Этот пейзаж напоминал скорее Лондон, чем Париж, о котором мы привыкли судить по его великолепным бульварам и нарядным площадям.

Набережная Вилетт располагалась в одном из рабочих пригородов Парижа, где жили мелкие чиновники и трудовой люд.

Было около одиннадцати часов утра, на улицах царило оживлённое движение. Близилось время обеденного перерыва. Работники мастерских большими группами высыпали на улицу, спеша перекусить, кто дома, а кто в ближайшем кафе. Экипажи в этом районе были редкостью, и все улицы были запружены весёлой толпой пешеходов. Многоголосый уличный гомон изредка прерывался пронзительным звуком свистка, и между прохожими начинал ловко лавировать торопящийся куда-то велосипедист.

Но папаша Мош не обращал никакого внимания на царившую вокруг суету. Он по-прежнему стоял, опёршись на перила моста, и глядел на воду, в которой, как в зеркале, отражалась вся его неряшливая и мешковатая фигура. Временами он переводил взгляд и смотрел на угол улицы. Наконец, Мош стряхнул с себя оцепенение. Из-за угла появился человек в длинной белой блузе, медленно толкавший перед собой нагруженную инструментами тачку. Добравшись до моста, рабочий отёр лоб и, оставив свою тяжёлую кладь, направился к Мошу. Очевидно, они заранее договорились о встрече.

— Вы меня долго ждёте, папаша Мош?

— И да, и нет. Я пока кое-что обдумывал, мой мальчик.

Рабочий выглядел очень усталым. Он снова отёр лоб.

— Да, работёнка была не из лёгких. Я совсем умотался, — пробурчал он.

— Бедный Поле! — произнёс Мош сочувственно и немного насмешливо. — Нечасто тебе приходится работать. У тебя от безделья скоро шерсть на ладонях вырастет.

— Скажите лучше, щетина! — захохотал Поле. — Уж что-что, а трудиться — это не для меня.

Мош напустил на себя суровый вид.

— Шутки в сторону, Поле. Когда будет закончена работа?

Молодой апаш, выглядевший сегодня точь-в-точь как честный рабочий, живо ответил:

— Она уже закончена, господин Мош! Я четыре часа вкалывал, как сумасшедший. Ни на одного патрона я так не горбатился! Да и то сказать, дельце — не из обычных. Не каждый день приходится…

— Ладно-ладно, Поле, — перебил его Мош. — Нечего здесь на мосту трепаться. Вот отойдём в укромное местечко, там мне всё и расскажешь.

— А как же тачка? — забеспокоился Поле.

— Тебе-то что, всё равно она не твоя.

Через полчаса Мош и Поле выходили из кафе. На лицах у обоих было довольное и загадочное выражение.

Тачка стояла на том же месте. Поле вновь с усилием покатил её перед собой. Папаша Мош вышагивал рядом. Наконец они добрались до парка Бютт-Шомон и решили передохнуть. Уголок, который они выбрали, как нельзя более подходил для приватной беседы. В эту часть парка редко кто заходил, и аллеи были совершенно пустынны. Мош уселся на скамейку, и уставший Поле с удовольствием последовал его примеру.

— Я надеюсь, мой мальчик, — начал Мош, — ты помнишь, что я тебе однажды сказал: если ты не будешь трусить, мы провернём с тобой не одно славное дельце.

Поле поднял руку, словно в подтверждение клятвы.

— Я никогда не дрейфил, вы сами знаете, даже когда кокнул кассира.

— Что верно, то верно, — усмехнулся Мош. — Но если ты такой молодчина, то, может быть, тебе по плечу и что-нибудь потруднее? К примеру, похитить человека, с которым случился припадок эпилепсии…

— Это как это? — озадаченно спросил Поле.

— А вот как, — спокойно продолжал Мош. — Ты опрокидываешь клиента на землю, связываешь по рукам и ногам и запихиваешь в машину. И всё это так быстро, чтобы он охнуть не успел.

— Ну, это ещё не так трудно, — деловито заметил Поле.

— А это смотря где происходит дело, — назидательно откликнулся Мош. — Конечно, в тёмном переулке или на пустыре — это раз плюнуть. А ты мне скрути человека днём на улице, в самом центре Парижа!

— Это тоже можно, — невозмутимо проговорил Поле.

Мош одобрительно кивнул головой.

