Князь Александр поблагодарил послов и отпустил их с миром, пообещав, что скоро им будет вручен ответ.

Затем он призвал к себе митрополита Кирилла и долго советовался с ним. Им было о чем поразмыслить. Ибо разве не римская курия организовала в 1240–1242 годах крестовый поход против Новгорода и Пскова? И теперь, потерпев поражение в открытых боях, не хочет ли Запад дипломатическим путем добиться прежних целей? И не одно ли лицемерие скрывается за словами папы? В том же 1248 году папа отправил письма галицким князьям Даниилу и Васильку, предлагая им перейти в католическую веру и пообещав взамен свое покровительство и помощь в организации крестового похода европейских рыцарей против татар. Ведь еще летом 1245 года папа Иннокентий IV собрал Вселенский собор в Лионе, на котором с яркой речью выступил волынский епископ Петр Акерович, посланный черниговским князем Михаилом Всеволодовичем или Галицким Даниилом Романовичем. Владыка призывал к совместному походу против татар. Собор даже принял решение об организации крестового похода, но папа и прелаты ничего не сделали для этого. За военную помощь папа требовал ни много ни мало как признания власти Римского престола. Ни князь Александр, ни митрополит Кирилл не могли принять такое условие, так как оно противоречило основному принципу русской государственности: верности православной греко-славянской вере, утвержденной семью вселенскими и девятью поместными соборами.

Папа толкал Русь на войну с Монгольской империей — причем именно тогда, когда военные силы монголов необычайно выросли. Подлинная цель Иннокентия IV была ясна: чужими руками сокрушить Русь и облегчить ливонским рыцарям захват земель Новгорода и Пскова. Одновременно с переговорами с Русью папская курия предприняла новое дипломатическое наступление на Русь, обязывая католических прелатов завоеванной Прибалтики оставить внутренние распри и более энергично помогать братьям-рыцарям «советом и делом» готовить очередную агрессию.

Князьям, боярам и духовенству было хорошо известно и то, зачем папа посылал на восток посольство во главе с францисканским монахом Иоанном дель Плано Карпини (1245–1246), которое, с одной стороны, стремилось привлечь монгольских ханов к союзу с папской курией, а с другой — склонить русских князей к покорности Римскому престолу. За первым последовало второе посольство во главе с доминиканцем Асцелином (1247), а затем и третье — от французского короля Людовика IX во главе с Вильгельмом де Рубруком (Рубруквисом), которое выехало из Парижа в 1252 году. Цели их были все те же.

Посовещавшись еще и со своими боярами, князь Александр составил свой ответ папским легатам. Написано в нем было следующее:

«От Адама до потопа, от потопа до разделения народов, от смешения народов до Авраама, от Авраама до прохода Израиля сквозь Красное море, от исхода сынов Израилевых до смерти Давида-царя, от Давида до начала царствования Соломона, от Соломона до Августа-кесаря, от власти Августа и до Христова Рождества, от Рождества Христова до Страдания и Воскресения Господня, от Воскресения же Его и до Восшествия на небеса, от Восшествия на небеса до царствования Константинова, от начала царствования Константинова до первого собора, от первого собора до седьмого — обо всем этом хорошо знаем, а от вас учения не приемлем». Вечером того же дня в храме Успения Пресвятой Богородицы князь Александр Невский произнес свое «Исповедание веры»[12]. Отказ великого князя посланцам папы укрепил позиции Невского героя на Руси, где не любили латинян, где сохранение веры отцов и дедов означало верность русскому национальному самосознанию и власти, опирающейся на веру и народное единство. За политикой великого князя Александра и его отношениями с Западом внимательно следили и в Монгольской империи. К тому времени великий князь Литовский Миндовг уже переменил веру, а великий князь Галицко-Волынский Даниил был близок к этому, хотя удержался и не сделал последнего шага. Своим отказом от переговоров с папой Александр Невский приобрел и прочную незыблемую поддержку Православной Церкви, что было особенно важно в тот момент, когда греко-православная вера находилась из-за латинской оккупации Константинополя в поношении в самой Византийской империи. Это свидетельствовало о росте международного авторитета Владимиро-Суздальской Руси и имело огромное значение для будущего.

