Дверь с треском распахнулась – Кохрад повернулся, вытаскивая меч. Сначала он осознал лишь, что его ненасытный огонь получил дополнительные силы благодаря новому притоку воздуха, но потом заметил, как кто-то отскочил, прикрывая от жара голову и лицо. Кохрад прыгнул вперед и снес голову воина одним ударом двуручного меча. Краешком глаза он заметил острие пики, крутанулся на месте, отклоняя пику в сторону, схватился за древко, сильно дернул на себя, а когда копейщик оказался рядом, ударил его в лицо обтянутым кольчугой локтем.

Потом Кохрад снова ринулся вперед и остановил еще одного воина с боевым топором, швырнув в него сноп огня. Воин отскочил, но другой противник – чете, насколько понял Кохрад, – оказался отважней: не обращая внимания на жар, он прыгнул вперед и ударил противника плечом в грудь. От удара белоглазый качнулся назад, но торжество врага длилась недолго – Кохрад саданул его изо всех сил по шлему и всадил ему меч меж ребер. Наемник упал, и пламя тут же принялось лизать рукоять его топора и одежду.

Комната осталась в полном владении Кохрада.

Потом он зашагал по коридору, но вдруг остановился – сквозь невыносимый жар пламени его коснулся чей-то холодный разум. Отец напомнил Кохраду, что юноша защищен от власти вызванного им же самим огня и о его миссии. То, что разыскивал молодой белоглазый, находилось наверху и громко взывало к нему.

Кохрад потянулся вверх и коснулся балки, идущей вдоль потолка коридора. Он мог ее поджечь и перемещаться вместе с огнем по всему зданию, отрезая людям путь к спасению. Так он и сделал – и начал поджигать драпировки и полированную мебель, отдавая на съедение огню и жару комнату за комнатой, полные прекрасных скульптур.

Вот он нашел лестницу и начал взбираться вверх от этажа к этажу; языки пламени были подобны волкам, преследующим добычу. Кохард отрезал путь к выходу нескольким обитателям башни, встретившимся на пути, других загнал в углы и за шкафы. Люди падали на колени, молили о пощаде, вопили от ужаса, но он оставался безучастным к их мукам. Кохрад родился белоглазым и не получил благословения богов, поэтому подчинялся только законам огня и света.

Добравшись до самого верха башни, он наткнулся на запертый люк. Кохрад сильно ударил по нему кулаком и пробил насквозь, но что-то по-прежнему удерживало люк с той стороны, несмотря на все усилия сына Стиракса. Еще один удар – и люк разлетелся на куски, которые попадали к его ногам, будто сложившись в погребальный костер. Деревянные ступени горели под ним, когда он поднимался на площадку.

Не успел Кохрад выбраться из люка, как на него бросился еще один четс с боевым топором. Но объятый огнем белоглазый отстранил стальное лезвие, молниеносно вскочил на платформу и так же быстро проткнул противника копьем.

Воин с криком упал, и не успел смолкнуть его вопль, как Кох-рад уже повернулся к остальным. Но больше никто не бросился на него, и тогда он перестал обращать внимание на воинов, шагнув к дрожащему герцогу. Белоглазый протянул к нему руку, предвкушая треск и запах горящего жира. Герцог бормотал что-то невнятное, но, даже когда его пальцы начали обугливаться, он продолжал крепко сжимать Хрустальный череп. Кохрад без труда разжал его руки и забрал вожделенный приз… и когда белоглазый дотронулся до черепа, тот как будто вскрикнул. С несказанным облегчением Кохрад прижал Хрустальный череп к груди. Те места его трофея, которые прикасались к доспехам, становились кроваво-красными.

Языки пламени заплясали вокруг еще неистовей, лаская череп.

– Итак, ты – разрушение, – прошептал Кохрад. – Надеюсь, это и вправду так. Однажды ты станешь моим – когда мы сделаемся богами и отцу ты будешь уже не нужен. И тогда мы с тобой навечно сольемся в единое целое.

Он неспешно покинул полыхающую погребальным костром башню, оставив позади лишь потрескивающий огонь и запах сгоревшей плоти.

