При виде стремительно вторгшегося в комнату виконта Девлина, на плечах которого висело окровавленное мужское тело, барон запнулся.

Все до единой головы повернулись к двери. Среди присутствующих воцарилась ошеломленная тишина.

– Что за чертовщина?! – вопросил Джарвис.

Наклонившись, Себастьян стряхнул с плеча труп с остекленевшими глазами и обвисшей челюстью на превосходный турецкий ковер.

– Нужно поговорить.

Барон ощутил небывалый прилив жгучей, первобытной ярости, однако быстро совладал с собой.

– Такова ваша версия охотничьего трофея?

– Добыча не моя. Его застрелили из изящного карманного пистолетика с ореховой рукояткой и гравированными накладками. Кажется, сие оружие вам знакомо?

Джарвис один напряженный миг выдержал сверкающий янтарный взгляд, затем повернулся к таращившим глаза гостям.

– Прошу прощения за неудобство, господа. Не будете ли вы так любезны нас извинить?

Присутствовавшие джентльмены – среди которых Девлин заметил премьера, первого лорда Адмиралтейства и еще троих членов кабинета министров – исподтишка обменялись взглядами и, приглушенно переговариваясь, гуськом потянулись из комнаты.

Себастьян почувствовал странное облегчение от того, что Гендона между ними не оказалось.

Барон с треском захлопнул за ушедшими дверь.

– Надеюсь, у вас имеется вразумительное объяснение?

– Как ни странно, я пришел к вам с этим же вопросом. Хочется узнать, какого дьявола на меня и мою жену нападают…

– Геро?! С ней все благополучно? О, Боже. Если моя дочь пострадала…

– Не пострадала – но не благодаря вам.

– Не понимаю, с чего вы взяли, будто я каким-то образом причастен к вашим злоключениям. В этом мире не счесть людей, жаждущих положить конец вашему бренному существованию.

– Так этот тип не один из ваших молодчиков?

– Нет.

Девлин сузившимися глазами всмотрелся в лицо собеседника:

– Станете уверять, будто раньше на неделе не подсылали ко мне своего соглядатая?

Джарвис отпил еще глоток вина.

– Тот некомпетентный идиот, за которым вы гонялись по подземельям Адельфи, действительно состоял у меня на службе, но больше не состоит. Однако я не имею ни малейшего отношения к… – барон указал бокалом на простертого на ковре мертвеца, – к этому. Кто он?

– Если бы я знал, не пришел бы сюда.

Вельможа пристальнее присмотрелся к трупу.

– Судя по виду, явно какой-то головорез. – Взгляд барона сосредоточился на порванной, окровавленной рубашке покойника. – Это Геро стреляла?

– Геро.

Джарвис вскинул голову, сжимая челюсти:

– Хоть верьте, хоть нет, но пока моя дочь не имела несчастья связаться с вами, она в жизни никого пальцем не тронула. А теперь…

– Нет уж, – предупреждающе поднял ладонь Девлин. – Даже не вздумайте перекладывать вину на меня. Если сегодня Геро грозила опасность, то исключительно из-за вас. 

 – Из-за меня?

– За два дня до гибели Габриель Теннисон столкнулась с фальсификацией, к которой оказался причастен некто настолько могущественный и безжалостный, что леди боялась за свою жизнь. Полагаю, она страшилась вас.

Барон осушил свой бокал, какое-то время постоял, задумчиво его созерцая, затем направился к бюро, вытащил оттуда смятый лист бумаги и протянул собеседнику.

– Видели такое? 

Себастьян покосился на листовку, но даже не попытался взять ее.

– Видел. Похоже, эти бумажки расклеиваются по городу быстрее, нежели власти успевают их срывать.  

– Так и есть, благодаря неким состоящим на службе у французов агентам. Цель данных пасквилей – возбудить и поддерживать недовольство правящим домом Ганноверов. Боюсь, они преуспели настолько, что Наполеон не мог и мечтать.

– Если честно, я бы сказал, Принни и сам отменно справляется с собственной  компрометацией.

Стиснув губы в ровную линию, Джарвис отшвырнул листовку в сторону.

