Среднее расстояние обыкновенного перехода не превосходило 15 верст[12], но иногда возрастало до 20 и даже 30 верст. Значительные силы совершали походные передвижения большей частью сухопутьем, перевозя свои тяжести, наряд, боевые и жизненные запасы при возможности водою или на подводах.

Впереди, иногда на расстоянии до шести переходов, шел Ертоул, от которого высылались во все стороны дальние разъезды для разведывания о путях и неприятеле и охранения главных сил от неожиданного нападения. За ним обыкновенно следовали даточные люди для исправления пути, мостов, гатей и т. п., затем Передовой полк, Большой, или главное войско, и при нем наряд; далее — тяжести и обозы и, наконец, — Сторожевой полк.

Полки Правой и Левой руки следовали каждый с соответствующей стороны, иногда на большом расстоянии от Большого полка и вполне независимо от него, но при полном поддержании связи; если же опасность грозила только с одной какой-либо стороны, то полк соответствующей руки усиливался другими войсками. По трем, по двум дорогам войска шли уже быстрее. На ночлег избирали станы в местах, изобилующих водой, лесом и пастбищами. Они охранялись от неожиданного нападения противника часовыми, а иногда окружались еще окопами, рвами и повозками. Перед ночлегом отдавалось приказание, в какое именно время которому из полков выступать.

Сторожевая служба и разведывание о противнике, хотя и обдуманные разумно, выполнялись не всегда хорошо, что не раз приводило к случайным поражениям.

Особенностью того времени являлся гуляй-город — род подвижного закрытия из дощатых щитов, с отверстиями в них для ручного огнестрельного оружия. Щиты эти после расстановки их по месту скреплялись железными или веревочными связями и образовывали или длинную ограду, или отдельные укрепления. Ведал этой процедурой особый воевода — гулявый, который и выбирал место для установки города. Иногда гуляй-город занимал огромное пространство (до 5 и больше верст).

^{Засечные черты}

Бой начинала конница. Она стремительно бросалась на противника с криками и под звуки набатов, зурн и бубнов, действуя на скаку метательным и холодным оружием и стараясь дружным ударом сломить стойкость противника. Если ей это удавалось с первого раза, то победа была решена, и коннице оставалось преследованием довершить поражение неприятеля. Но если он стойко выдерживал первое нападение, то русская конница приходила в расстройство и в беспорядке бросалась назад, за пехоту. Тогда все удары принимала на себя пехота, которая, под защитой препятствий на местности и особенно гуляй-города, дралась с необычайной стойкостью и упорством. Между тем воеводы собирали и строили конницу и снова вводили ее в бой. Зачастую неожиданное появление «засады» и удар ею сбоку или в тыл противника решали участь боя. <…>

Артиллерией начальники того времени пользовались неискусно.

Преследование разбитого неприятеля велось очень слабо. Вместо того, одержав победу, русские войска бросались прежде всего обирать и грабить все, что оставалось на поле сражения, и только потом уже думали о преследовании.

Что касается инженерного искусства, то здесь надо различать инженерное усиление границ и действия под крепостями. Первое выражалось «засечными чертами» из городков, острогов и острожков, обнесенных рублеными стенами или тыном и соединенных между собой в лесных местах засеками, а в открытых — земляными валами с водяным или сухим рвом.

Древнейшая из таких засек и ближайшая к Москве шла от Козельска на Тулу, Серпухов и Нижний Новгород (по Оке). При Иоанне IV была выстроена вторая засека — от Путивля на Рыльск, Новгород Северский, Орел, Новосел, Данков, Ряжск, Шацк, Темников и Алатырь на Суре. При сыне Иоанна IV, Федоре, в конце XVI в. возникла третья засека, из трех рядов городов, постепенно углублявшихся в степи: Кромы, Ливны и Елец, Курск, Оскол и Воронеж, Белгород и Валуйки. С построением в 1600 г. города Борисова цепь укрепленных украинских городов подошла к среднему течению Северного Донца, и таким образом в какие-нибудь 15 лет мы продвинулись к югу с Верхней Оки и Тихой Сосны верст на 500–600 до черты, близко за которой уже начинались татарские кочевья. Естественно, что здесь скоро должна была назреть борьба, которая, спустя почти два века, и привела нас к берегам Черного моря и к обладанию татарским гнездом, Крымом.

