— Откуда он родом? Есть ли родственники?

— Он всегда говорил, что у него нет ни дома, ни родных. Я предполагаю, что он родился в Англии, хотя, кажется, он об этом никогда не упоминал, и я не знаю, что именно навело меня на эту мысль.

— У тебя есть еще вопросы? — спросил я О'Гара.

— Нет. Давай-ка глянем на место происшествия, вдруг эти сиамцы оставили после себя какие-то следы.

«Глянули» мы по полной программе. Мы не стали делить территорию, осматривая все сообща. Буквально все — от чердака до подвала — каждое укромное местечко, ящичек, уголок. Подвал порадовал нас больше всего: именно там, в остывшей топке, мы обнаружили пригоршню черных пуговиц и обугленные пряжки от подтяжек для носков. Однако верхние этажи также внесли свою лепту: так, в одной из комнат мы нашли смятый чек из магазина в Окленде с надписью: «Скатерть столовая — 1 шт.», правда, в других комнатах нам не попалось даже подтяжек.

— Это, конечно, не мое дело, — заметил я Рихтеру, когда мы с О'Гаром вновь присоединились к остальным. — Но мне кажется, если в суде вы будете стоять на том, что это была самозащита, вам все может сойти с рук.

Рихтер попытался вскочить с кушетки, но его подвела нога.

Женщина неторопливо поднялась с места.

— И, возможно, это ваш единственный выход, — обратился к ней О'Гар. — Почему вы не постарались его отговорить?

— Да, для вас это будет единственно возможным выходом, — продолжил я. — Вы можете заявить, что Рихтер кинулся к вам на помощь, когда ваш муж вас схватил. Ваш муж выстрелил в Рихтера и наводил оружие на вас, и тут вы его закололи. Это прозвучит в суде вполне убедительно.

— Мой муж?

— Ага, миссис Раундс-Моллой-Доусон. Точнее говоря, ваш бывший муж.

Рихтер разомкнул губы ровно настолько, чтобы процедить:

— Что означает вся эта чертова бредятина?

— Довольно-таки грубые слова, особенно учитывая, кто их произнес, — рыкнул на него О'Гар. — Если это бредятина, то как же тогда следует назвать вашу байку, что вы тут нам поведали, — про коварных сиамцев, загадочный сверток и еще бог знает про что?

— Не будь с ним чересчур суров, — сказал я О'Гару. — Ему пришлось пересмотреть столько фильмов, что его представление о правдоподобии явно сместилось. В противном случае он бы уж сообразил, что разглядеть сиамца в лунном свете в 23.45 решительно невозможно хотя бы потому, что луна восходит лишь в 00.45, именно тогда, когда ты мне и позвонил.

Рихтер выпрямился на здоровой ноге.

Внушительной формы капрал придвинулся к нему вплотную.

— Может, я его на всякий случай обыщу, сержант?

О'Гар покачал своей пулеобразной головой.

— Зря время потеряешь. На нем ничего нет. Они очистили дом от оружия. Держу пари, дамочка все выкинула прямо в залив на пути в Окленд, куда она рулила за новой скатертью, чтобы использовать ее вместо саронга, который прихватил ее муженек.

Последние слова буквально добили эту парочку.

Рихтер прикинулся, будто может контролировать свое дыхание, а дамочке пришлось как следует попотеть, прежде чем она осмелилась взглянуть мне в глаза.

О'Гар ковал железо, пока горячо: он извлек из кармана добытые нами пуговицы и пряжки от подтяжек для носков и стал небрежно перекидывать с ладони на ладонь. Так была использована последняя из собранных нами улик.

Я решил их «развести».

— Не мне клеймить газетчиков, но все же не следует уж так безоглядно принимать на веру все, что пишут в газетах. К примеру, некто ляпнул несколько осмысленных слов, перед тем как испустить дух, а в газетах об этом не появилось ни слова. Бывает, подобные пустяки напрочь меняют всю схему вещей.

Женщина подняла голову и взглянула на О'Гара.

— Я могу переговорить с Остином наедине? — спросила она. — Естественно, в вашем присутствии.

