«Чарли…» — жалобный голос Янга на Луне. — «Что?» — «Тут что‑то случилось…» — «Что случилось?» — «Я не знаю. Вот свободный конец кабеля…» Дьюк остановил сверление и посмотрел в сторону Янга: «Ох…» Янг перепугался: «Что это? Что это за кабель?» — «Это кабель для измерения температуры. Ты оторвал его, — сказал Дьюк категорично. — Я попусту трачу время». — «Как жаль. Я даже не знал…»

Нужно сказать, что Дьюк не был столь же почтителен к своему командиру, как Ирвин к Скотту. Их взаимоотношения напоминали скорее общение двух напарников, как у Армстронга и Олдрина или Конрада и Бина. «Проклятие! — проворчал Дьюк. — Пойду брать глубокий керн».

Рис. 6.112. Чарлз Дьюк у кратера Plum. На переднем плане — гномон, а за кратером — ровер.

Астронавт в скафандре не видит собственные ноги из‑за блока управления СЖО и фотокамеры на груди, а также из‑за вынужденного наклона вперед, чтобы уравновесить ранец за спиной. А кабели ALSEP при ⅙ g проявили «память формы» и извивались как змеи. В каждой экспедиции команда жаловалась, что кабели путаются в ногах. Обрыв кабеля был лишь вопросом времени. Использовать прибор стало невозможно. Неприятная потеря искренне расстроила пилотов, но ЦУП постарался их успокоить: не следует забывать, что еще вчера одно слово Макдивитта или Флетчера могло вообще отправить все оборудование LM на «лунную свалку».

Установив приборы, астронавты выполнили эксперимент по активной сейсмометрии, подорвав пиротехнические заряды. Извлечь керн длиной 2,7 м оказалось нелегко, несмотря на наличие домкрата- педали. Через 3 часа 50 минут после выхода Янг и Дьюк были готовы к первой геологической экскурсии.

Астронавты сели на ровер и направились к кратерам Flag (диаметр 300 м) и Plum (35 м) в 1,4 км к западу от места посадки. На экскурсию было дано 2 часа. Они ехали по Плато Cayley, которое на мониторах ЦУПа не слишком отличалось от Долины Хэдли («Аполлон-15»): такая же холмистая с кратерами серая пустыня, на горизонте горы, похоже на Апеннины, но пониже. Однако с первых минут Плато Cayley показало свой скрытый норов. Проехав 300 м, Джон Янг сказал саркастически: «Это не равнина».

Так как Солнце висело низко за их спиной, Янг почти не видел теней впереди и вынужден был двигаться медленно, стараясь не попадать на камни и в ямки. Рельеф казался ровным, но машину трясло. «Движение от Солнца — зто самоубийство», — заключил Джон.

Но главной проблемой лунной навигации было не Солнце за спиной, а трудность оценки размеров и расстояний. Очень сложно было отождествлять кратеры по маршруту. Не удавалось распознать откосы и обрывы высотой даже в 3–4 м. Но, зная точно, где произошло прилунение, астронавты надеялись, что выйдут к валу кратера Flag благодаря навигационной системе ровера. Работала она просто, если не сказать примитивно: компьютер ровера считал обороты колес и углы их поворота.

По маршруту Дьюк описывал для геологов в ЦУПе попадавшиеся на их пути валуны: все они, похоже, были брекчией, то есть спекшейся смесью мелких фрагментов разного возраста и происхождения. А геологи жаждали найти монолит.

Поездка заняла 20 минут вместо запланированных 14. По прибытии сняли черно — белую панораму кратеров Plum и Flag и приступили к сбору образцов. Астронавты поднимали один камень за другим, но все они были брекчией. Янг приблизился к валуну с молотком в руке и отбил кусок. Камень был рыхлый; каждый селенолог знает, что такая непрочность типична для лунных камней, образовавшихся при ударе крупных метеоритов. Команда геологов в ЦУПе была обескуражена: где же вулканические минералы? Геологи вглядывались в мониторы, пытаясь заметить хоть что‑то вулканическое. Камень на валу кратера Plum заинтересовал руководителя геологов Билла Мюлберге- ра, сквозь пыль ему померещился кристаллический блеск. «Вы уверены, что вам нужен камень такого размера, Хьюстон? — спросил Янг. — Он больше футбольного мяча и на четверть вкопан в грунт». Чтобы достать его, Дьюк почти опустился на колено, вкатил камень на ногу, прижал к скафандру и с трудом встал, чуть не потеряв равновесие. «Если я упаду в кратер, подбирая этот булыжник, Мюлбергер пропал», — с напускным раздражением сказал Дьюк.

