коннора Монро, любила в нем все: силу и решительность, стремление защищать и оберегать людей, которые были для него небезразличны. Она даже любила его угрюмость и упрямое желание не уступать в споре. Но теперь она ощущала себя еще более уязвимой, чем когда-либо в жизни. У нее больше не было желания бороться с голосом сердца.

И тогда, отбросив в сторону осторожность, она ответила на его поцелуй с той страстью, с какой ей хотелось это сделать, не ограничивая себя ни в чем.

Ободренный ее пылким откликом, Коннор положил руки ей на талию и притянул ближе к себе, позволив вновь насладиться теплом и близостью своего большого тела. Он буквально вонзился в шелковую поверхность ее губ, проводя языком по их пухлым очертаниям. Глубоко в горле Коннора рождались звуки наслаждения, как будто он смаковал последний кусочек какого-то сочного и аппетитного фрукта.

– Ты можешь представить себе, – пробормотал он хрипловатым голосом, переводя дыхание между поцелуями, – что я хочу сделать с тобой, моя цыганка? Я хочу сорвать с тебя всю одежду и обнажить каждый дюйм твоего тела. Хочу трогать и целовать тебя везде, где захочу.

Джиллиан задрожала, представляя себе чувственную картину, которую рисовали его слова.

– Коннор, я...

– Тише, – прошептал он и поднял вверх голову, собирая губами последние остатки влаги с ее ресниц. Едва касаясь ее щеки, проскользнул к чувствительному месту под ухом.

– Больше не надо слез, моя цыганка, – выдохнул Коннор. – И разговоров о прошлых трагедиях. Я вообще не хочу ни о чем говорить. Я только хочу заняться с тобой любовью.

Джиллиан откинула назад голову, чтобы ему легче было добраться до изгиба шеи. Коннор начал нежно покусывать гладкую кожу, почти щекотать ее зубами, и Джиллиан не смогла сдержать дрожь удовольствия.

– Я тоже хочу этого, но...

Когда она смолкла, Коннор посмотрел ей в глаза.

– Но?

В свете лампы Джиллиан увидела лихорадочный румянец на его щеках, горячий блеск в его взгляде. От этого вида ей стало еще труднее сосредоточиться на том, чтобы привести свои мысли хоть в какое-то подобие порядка. В конце концов более-менее внятно ока ответила ему:

– Я хочу тебя. Действительно хочу. Но если ты опять начнешь заниматься со мной любовью, а потом оттолкнешь и пойдешь к какой-то другой женщине... – Джиллиан вспомнила, как всего лишь сегодня утром Коннор сознался, что в прошлую ночь решил навестить свою любовницу. И вновь почувствовала, что ее предали. Ей достаточно было только представить Коннора в постели с другой, как ее сердце начинало разрываться на куски. – Не знаю, смогу ли я перенести такое во второй раз.

Его резкое лицо смягчилось. Он протянул руку, чтобы убрать за ухо упавший ей на лицо черный локон.

– Моя цыганка, между мной и Селиной в ту ночь ничего не было, клянусь. Да, я пошел к ней, надеясь забыть о тебе. Но в ту секунду, как она поцеловала меня, я тут же понял, что у нас с ней ничего не получится. Перед тем как покинуть Селину, я сказал, что больше не стану ее навещать. Ты – единственная женщина, которую я хочу сжимать в своих объятиях.

– Однако сегодня утром твое поведение произвело на меня обратное впечатление.

– Я знаю и прошу у тебя прощения. Один Бог знает, каких усилий мне стоило так холодно обращаться с тобой. Это оказалось самым тяжким делом в моей жизни. Мое единственное оправдание – это то, что я пытался защитить тебя.

– Ты пытался заставить меня уйти.

Лицо Коннора на мгновение исказилось, но он не стал отрицать, что ее обвинение было правдивым.

– Да, и это тоже. Но больше я не стану так делать. Я устал сражаться с желанием, которое испытываю к тебе. Если я еще нужен тебе, то я твой. На всю ночь.

«На всю ночь».

Его последние слова эхом отозвались в голове Джиллиан. Их смысл был ясен. Он говорил ей, что может дать ей только эту ночь, и ничего больше. Не будет никаких клятв и обещаний, что происходящее между ними сейчас когда-нибудь перерастет в нечто большее. Хотя она и не надеялась, что у нее с Коннором может быть счастливое будущее. Джиллиан вполне сознавала, что на их пути стояло слишком много препятствий.

Но хватит ли у нее храбрости, чтобы взять то, что он предлагал? Джиллиан уже и так позволила ему слишком много. Она, конечно, не думала, что когда-либо станет той девушкой, какой была до знакомства с Коннором. Но решится ли она подвергнуть свое сердце еще большему риску? Отважится ли узнать, каково это – быть с ним, чувствовать его движения внутри себя, статье ним единым целым только затем, чтобы потом расстаться навсегда?

– Джиллиан?

Шепот Коннора был хриплым от переполнявшего его желания. На одну секунду на лице его появилось выражение неуверенности, как будто он испугался того, что его могут отвергнуть.

И тут Джиллиан поняла. Если эта ноочь – единственное, что будет у нее с Коннором, то она возьмет ее и поблагодарит за это судьбу.

Проведя руками вверх по твердым мускулам его груди, она схватилась за отвороты сюртука и направила полный решимости взгляд на омраченное сомнением лицо Коннора.

– Да, я хочу, чтобы ты взял меня. Сейчас.

В его глазах зажегся победный огонь. Он впился в ее губы таким требовательным поцелуем, что у Джиллиан чуть не подогнулись колени. Если у нее и были еще какие-то сомнения, что он хотел ее, теперь они совсем исчезли. Об этом говорили его прерывистое дыхание и голодные движения языка. Он жадно ласкал ее губы, а потом проникязыком глубже, во влажную пещеру рта Джиллиан.

И окружающий мир перестал для нее существовать.

Захваченный горячечным пылом, Коннор уже не контролировал эмоции, которые обычно держал под строгим надзором. Сладкий запах кожи Джиллиан пьянил его, а когда она встретилась своим языком с его, сначала робко, потом все более уверенно начала играть с ним в дразнящую игру, то отступая, то вновь соприкасаясь, Коннор почувствовал, как его мужское достоинство ожило и болезненно напряглось.