Оборона засек, вала или черты лежала на обязанности засечной стражи. Но кроме этой засечной стражи, которая, выслав вперед сторожевые части, действовала на месте, на юге выставлялись две рати, каждая около 10 тысяч человек: Украинская — у Новосела, Мценска, Данкова, Дедилова, Пронска, Тулы и пр., и Береговая — по реке Оке с опорой на Серпухов, Калугу, Каширу, Коломну.

Число укрепленных городов значительно возросло. Старые крепости были исправлены и приведены в надлежащий вид, а все вообще крепости были тщательно снабжены «засадой», боевыми и продовольственными припасами.

Что касается самого укрепления городов, то оно мало отличалось от такого в предшествующем периоде. Теперь только стали делать выше стены и чаще возводить каменные сооружения. Вместе с тем в укрепленных городах увеличился состав артиллерии.

Искусство осаждать и оборонять крепости осталось почти тем же, что и прежде, с той лишь разницей, что со времен правления Иоанна III, по мере распространения огнестрельного оружия, стенобитные и метательные орудия стали употребляться реже и заменялись большими огнестрельными орудиями, число которых увеличивалось, а действие усиливалось все более и более. С середины XVI в. начали употреблять пороховые подкопы (мины) для разрушения стен и башен. Приступом брали крепости или города чаще уже со второй половины XVI в., когда и огнестрельное оружие, и инженерное искусство сделали большие шаги вперед.

Оборона русскими войсками крепостей и городов велась крайне наступательно: войска предпринимали смелые и решительные вылазки для действий в открытом поле с целью прогнать осаждающего от крепости или разрушить осадные работы. Сама оборона стен или вообще внешней ограды отличалась силой и упорством. О сдаче не помышляли. С воинами вместе бился весь народ, даже женщины и дети. В случае невозможности удержаться пушкари вешались на орудиях, а прочие — после общей молитвы предавали себя самосожжению или взрывались на воздух в храмах.

^{Поход Иоанна Грозного под Казань в 1552 г.}

В смысле стойкости духа русские войска, как и прежде, отличались неутомимостью в трудах, мужеством, твердостью и терпением в нужде и лишениях, храбростью в нападении и необыкновенным упорством и стойкостью в обороне. По единогласному свидетельству русских летописей и иностранных писателей, умеренные в образе жизни, питающиеся простой, нередко скудной пищей, ночующие в шалашах или под открытым небом, они с одинаковым терпением переносили холод, зной, голод, жажду, всякого рода лишения и все трудности боевой жизни. Особенно обнаруживали они мужество и твердость в несчастии и после неудач. <…>

В общем, были заведомо заложены разумные основания военного дела, и все вопросы, с ним связанные, понимались и решались правильно; и, что всего ценнее, наши национальные особенности таковы, что никогда не идут вразрез с истинными потребностями государства…

Яркую картину такого положения дела дает подвиг взятия Казани великим вождем нашим Иоанном IV Васильевичем в 1552 г.

До него, со времен княжения Святослава, доблестные русские витязи хотя и наносили мощные удары по врагам, но это были все же только встречные удары, т. е. по существу своему оборонительные действия.

Царь Иоанн IV, наоборот, сам мощно двинулся вперед, направив свои действия на решение исконной задачи — пробиться к свободным морям. Владея одним Белым морем, Иоанн IV поставил целью своей жизни отвоевать обратно у ливонцев балтийские берега и вместе с тем возобновить наше наступление на Босфор, неизбежность которого вытекала из завоевания турками Византии, единоверной с нами и, со времен княжения Иоанна III, родственной нам империи.