пос. Приютино, 1957 На строевом смотре Я марширую на плацу. А снег стегает по лицу! Я так хочу иметь успех, я марширую лучше всех! Моя веселая родня письмо получит про меня. Его любимая моя — прочтет, дыханье затая. Довольны мною все кругом! Доволен мичман и старпом! И даже – видно по глазам — главнокомандующий сам! Ленинград,
9 июля 1962 Жалобы алкоголика …Ах, что я делаю? За что я мучаю больной и маленький свой организм?.. Да по какому ж такому случаю?.. Ведь люди борются за коммунизм! Скот размножается, пшеница мелется, и все на правильном таком пути!.. Так, замети меня, метель-метелица… Ох, замети меня, ох, замети… Ленинград, декабрь, 1961 Праздник в поселке Сколько водки выпито! Сколько стекол выбито! Сколько средств закошено! Сколько женщин брошено! Где-то дети плакали… Где-то финки звякали… Эх, сивуха сивая!.. Жизнь была… красивая! Ленинградская обл., пос. Невская Дубровка, 1959 «Снуют. Считают рублики…» Снуют. Считают рублики. Спешат в свои дома. И нету дела публике, что я схожу с ума! Не знаю, чем он кончится, запутавшийся путь, но так порою хочется ножом… куда-нибудь! Ленинградская обл., пос. Приютино, 1957 Да, умру я! Да, умру я! И что ж такого? Хоть сейчас из нагана в лоб! Может быть, гробовщик толковый смастерит мне хороший гроб… А на что мне хороший гроб-то? Зарывайте меня хоть как! Жалкий след мой будет затоптан башмаками других бродяг. И останется все, как было — на Земле, не для всех родной… Будет так же светить Светило на заплеванный шар земной!.. г. Ташкент, 1954 Разлад Мы встретились у мельничной запруды, и я ей сразу прямо все сказал! – Кому, – сказал, – нужны твои причуды? – Зачем, – сказал, – ходила на вокзал? Она сказала: – Я не виновата… – Ну, да, – сказал я, – кто же виноват? Она сказала: – Я встречала брата. – Ха-ха, – сказал я, – разве это брат?! В моих мозгах чего-то нехватало: махнув на все, я начал хохотать! Я хохотал. И эхо хохотало. И грохотала мельничная гать. Она сказала: – Ты чего хохочешь? – Хочу, – сказал я, – вот и хохочу! Она сказала: – Мало ли, что хочешь! Тебя я слушать больше не хочу! Конечно, я ничуть не испугался. Я гордо шел на ссору и разлад. И зря в ту ночь сиял и трепыхался в конце безлюдной улицы закат!.. Ленинград, 1960 Утро перед экзаменом Тяжело молчал валун-догматик в стороне от волн. А между тем — я смотрел на мир, как математик, доказав с десяток теорем!.. Скалы встали перпендикулярно к плоскости залива. Круг луны. Стороны зари равны попарно, волны меж собою не равны. Вдоль залива, словно знак вопроса, дергаясь спиной и головой, пьяное подобие матроса двигалось по ломаной кривой. Спотыкаясь даже на цветочках — (Боже! Тоже пьяная «в дугу»!..) — чья-то равнобедренная дочка двигалась, как радиус в кругу! Я подумал, это так ничтожно, что о них нужна, конечно, речь, но всегда ничтожествами можно, если надо, просто пренебречь! И в пространстве — светлом, чистом, смелом — облако – (из дальней дали гость) — белым, будто выведенным мелом, знаком бесконечности неслось! Ленинград, 1961 МУМ (Марш уходящей молодости) Стукнул по карману, – не звенит: как воздух. Стукнул по другому, – не слыхать. Как в первом… В коммунизм – таинственный зенит как в космос, полетели мысли отдыхать, как птички. Но очнусь и выйду за порог, как олух. И пойду на ветер, на откос, как бабка, о печали пройденных дорог, как урка, шелестеть остатками волос, как фраер… Память отбивается от рук, как дура. Молодость уходит из-под ног, как бочка. Солнышко описывает круг, как сука, — жизненный отсчитывает срок… Как падла! |