– С Джорджем и Альфредом, сыновьями одного из своих кузенов. Насколько я понимаю, их мать перенесла тяжелые роды, а отец тоже приболел, вот родственница и пригласила ребятишек провести лето с ней, в Лондоне. Когда мисс Теннисон приезжала на остров, мальчики обычно оставались дома с няней, но ей нравилось проводить пару дней в неделю, показывая им город. Тауэр, зверинец – что-то в этом роде.

– Значит, она не каждый день присутствовала на раскопках?

– Нет-нет, не каждый. У нее были и другие исследования. Но, как правило, наезжала три-четыре раза в неделю.

– Как она сюда добиралась?

– Иногда в карете брата, хотя часто садилась в дилижанс до Энфилда, а в местной конюшне нанимала кого-нибудь, чтоб довезли до рва. В таком случае я всегда настаивал, чтобы она позволила одному из слуг вечером доставить ее обратно в Лондон.

Для женщины благородного происхождения поездка в дилижансе, особенно местная, на короткое расстояние, не являлась чем-то совершенно неслыханным. Содержать в Лондоне карету, лошадей и грума было очень недешево, поэтому большинство семей если и имели экипаж, то только один.

– А брат не возражал против пользования его каретой?

– По правде говоря, напротив. Мистер Теннисон ужасно раздражался, когда сестра настаивала на поездке в дилижансе вместо того чтобы взять его экипаж. Говорил, что в городе он отличнейшим образом может нанять извозчика или даже пройтись пешком.

– Но сестра не всегда слушалась?

Широкий рот собеседника изогнулся в легкой улыбке, печально угасшей, когда Уинтроп качнул головой.

– Да, она была такой.

– Какой?

Сэр Стэнли подошел к длинному ряду окон и устремил взгляд во двор. На горизонте появилось несколько пушистых белых тучек, но солнце по-прежнему заливало ослепительно золотыми лучами цветшие на клумбах розы. Рабочие склонились над своими лопатами, леди Уинтроп нигде не было видно.

– Мисс Теннисон была необыкновенной женщиной, – сказал банкир, глядя на далекие облака. – Сильной. Уверенной в себе. Бесстрашно бросавшей вызов условностям и общественному мнению. И без снисхождения относившейся к глупцам.

– Другими словами, – уточнил Себастьян, – женщиной, способной нажить себе врагов.

Уинтроп кивнул, по-прежнему не отводя глаз от пейзажа за окном.

– Знаете кого-то определенного?

Банкир глубоко вздохнул, колыхнув широкой грудью.

– Теперь, когда упоминание о нескольких брошенных в сердцах опрометчивых словах может привести к обвинению человека в убийстве, об этом как-то дурно распространяться.

– Хотите сказать, что мисс Теннисон недавно с кем-то разругалась?

– Не уверен, что это можно назвать «разругалась».

– Так что же произошло?

– Ну, когда я увидел ее в субботу…

– Да? – поощрил Себастьян колебавшегося собеседника.

– Как только мисс Теннисон появилась на раскопках, я понял, что ее что-то гложет. Она выглядела… напряженной. Нервной. Поначалу попыталась сделать вид, что это всего лишь приступ меланхолии, но меня отговорка не обманула.

– А погибшая была подвержена приступам меланхолии?

– Она ведь из Теннисонов, а в их роду, знаете ли, все меланхолики.

– Нет, я не знал. И что дальше?

– Она заявила, что не хочет это обсуждать. Вероятно, я был настойчивее, чем должно, но в конце концов она призналась, что обеспокоена каким-то спором, случившимся накануне, в пятницу. Сделала вид, что не воспринимает стычку всерьез – назвала ее пустячной. Только было очевидно, что дело гораздо тревожней. Думаю, я никогда не видел ее настолько расстроенной.

По особняку разнесся звук открывшейся вдалеке двери.

– Стычку с кем? – поинтересовался Себастьян.

– Я не знаю его имени. Какой-то антиквар, известный своим трудом о построманском периоде в истории Англии.

– И этот человек не разделял мнения мисс Теннисон, что ваш Кэмлит-Моут является местом расположения легендарного Камелота?