Детектив-сержант поскреб макушку и повернулся ко мне. Предоставление твоим подопечным возможности переброситься словами — штука щекотливая: они ведь могут сговориться и, стремясь выйти сухими из воды, тут же соорудят новую версию. С другой стороны, если им этого не позволить, есть вероятность, что они намертво упрутся на своем, и их уже нипочем не расколешь. Оба способа достаточно рискованные. Я ухмыльнулся в лицо О'Гару и ушел от ответа. Пусть-ка он принимает решение самостоятельно, а если оно окажется неверным, то я предоставлю ему право расхлебывать всю кашу. О'Гар хмуро зыркнул на меня, а потом кивнул женщине.

— Вы можете на пару минут пройти вон в тот угол и пошептаться, — сказал он. — Но не вздумайте глупить.

Женщина вручила Рихтеру ореховую трость, взяла его под руку и, волоча за собой стул, помогла доковылять до означенного места в дальнем углу комнаты. Он сел к нам спиной. Она встала за ним, прильнув к его плечу, так что их лиц мы не видели.

О'Гар приблизился ко мне.

— И что ты думаешь? — пробормотал он.

— Я думаю, что они пойдут на попятную.

— Твоя догадка насчет того, что она — жена Моллоя, похоже, попала прямо в яблочко. Я этого не сообразил. Как тебе удалось ее раскусить?

— Когда она рассказывала нам, что Моллой говорил о сиамцах, ей пришлось дважды при словах «мой муж» указывать на Рихтера, подчеркивая, что она имеет в виду именно его.

— Вот оно что? Ну…

Шепот в углу становился все громче, порой напоминая змеиное шипение. И тут Рихтер внезапно изрек нечто членораздельное.

— Будь я проклят, если пойду на это!

Они оба, обернувшись, украдкой стрельнули в нас глазами и тут же вновь заговорили, уже потише. Правда, ненадолго. По всей видимости, женщина стремилась склонить его к какому-то действию. Он продолжал отрицательно качать головой. Потом коснулся рукой ее ладони. Она сбросила его руку, не переставая шептать.

Рихтер, теперь уже не сдерживаясь, вскричал:

— Давай, если ты такая дура! В конце концов, это твоя шея. Лично я ни в кого ножами не тыкал.

Женщина отскочила от Рихтера, ее глаза на мертвенно-бледном лице зажглись черными огнями.

— Ах ты, крыса! — И она плюнула в Рихтера. И тут же, повернувшись к нам лицом, заорала:

— Да, это я убила его! А эта тварь в кресле попыталась было сделать это, но…

Рихтер стремительно взмахнул своей ореховой тростью.

Я прыгнул в надежде перехватить ее — промахнулся — и врезался прямо в спинку его кресла. Ореховая трость, Рихтер, само кресло и, конечно же, я оказались в одной куче на полу. Капрал помог мне подняться. Потом мы с сержантом отволокли Рихтера назад, на кушетку.

А женщину с ее злым ртом словно прорвало:

— Его настоящее имя — не Моллой. Он Аанж, Сэм Аанж. Я вышла за него замуж в Провиденсе в 1913 году и отправилась с ним в Китай, а именно в Кантон, где у него была должность в пароходной компании. Мы недолго там оставались, потому что он вляпался в дерьмо, позволив втянуть себя в какие-то революционные дела. После этого мы скитались кругами, преимущественно по Азии.

— Мы встретили эту мразь, — она указала на утихомирившегося Рихтера, — в Сингапуре, в 1919 году, полагаю я — как раз после окончания Мировой войны. Его имя — Холли, и Скотленд-Ярд может немало вам о нем порассказать. Он сделал нам предложение. Он пронюхал о месторождении драгоценных камней на севере Бирмы, одном из тех, что были неизвестны британским колонизаторам, когда они захватили страну. Холли не только знал аборигенов, работавших на этом месторождении, он сумел проведать о тайнике, где те хранили добытые ими камни.

Мой муж и еще двое отправились с ним. Они вскрыли тайник аборигенов и смотали удочки, заграбастав себе практически все — целый мешок сапфиров, топазов и даже несколько рубинов. Двоих, что были с ними, аборигены убили, а моего мужа тяжело ранили.

Мы не думали, что он сможет выжить. Мы затаились в хижине на границе с Юньнанем. Холли убеждал меня взять драгоценности и бежать. Мне тогда казалось, что дни Сэма сочтены, а если мы еще промедлим, то уж точно попадемся. Вообще-то я не могу сказать, что когда-либо сходила по Сэму с ума; немного прожив с ним, я обнаружила, что он совсем не такой, каким представлялся мне вначале.