Обледеневшие от зимней стужи острые скалы, похожие на наточенные клинки, торчали из густых зарослей Великого леса в Паутинных горах. Шепот, раздававшийся там по ночам, воскрешал память о давно покинутых местах и вновь зажигал бунтарский огонь минувших веков в сердцах эльфов – далеких потомков тех, кого боги прокляли когда-то за неповиновение. Здесь начали заключать темные сделки задолго до того, как пророки объявили, что на западе засиял серебряный свет. Первые переселенцы-эльфы начали тайно возвращаться в поселения, откуда фарланы изгнали их несколько десятилетий тому назад.

Праздник Меча постепенно пришел на смену диким беспощадным охотам, бушевавшим в этих местах пятьдесят лет назад, когда эльфам приходилось отступать под напором захватчиков. Мирное земледелие стало одерживать верх над кровопролитием. Возвращаясь в родные места, эльфы видели, что сторожевые башни фарланов заброшены, форты опустели, а на их месте появились деревни, порой разбросанные далеко в лесах и совсем не имевшие укреплений.

Первые военные вылазки эльфов не встретили должного отпора – и возвратившиеся изгнанники становились все безрассудней и злее. Ветер свистел в руинах, ветер на многие мили нес запах пожарищ. И даже в городах, за относительно безопасными каменными стенами люди слышали угрожающий бой барабанов в ночной тиши, слышали гортанные голоса, певшие о боли и о зловещих предсказаниях, о том, что снова наступило время эльфов. Ветер разносил эти песни, возвещая, что пришло время мести.

– Что вы хотите сказать? Генерал Элирль не ребенок, который нуждается в наказаниях!

От рева Бахля содрогались стены, так громко герцог кричал на человека, спокойно сидевшего посреди комнаты. Изак отступил, испуганный гневом повелителя, хотя Бахль негодовал не на него. Тот, на кого кричал герцог, даже не вздрогнул. Примостившись на низком стуле, маг повторял слова своего господина, покачивая бритой головой, словно в ритм некой мелодии. Даже замолчав и склонив голову к плечу в ожидании ответа, маг продолжал раскачиваться взад-вперед.

– Генерал Элирль отстранен от командования армией Ломина, – нараспев произнес маг после долгой паузы.

Его голос звучал отстраненно, как дальнее эхо. Изак подался вперед, чтобы получше вглядеться в мага, удивляясь мерному раскачиванию и пытаясь постичь его смысл и назначение в ритуале.

Маг продолжал качаться, не замечая собравшихся вокруг людей.

После настойчивых расспросов Изака Лезарль ответил ему, что такое движение помогает магам-близнецам поддерживать друг с другом контакт, но на дальнейшие вопросы отвечать отказался. Изаку не только никогда не доводилось раньше видеть что-либо похожее, он даже никогда не слышал о таком. Интересно, какие еще секреты, доступные немногим счастливчикам, могли скрываться за непроницаемыми стенами Колледжа магии?

– Генерала наказали за ошибки, – передал маг ответ далекого наследника Ломина.

Каждое предложение разбивалось на части, когда маг шептал слова своему близнецу. Изак мог представить себе лицо второго мага, сидящего сейчас в высокой башне в Ломине, – точно такого же бледного и гладко выбритого, выговаривающего услышанные им далекие слова. Возможно, маги и одеты были одинаково: блуза с открытым воротом, не скрывающим безволосой груди, перетянутая в талии красным с золотом поясом Колледжа магии.

– Вы хотите сказать, что казнили одного из старейших и самых уважаемых генералов?!

То, что ответы приходили с задержкой, лишь усиливало ярость Бахля. Не может быть, чтобы юнец из Ломина – даже еще не ставший герцогом, хоть его отец и был уже неизлечимо болен, – посмел сделать нечто подобное! Бахль принялся вышагивать вокруг мага, пока Лезарль не остановил его, вытянув руку.

– Милорд, связь вот-вот прервется, нам нужны важные сведения. Что бы там ни натворил мальчишка, выяснение подробностей может подождать до вашего приезда.

– Я никого не казнил, – повторял маг монотонным бесцветным голосом. – Генерал был снят с должности и сегодня вечером покончил жизнь самоубийством в своих покоях. Мы вместе с вами скорбим об утрате.