— Ну что ж, сынок, храбрости тебе не занимать, ты подаёшь большие надежды. И всё-таки скажи мне, как ты собираешься это сделать?

Поле задумчиво почесал нос и что-то пробормотал. Он, конечно, похвастался, сказав, что дело не из трудных. В действительности же, он совершенно не знал, как за него взяться.

— Честно говоря, папаша Мош, я что-то не скумекаю, как это обстряпать, — смущённо признался он.

Мош именно этого и ждал.

— Неважно, сынок. Сейчас я тебе всё растолкую. Это дельце нужно провернуть сегодня вечером. Теперь слушай как: нам нужно будет разыграть сцену с эпилепсией. Для этого мы прифрантимся и двинем в какой-нибудь богатенький район — я ещё не знаю, в какой точно — ну, например, в Тюильри. Там нужно будет сесть на хвост одному типу, я тебе его покажу. Но учти, мы не будем скрываться, а, наоборот, постараемся, чтобы он нас заметил. Тогда мы отвлечём его внимание от двух других наших ребят, которые будут идти впереди. Потом, по моему сигналу, один из них толкнёт клиента и сразу же вежливо попросит прощения. И вот тут, Поле, настанет твоя очередь действовать. Ты поставишь хорошую подножку, и наш подопечный растянется на земле. Затем ты засунешь ему в рот пробку…

— Какую такую пробку? — недоуменно спросил Поле.

— Сейчас увидишь.

С этими словами Мош достал из кармана каучуковый шарик не больше ореха.

— Как только эта штука попадёт в пасть нашего клиента, он больше и пикнуть не сможет, потому что резина сразу увеличится в размере.

Мош сжал шарик пальцами, и тот действительно стал втрое больше. Поле в немом восхищении смотрел на удивительный предмет, не подозревая, что это обыкновенный кляп.

Папаша Мош объяснял дальше.

— С такой штукой в глотке наш голубчик начнёт дрыгаться, как чёрт, которого окропили святой водой. А чтоб было больше понту, мы намажем шарик мылом, и тогда изо рта у парня пойдёт настоящая пена. И я спорю на литр красного, что все вокруг, даже врачи, если они там вдруг окажутся, поверят, что у него началась падучая. Ну а там останется только засунуть клиента в машину, которая как раз будет нас ждать. Пока я её подгоню, ты поднимешь побольше шума, будешь орать, что с твоим другом случился припадок, что его нужно скорее отвести домой и всё такое. Главное, не робей. Всё схвачено, обмана никто не заметит, будь он хоть семи пядей во лбу. Нас ждут большие дела, мой мальчик!

В пять часов вечера по парку Тюильри быстрым шагом шёл сильно спешащий и, видимо, очень занятый человек. Пройдя по мосту Сольферино, он повернул налево и зашагал по бульвару Сен-Жермен. Чувствовалось, что этот маршрут ему настолько привычен, что он уже почти не замечает дороги.

Человеку было на вид лет тридцать пять. Его энергичное лицо было серьёзно и сосредоточенно. Человек обладал живым, умным взглядом, и во всех его манерах, даже в лёгкой походке, чувствовалось что-то значительное, внушающее уважение. Его внешность была, видимо, знакома парижанам, так как многие прохожие оборачивались ему вслед, словно пытаясь вспомнить, где они его видели. Другие же, более осведомлённые, приветствовали эту известную личность с почтительным удивлением.

Но знаменитый человек быстро шёл, погружённый в свои мысли, и не обращал ни малейшего внимания на вызываемый им интерес.

Поравнявшись с министерством общественных работ, он неожиданно остановился и пожал руку старику в орденах, который, несмотря на разницу в возрасте, низко и почтительно поклонился.

— Добрый день, господин министр!

— Здравствуйте, дорогой господин Воклен! Я поздравляю вас с назначением на новый пост.

— Большое спасибо, господин министр. Этим постом я во многом обязан вам. Моё окружение с благодарностью произносит имя Дезире Феррана.

Собеседником почтенного старика действительно был новый министр юстиции, г-н Дезире Ферран. Он совсем недавно вошёл в состав правительства и теперь стремился, как это принято, оказать посильные услуги своим самым верным избирателям, в том числе и г-ну Воклену. Произнеся все учтивые слова благодарности, г-н Воклен осведомился, почему г-н министр ходит пешком и без охраны.