Риттер по-настоящему задергался и попытался вырваться, лишь когда на улице увидел, что их ожидает не полицейский автомобиль, а какая-то задрипанная тачка из проката. И значит, предстоит ехать не в родное полицейское управление, где ждет ласковый и на все готовый адвокат, а… совершенно неизвестно куда!

Дергался же он зря: только получил очередной болезненный тычок и мигом оказался на заднем сиденье, пристегнутый наручниками к своему все еще бессознательному охраннику.

Автомобиль двинулся. Дьюэйн крутил баранку, внимательно следя за дорогой. Барнаби сидел, полуобернувшись назад и поигрывая «ночной» полицейской дубинкой.

Риттер лихорадочно завертел головой, оценивая обстановку. Лицо его посерело.

— Слышь, Барнаби… Ты чего?..

Барнаби рассмеялся весьма неприятным смехом.

— Это же… незаконно! — запротестовал Голландец.

— Законно. Для тебя законно, крыса. Ты меня выгнал из одной полиции… Что ж, я записался в другую. Ты, сучье дерьмо, арестован, и тебя ждет то, что тебе полагается. И без твоих ушлых адвокатов.

Риттер обалдело шарил взглядом по лицам полицейских.

— Другая полиция? Какая?! Ка… какого города? Куда…

— Твоего родного города, Риттер. Проклятого города.

Дьюэйн покружил по улицам, убедился, что к ним не привязался хвост, после чего направил машину в район складов. Он приблизился к мрачной махине одного из заброшенных корпусов, объехал его дважды, остановился в тени. Оба полицейских вышли.

— Приехали, Риттер, — рыкнул Барнаби. — Выметайся!

Дьюэйн осветил заднее сиденье: Риг уже слегка очухался и вяло шевелился. Выходить бандитам, определенно, не хотелось, но Барнаби в качестве повторного приглашения молча ахнул Риттера дубинкой по ногам. Тот поспешно выскочил, волоча своего охранника.

— Слушай, капитан, давай уладим все полюбовно. Получишь свою работу… — Риттер попытался говорить рассудительно, как говорят с буйным сумасшедшим.

— Работу мне даришь, гнида… — очень негромко произнес, почти прошептал, Барнаби. И ударил — тоже совсем легко, но точно: Риттер потерял равновесие и рухнул, потянув за собой Бича.

Горилла всей массой грохнулся на шефа. Из-под тяжелой туши телохранителя послышалось нечто вроде сдавленного писка. «Кры-ыса», — почти любовно пропел Дьюэйн, поддел одного и другого сапогом под ребра, принуждая подняться.

Барнаби тем временем направился к еле заметному на фоне стены прямоугольнику двери. Неверный свет единственного уличного фонаря, в отдалении качавшегося на ветру, кроил из силуэта капитана жуткую сказочную фигуру.

— Не надо шефа сердить, — задушевно посоветовал Дьюэйн, подталкивая Большого Голландца следом за капитаном, — он пока что в духе, но это может легко измениться.

Риттер содрогнулся, восприняв угрозу вполне серьезно, и побрел, куда велено.

Размеры внутренних помещений склада угадывались по гулкому отзвуку шагов в темноте. Увидеть можно было лишь пятно света, вихляющее по полу впереди Барнаби. Миновали какие-то пыльные залы, через которые была вытоптана дорожка следов; по узкой лестнице — фонарь иногда выхватывал обрывки паутины на железных перилах — спустились в подвал. Барнаби пошарил по полу и поднял тяжеленную крышку люка. Постучал по краю дубинкой — дыра отозвалась противным заупокойным отзвуком.

Дьюэйн снял с пленников наручники, и Барнаби ткнул Риттера в бок своим орудием:

— Сам полезешь или помочь?

Вниз, вниз по очередной ржавой лестнице… А там уже поджидали Галлаген и Форсайт. Барнаби спустился последним, сначала аккуратно прикрыв за собой крышку.

Встал перед гангстером, ухмыльнулся.

— Вот, Риттер, ты в гостях у новой полиции. У копов Проклятого города. Как тебе тут нравится?

Свет фонаря скользнул по двум новым фигурам.

— Все нормально? — спросил Дьюэйн.

— Лучше не бывает, — отозвался Галлаген. — Пошли.