Челюсти собеседника сжались так, что дернулись мощные мускулы на скулах. Себастьяну впервые за все время разговора мельком приоткрылась стальная жесткость банкира, позволившая тому сколотить состояние за двадцать лет войны.

– Насколько я могу судить, он считает, что король Артур – плод воображения английского народа, порожденный как романтическим желанием иметь славное, героическое прошлое, так и надеждами на магического спасителя, который вернется, дабы повести нас снова к славе и победам.

– И данное расхождение во мнениях стало причиной пятничного «спора»?

– Мисс Теннисон уверила меня в этом.

– Но вы подозреваете, что она была не до конца с вами откровенна?

– Если одним словом – да. 

Из холла донеслись быстрые шаги, и сэр Стэнли повернулся к вошедшей в комнату супруге. При виде Себастьяна хозяйка поместья встала как вкопанная, с выражением лица скорее надменно-негодующим, нежели радушным. Было понятно, что леди Уинтроп точно известна причина визита виконта.

– О, вот и вы, дорогая, – поприветствовал жену банкир. – Вы знакомы с лордом Девлином?

 – Знакома. – Хозяйка даже не двинулась, чтобы подать гостю руку.

– Мы встречались на обеде, кажется, у лорда Ливерпуля, – поклонился Себастьян. – Прошлой весной.

– Да, именно. – По всей видимости, упомянутая встреча не произвела на леди Уинтроп благоприятного впечатления. Следовало учесть, что в то время Девлин пользовался репутацией человека, ведущего опасный и скандальный образ жизни.

– Вы здесь из-за смерти этой Теннисон, не так ли? А ведь я предупреждала сэра Стэнли, что сия сумасбродная затея с Камелотом добром не кончится.

Виконт покосился на хозяина, однако лицо Уинтропа хранило прежнее приветливое выражение. Если он и испытывал неловкость за хамское поведение супруги, то ничем этого не выказывал.

– Я так понимаю, вы не разделяете пылкое увлечение сэра Стэнли исследованиями в Кэмлит-Моут? – уточнил Себастьян, допивая вино.

– Не разделяю.

Уинтроп вернул крышку стеклянной витрины на место.

– Моя супруга – богобоязненная женщина, которая тревожится, как бы интерес к островку, проявляемый знатными господами, не усилил пагубную приверженность местных жителей к древним и опасным суевериям.

Дама исподтишка бросила на мужа быстрый взгляд.

– А вы, леди Уинтроп, посещали место раскопок? – полюбопытствовал Себастьян.

– Не вижу прока в раскапывании хлама давным-давно исчезнувших поселений. Что минуло, то минуло. Нас должна беспокоить грядущая участь человечества, а не его прошлое. Все, что людям следует знать, изложено в Священном Писании и в ученых трудах по богословию и морали, созданных по вдохновению от Господа нашего служителями его. И предметом тщательного изучения должен быть промысел божий, а не какие-то позабытые груды камней и разбитые горшки.

– Могу я предложить вам еще вина, лорд Девлин? – ничего не выражающим тоном спросил Уинтроп.

– Нет, благодарю вас, – виконт поставил бокал. – Мне пора ехать.

Ни хозяин, ни хозяйка дома не стали упрашивать гостя остаться.

– Я пошлю слугу за вашим экипажем, – обронила леди Уинтроп.

– Жаль, что не смог больше вам помочь, – произнес банкир несколькими мгновениями позже, провожая визитера до двери и выходя с ним на слепящее солнце.

Себастьян остановился на верху широкой лестницы.

– Скажите, сэр Стэнли: вы полагаете возможным, что смерть мисс Теннисон как-то связана с вашими изысканиями на Кэмлит-Моут?

– Не вижу, каким образом, – отозвался Уинтроп, отворачиваясь и глядя на усыпанную гравием дорожку, где Том как раз останавливал экипаж.

– Но вам ведь известно предание, будто король Артур всего лишь уснул на острове Авалон и что в самый трудный для Англии час он вновь пробудится и поведет нас к победе?

Собеседники пошли вниз по ступеням.

– Я нахожу предания чрезвычайно увлекательными. Легенды о благородных героях и прекрасных девах веками завораживали человечество. Но чтобы в них крылся мотив убийства? Это вряд ли.