Город Плесков, или Псков, названный так по имени реки Плесковы (Псковы), впадающей в реку Великую, был основан в земле кривичей в 903 году по пророчеству святой княгини Ольги. Уроженка ближнего к Пскову села Выбуты и супруга великого киевского князя Игоря Рюриковича, она, как гласит предание, стояла однажды на возвышенном берегу реки Великой, где ныне находится псковский кремль, и, воздев руки к небу, пророчествовала о том, что здесь, на мысу двух рек, будет построен великий град и воссияет благодать во славу Божию. На другом берегу реки тогда шумел дремучий лес: там позднее возник Спасо-Мирожский монастырь.

Ольгино пророчество сбылось. Спустя много лет после смерти княгини Псков стал большим торговым городом, западными воротами в Русь, оплотом рубежей земли Святорусской.

С 1132 года Псков считался «пригородом» и «младшим братом» Новгорода Великого, то есть частью Новгородской вечевой республики, — «Господином Псковом», или «Городом Святой Троицы», управляемым собственным вечем и князьями-наместниками, которые по преимуществу принимались из дома святого великого князя Мстислава Владимировича, сына Владимира Мономаха.

В XIII веке в связи с возросшей опасностью немецкой агрессии увеличился и политический вес Пскова как порубежной русской крепости, что ярко проявилось в событиях 1240–1242 годов.

После великой победы князя Александра на льду Чудского озера более десяти лет ливонские немцы не угрожали Пскову. Однако в 1253 году они вновь появились у городских стен, сожгли посад, убили людей, хотели даже штурмовать крепость, но тут подоспела подмога из Новгорода. Когда новгородский полк и отряд карел подошли к Запсковью, немцы бежали прочь. Новгородцы с псковичами стали их преследовать, догнали и побили. «И победиша их новгородци и плесковци силою креста честнаго», — пишет летописец и добавляет: «И поделом им: сами виноваты окаянные нарушители Правды», то есть договора 1243 года.

Князь Александр Ярославич лично встретился в Новгороде с магистром Андреасом Стирландом и заключил «Докончание», согласно которому обе стороны обязались забыть о прошлом, торговать друг с другом, а князь Александр пообещал построить в Пскове католическую церковь для иноземного купечества. (Об этом русского князя просил в свое время еще римский папа Иннокентий IV.) Примерно в те же годы посол французского короля Людовика IX Вильгельм де Рубруквис писал, что братья-тевтоны, «разумеется, легко покорили бы Русь, если бы принялись за это». Но это была заведомая ложь. Александр Невский уже однажды доказал на льду Чудского озера, что военные силы Руси превосходят орденские. Псковские события 1253 года дали тому новое подтверждение.

Но «худой мир лучше доброй ссоры», как любил повторять князь Александр. И он на деле доказывал верность этой поговорки.

…В тот год княгиня Дарья Изяславна родила своего первенца Димитрия, будущего князя переяславского и великого князя Владимирского.

Разорительное Неврюево нашествие, которое косвенно затронуло и Новгород, вновь привело к разделению новгородцев на две враждебные партии. Одна, суздальская, во главе с семьей посадника Степана Твердиславича стояла за союз Новгорода с Владимиро-Суздальским княжеством и только оттуда желала иметь князя-.наместника. Вожди этой партии отличались расчетливостью и отстаивали государственные интересы всей Русской земли. Другая партия стояла за волю «по старине» и готова была принять любого князя, признававшего новгородскую вольность и противостоявшего бы Владимиру и Суздалю. Если в первой партии преобладали бояре и зажиточные купцы, торговавшие на Суздальщине заморскими товарами, то во второй были простолюдины: смерды да худые мужики-вечники, славившиеся безудержным буйством. Когда споры между двумя партиями накалялись, то только архиепископ с крестом в руках мог остановить побоище.