– Недолюбливать правителя – это одно. Заявлять, якобы он узурпировал трон – совсем иное. В двенадцатом веке с подобным вздором столкнулись Плантагенеты. Вы, возможно, полагаете, что сейчас люди не столь легковерны, как шестьсот лет назад, однако идея возвращения мессии и в наши дни оказалась на удивление привлекательной.

– Это традиционный образ.

– В том-то и дело, – согласился барон.

– Насколько я понимаю, вы по примеру Плантагенетов решили исправить положение, убедив доверчивый народ, что легендарный Артур никакой не «король былого и грядущего», а всего лишь горстка древних трухлявых костей?

– Да, примерно так.

– И что же вы предприняли? Обратились к ученому, известному своим скептическим отношением к мифу об Артуре – к Бевину Чайлду, если быть точным – и каким-то образом уговорили его сделать ошеломительное заявление о находке  гластонберийского креста и сундучка с древними костями в коллекции Ричарда Гофа? Полагаю, умелому мастеру не составило труда по описаниям Кемдена[44] изготовить копию артефакта, а костей несложно набрать с любого старого погоста. Правда, история утверждает, будто крест давным-давно был отделен от останков, но зачем позволять несущественным подробностям противоречить легенде?

– Действительно, зачем?

– Мне любопытен один момент: как мисс Теннисон выяснила, что перед ней подделка?

Барон полез в карман за табакеркой.

– Не думаю, что это имеет отношение к делу.

– Но ведь исследовательница по этой причине разругалась с Чайлдом и выбросила фальшивку в озеро.

– Да. Весьма вспыльчивая и необузданная особа.

– И к тому же решительная. А это означает, что, пока леди оставалась жива, ваш замысел не мог успешно воплотиться в жизнь.

Джарвис одним пальцем откинул крышку табакерки.

– У меня нет обыкновения убивать невинных девиц благородного происхождения и их малолетних племянников – сколько бы хлопот они ни доставляли.  

– Но вы бы пошли на это, если бы сочли необходимым.

– Ради будущего монархии и нерушимости империи я пошел бы на многое. Однако по большому счету противодействие мисс Теннисон не играло большой роли. Из сложившейся ситуации можно было найти и другой выход, помимо убийства неугомонной подруги моей дочери.  

– Например?

Поднеся к ноздре щепотку табака, барон сделал вдох.

– Неужели вы всерьез полагаете, будто я отвечу на подобный вопрос?

Губы Девлина сложились в тонкую жесткую линию.

– Вчера поздним вечером кто-то застрелил условно освобожденного французского офицера по имени Филипп Арсено. А уже нынче утром один из его сослуживцев выступил с заявлением, якобы перед смертью Арсено признался в убийствах. В качестве награды столь своевременно объявившийся доброхот был немедленно и тайно выпровожен из страны. Мне приходит на ум единственный человек, обладающий властью – и мотивом – так быстро освободить военнопленного.

– Разумеется, это сделал я, – захлопнул табакерку вельможа.

– И вы же приказали убить Арсено?

– Не стану отрицать, я воспользовался гибелью француза, чтобы прекратить это неудобное расследование. Но отдавал ли я приказ устранять лейтенанта? Нет.

– Неудобное расследование?! Дьявольщина! Неудобное для кого?

– Для Короны, естественно.

– А еще для вас и вашего идиотского плана с гластонберийским крестом.

Когда Джарвис промолчал, Себастьян спросил:

– Как, черт подери, вы убедили антиквара прикрыть его авторитетом ваш трюк?

– У мистера Чайлда имеются определенные особые наклонности, которые он предпочел бы не разглашать. 

– Насколько особые?

Барон запихнул табакерку обратно в карман.

– Не настолько, чтобы их нельзя было удовлетворить в «Ягнячьем загоне».

– А Габриель Теннисон знала об особых наклонностях Чайлда?

– Возможно.

– Так почему же вы уверены, что Теннисонов убил не он?

– Я отнюдь не уверен. Отсюда решение прекратить расследование. Нельзя, чтобы это убийство хоть малейшим образом выглядело связанным с королевским двором. – Джарвис поправил манжеты. – Дело закрыто, Девлин: преступник установлен и наказан собственной смертью.