Этот камень окажется самым большим лунным образцом, доставленным на Землю, и его окрестят «Большой Мюли» в честь Билла Мюлбергера. Проработав 41 минуту (вместо получаса), покинули стоянку в 124:10 и минут за 10 доехали до кратеров Spook (370 м) и Buster (100 м). Перемещаться на восток было легче: хотя Солнце и ослепляло, но можно было двигаться небольшим зигзагом, ориентируясь по своей колее. Остановились, и Дьюк сразу подобрал несколько образцов, но и они оказались брекчиями. Янг провел измерения магнитометром и снял черно — белую панораму. Дьюк упаковал образцы, детально сфотографировал (камера Hasselblad с объективом 500 мм) горный массив Stone Mountain, и в 124:48 двинулись в обратный путь.

Рис. 6.113. Лунная геология: взятие образцов.

Возвращение было спокойным, они ехали по своей колее, полагая, что иначе можно просто заблудиться. Конечно, Янга и Дьюка угнетал срыв эксперимента с тепловым потоком, о чем свидетельствовало скоро наступившее молчание в эфире; ЦУП пытался приободрить их: «Вчера казалось, что нам не прилуниться, а сейчас мы впервые собрали образцы в горной местности». Но Янг и Дьюк переживали по поводу доверия к ним геологов, так как ничего, кроме брекчии, им, кажется, найти не удалось.

Оставался последний пункт программы: киносъемка ровера в движении, не удавшаяся «Аполлону-15». Четверть часа Янг гонял его со скоростью 12 км/час по замкнутому треугольному маршруту, делая крутые развороты, а Дьюк снимал и комментировал. Астронавты отмечали легкость управления луноходом, несмотря на то, что задние колеса иногда буксовали в пыли.

Астронавты были удовлетворены подвижностью скафандров. По словам Дьюка, вскоре после начала работы на поверхности он почти забыл о том, что одет в скафандр. На Земле во время тренировок каждый из астронавтов провел в скафандре по 350 часов, чтобы привыкнуть. При первом надевании скафандра в полете Дьюку он показался мал, но надутый кислородом сидел идеально. Терморегулировка же, видимо, идеальной не была: Янг жаловался, что мерзнет, даже находясь на солнце и активно работая. За время первого выхода, продолжавшегося 7 час 11 мин, было собрано 18,6 кг образцов.

По возвращении в LM у Джона Янга начались мелкие неприятности. Во время экспедиции «Аполлон-15» врачей встревожило нарушение сердечной деятельности у Скотта и Ирвина. Они объяснили это потерей организмом калия и добавили экипажу «Аполлона-16» в пищу калия, главным образом в форме апельсинового сока. Янгу, Мэттингли и Дьюку предписали пить его «как можно больше». Это уже обернулось «головомойкой» для Дьюка, но были и другие последствия…

Медики сообщили: «Электрокардиограммы у вас отличные. Только нужно приналечь на апельсиновый сок». Янг: «Приналечь на апельсиновый сок, и все будет прекрасно?» «Да, приналечь на апельсиновый сок», — наивно подтвердили из ЦУПа. «Я превращаюсь в апельсин!» — жаловался Джон. «Ну, в общем, тебе же лучше, Джон», — попытался пошутить капком Тони Энгланд. Но Янгу было не до шуток: «Ты слышал когда‑нибудь о кислом желудке, Тони?» Ему надоели выхлопы из пищеварительного тракта. В СМ система очистки воздуха не справлялась с их газами. Чтобы понять, каково трем здоровым мужчинам в объеме СМ или двум в LM, надо было бы на 12 дней посадить туда медиков и кормить их одними апельсинами.

До сих пор астронавты не высказывали в эфир своего недовольства, но когда Янг и Дьюк заканчивали приготовления ко сну, они не заметили, что микрофон Янга включен. В ЦУПе слушали шоу с Луны: «Я опять п…л, Чарли. Я стараюсь не делать этого, но в желудке слишком много кислоты». «Возможно», — отвечал голос Дьюка, явно не дышавшего носом. «Думаю, я не ел так много цитрусовых лет двадцать. Я никогда не ел их больше, чем за эти двенадцать проклятых (fucking) дней. Я люблю апельсины время от времени, но не до такой степени…»