И он двинулся сам, не оборачиваясь. Остальные потянулись следом — пленники в середине группы. Они шли по кирпичной трубе около двенадцати футов в диаметре. Это было нелегко: вогнутый пол, покрытый скользкой слизью, преподносил сюрпризы. Посередине, в скачущем пятне света, можно было разглядеть тонкий ручеек. Дампы горели лишь кое-где и давали возможность рассмотреть только грязные стены. Да еще несколько раз можно было видеть проносившихся с пронзительным писком крупных летучих мышей.

Вдруг Бич взвыл:

— Ы-ы-оу! Меня кто-то уколол! Ножом! В лодыжку!

— Зубами, — подсказал Барнаби. — Канализационные крысы. Здоровенные, заразы. Надо кучнее держаться, а то они одиночек совсем не боятся.

Бич заторопился, почти что прижался к идущему перед ним Риттеру.

Туннель разветвился, Галлаген уверенно свернул. Еще через сотню ярдов он осветил фонариком отверстие в нескольких футах над полом — поменьше диаметром, чем труба, по которой они шли, — и залез туда по металлическим скобам. Тычок дубинкой — и туда же покорно полез Риттер, а за ним и окончательно деморализованный телохранитель.

Это была кубическая камера, глухая, как склеп.

В центре стояло нечто среднее между длинным столом и козлами — дряхлая, гнилая конструкция. Вдоль стен располагались ржавые механизмы неизвестного назначения.

Галлаген зажег воткнутую в бутылку свечу — теперь можно было погасить фонарь. Откуда-то тянул слабый ветерок, колыхая пламя, отчего тени на стенах подергивались в индейском танце. Галлаген важно уселся за стол, вынул блокнот и огрызок карандаша. Посмотрел на Барнаби:

— Ты объяснил ему, шеф?

Барнаби покачал головой:

— Ты у нас судья.

Галлаген кивнул, развернулся всем корпусом к пленникам и начал медленно, внушительно:

— В таком суде вы еще не бывали, ребятки. Шеф Барнаби назвал этот город проклятым. Логично, правда? Ведь это настоящий Нижний мир. Там, наверху, вы вытворяете, что хотите. Ваш главарь назначает и меняет кого угодно — судей, копов, политиков. Юристы, полиция там — ноль, хуже, чем ноль, они у вашей братии на содержании. Что ж, здесь, внизу, мы основали другой город. Это вот — старый коллектор. Можно сказать, памятник системе. Построило его жулье, получившее когда-то выгодный подряд с помощью такой же банды, как ваша. И построило так, что здесь с самого начала ни черта не работало. — Он оглянулся на ржавый механический хлам у стены. — Да… ни к черту не годится. Кроме как быть здоровенной крысиной норой. Три десятка лет здесь живут только крысы и упыри — подходящая для вас компания. А вот теперь он сгодится еще и на доброе дело. Теперь наконец вы можете ожидать суда праведного…

— Да вы все сбрендили! — нервно выкрикнул Риттер. — Суд?! Какой суд?! Кого вы из себя строите? Вы думаете, это вам так сойдет?! Конституция…

Он, кажется, сообразил, что несет ерунду, но и придумать что-то поумнее не смог — только продолжал беззвучно, как рыба, разевать рот.

Галлаген спокойно подождал, пока он замолчит, печально вздохнул и ответил:

— Конституция гарантирует каждому гражданину право судебного разбирательства его дела, но конституцию составляли до того, как на свет появились выродки, подобные тебе. Конституция должна была защищать честных граждан. Но ты, Риттер, и твой кореш Бич к честным гражданам не относитесь уже давно. Так что о конституции забудьте… Лучше займемся делом. Нас интересует правда об убийстве малыша прошлым вечером.

Риттер скривился:

— Не дождетесь. Можете сразу приступать к вашей четвертой степени. Хрена лысого вы от меня услышите!

Галлаген кивнул:

— Да, так оно и было бы там, вверху. Копы вздули бы тебя, но человеческое тело может вобрать лишь столько боли, сколько может, затем приходит отупение. У нас есть фокус получше! — Он повернулся к Форсайту: — Давай, лейтенант, запри их.

Форсайт вышел из тени и положил тяжелые ладони на плечи задержанных:

— Слушаю, ваша честь.

Он развернул бандитов и подтолкнул к двери, бросив на ходу Дьюэйну:

— Сэм, попридержи милашек, пока я им подготовлю этих… этот… корм.

— Сию минуту! — Дьюэйн с энтузиазмом перехватил дубинку.