Виконт не сводил глаз со служебного выхода.
Ночь стояла теплая, ласковое прикосновение ветра пахло апельсинами и тысячей горько-сладких воспоминаний. Девлин услышал, как открылась дверь, увидел направляющихся к дороге женщину и двоих мужчин. Женщина, увлеченная разговором с товарищами по сцене, на мгновение остановилась под уличным фонарем. Танцующее пламя масляной лампы блеснуло на каштановых прядях ее густых темных волос и маняще замерцало на родных, любимых чертах. Откинув голову, она расхохоталась в ответ на реплику одного из своих спутников, потом вдруг замерла и повернулась, распахивая глаза в тщетной попытке разглядеть что-либо в темноте. И Себастьян понял, что она почувствовала его присутствие и что связь между ними, существовавшая все эти годы, хоть и ослабла, но не исчезла.
Этой женщиной была Кэт Болейн, известнейшая актриса лондонской сцены и когда-то – любовь всей Себастьяновой жизни. Одно время Девлин надеялся, что они с Кэт состарятся вместе – плевать на перешептывание шокированного общества и яростное противодействие отца («графа Гендона», – напомнил он себе). Но затем в их судьбы вмешалось сплетение отвратительной лжи с еще более неприглядной правдой. Теперь Кэт стала женой бывшего капера по имени Рассел Йейтс, экстравагантного мужчины, который питал запретную страсть к собственному полу и поддерживал тайные связи с контрабандистами и шпионами, бороздившими пролив между Англией и наполеоновской Францией.
Себастьян наблюдал, как актриса желает спокойной ночи своим друзьям и направляется к нему. На ее плечи был наброшен шелковый плащ цвета слоновой кости с немного сдвинутым назад и обрамлявшим лицо капюшоном.
– Не следует тебе ходить по ночам одной, – заговорил Девлин.
– Из-за недавнего убийства? – Повернувшись, Кэт зашагала рядом с виконтом вверх по Харт-стрит. Мостовая была запружена лошадьми в богатой сбруе и элегантными каретами, фонари которых, покачиваясь, наполняли воздух запахом горячего масла. – Гибсон говорит, ты участвуешь в расследовании.
Себастьян увидел, как озабоченно нахмурились ее брови при этих словах. Кэт хорошо его знала. Знала, какую цену он платит за каждый спуск в темный мир страха и ненависти, жадности и отчаяния, неизбежно сопутствующих убийству. И хотя умом актриса понимала побуждения Себастьяна, она никогда не могла постичь его потребность заниматься тем, чем он занимался.
– Обо мне не беспокойся, – обронил он.
Глаза спутницы осветила улыбка:
– А тебе, значит, можно беспокоиться обо мне? – Остановившись, Кэт повернулась, окинула его испытующим взглядом, и ее улыбка угасла. Глубоко посаженные, обрамленные густыми ресницами и необычайно яркого синего цвета глаза актриса унаследовала от своего родного отца – графа Гендона. И каждый раз, глядя в них, Себастьян испытывал жгучую боль, кинжалом пронзавшую сердце.
– Ты ведь пришел не ради дружбы прежних дней, – заметила Кэт. – Что тебя привело?
– Говорят, Йейтс приятельствует с неким трактирщиком по имени Джейми Нокс.
Кэт резко втянула воздух, колыхнув грудью. Это было необычно для актрисы, которая привыкла управлять каждым своим взглядом, интонацией, каждым словом и движением.
– Очевидно, ты тоже знаешь его, – констатировал виконт. – Что можешь рассказать о мистере Ноксе?
– На самом деле, очень немногое. Чрезвычайно скрытный, хладнокровный и опасный человек. Большинство знакомых с ним людей его боятся, и эту репутацию Нокс старательно поддерживает.
– Ты познакомилась с ним через Йейтса?
– Да. – Поколебавшись, Кэт спросила: – Нокс замешан в этом деле? Каким образом?
– Его видели спорившим с Габриель Теннисон за несколько дней до ее убийства. Трактирщик утверждает, будто стычка случилась из-за римской мозаики.
– Но ты ему не веришь?
– Не верю. Хотя пока не понимаю, как он вписывается в уже выясненные мною факты.
– Посмотрю, что можно разузнать. – Дверь из таверны на углу улицы отворилась, выплескивая наружу свет, голоса и смех. – А Нокс тебя видел?
– Почему ты спрашиваешь?
Их взгляды встретились.
– Ты знаешь, почему.
Спутники дошли до арки, где актрису ожидал ее экипаж.
– Несколько недель назад, – сообщил Себастьян, – я повстречал в Челси одного человека, который сказал, что я похож на разбойника, некогда ограбившего его коляску на пустоши Ханслоу-Хит.
– Полагаешь, грабителем был Нокс?
– Поговаривают, будто какое-то время после ухода из армии он промышлял на большой дороге. Не хочется допускать, что нас таких по земле ходит трое, – произнес Девлин со смешком, но его слова не вызвали у актрисы ответной улыбки.
– Я знаю, что твои люди на континенте разыскивали леди Софию. Они нашли ее?
– Нет.
– А ты не можешь просто… оставить все, как есть, Себастьян?
Девлин пытливо всмотрелся в бледное, любимое лицо.
– Все те годы, когда личность твоего отца не была тебе известна, считай ты, что правда в пределах досягаемости, смогла бы... оставить все, как есть?
– Да, смогла бы. – И она улыбнулась, сладкой и печальной улыбкой. – Но ведь мои демоны отличаются от твоих. – Привстав на цыпочки, Кэт коснулась губами его щеки и отвернулась: – Спокойной ночи, Себастьян. Береги себя.
Девлин шагал по улицам, становившимся все более пустынными. Небо над головой было мрачным и беззвездным, воздух – душным, на темных, нависающих стенах грязных кирпичных домов и магазинов, стоявших вплотную друг к другу, мигали высоко подвешенные масляные светильники. В какой-то момент виконт услышал позади себя шаги двоих мужчин и крепче перехватил трость, зажатую под мышкой. Но прохожие растворились в зловонном боковом проходе, их поступь негромким эхом отдавалась в ночи.
Себастьян свернул за угол, направляясь к Лонг-стрит. Где-то вдалеке слышался тонкий, пронзительный крик младенца, бренчание расстроенного пианино, грохот колес повозки, проезжающей в соседнем квартале. А из сумрачной тени узкого прохода спереди донесся тихий шепот:
– C’est lui.[15]
Девлин резко остановился, и в тот же миг из проулка выскочили прежние двое мужчин. Один занял позицию перед виконтом, второй за его спиной. Оборачиваясь вокруг собственной оси, Себастьян заметил блеск ножа в руке одного из нападавших. Второй, светловолосый верзила в темных штанах и высоких кожаных сапогах, держал толстую палку, насмешливо похлопывая нею по левой ладони.
– Стража! – крикнул виконт, когда незнакомец замахнулся. – Эй, стража!
Прежде чем налетчик успел обрушить дубинку, Себастьян бросился на него. В воздухе свистнула трость, целясь бандиту в голову. Тот вскинул левую руку, в последний момент отражая удар. От силы столкновения эбеновое дерево треснуло, и в руке виконта остался обломок примерно восьми дюймов в длину. Но неожиданной контратаки оказалось достаточно, чтобы противник отшатнулся, потерял равновесие и свалился наземь.
– Bâtard![16] – прорычал его спутник.
– Стража! – снова завопил Себастьян, разворачиваясь в ту самую секунду, как второй налетчик – ниже, худощавее и темноволосее, чем его напарник, – ринулся вперед, держа нож острием вверх.
Девлин попытался парировать удар обломком трости и почувствовал, как соскользнувшее с дерева лезвие рассекло предплечье. В этот же миг лежавший на земле бандит вцепился виконту в лодыжку и резко дернул.
Качнувшись назад, Себастьян споткнулся о противника, упал, перекатившись, и ушиб бедро о выбитый из мостовой булыжник. Длинно и грязно выругавшись, Девлин схватил камень и поднялся на колени.
Бандит с дубинкой ударил сплеча. Виконт увернулся, вскочил и огрел булыжником нападавшего сбоку по голове. С хрустом треснула кость. Верзила отшатнулся, закатывая глаза, по лицу потоком хлынула кровь. Тяжело дыша, Себастьян сунул руку в сапог, выхватил из потайных ножен кинжал и, сжимая в одной руке нож, а в другой по-прежнему держа окровавленный камень, занял низкую стойку.