Он проснулся рано утром, поскольку постель, сооружённая им из вороха пыльного тряпья, не очень-то располагала к неге и лени. Припомнив события вчерашнего дня, Фандор крепко задумался: «Что означала эта странная фраза: „Фантомас руководит нами даже из тюрьмы“? — без конца спрашивал себя Фандор. — Мне непременно надо это выяснить. Не напрасно ведь я поступил на работу к этому уголовнику Мошу. Благодаря счастливому случаю, я подобрался к банде совсем близко. Что ж, теперь посмотрим, кто кого!»

Фандор поднялся в замечательном настроении. Умывшись холодной водой из крана на лестнице, журналист окончательно обрёл свою обычную бодрость. Насвистывая, он спустился в комнаты Моша.

— Ну что, хозяин, скоро для меня найдётся работа?

Мош уже величественно восседал в своём бессменном кожаном кресле за столом, заваленным бумажным хламом.

— Работа-то, юноша, у меня всегда найдётся. А вот с деньгами будет туговато. Сейчас у нас тяжёлые времена! Поэтому давай сразу договоримся об условиях. Я плачу тебе ужином, кровом, а иногда и монетой. Подходит?

Фандор был на седьмом небе от этого предложения, и лишь брюзгливая и мрачная физиономия Моша заставила его вернуться на землю.

— Подходит, — коротко ответил он.

Затем Мош приступил к более детальным расспросам: что молодой человек умеет делать? Писать? Отлично. А рисовать? Если нужно подделать, ну, то есть, скопировать подпись? Тоже? Ещё лучше!

Мош был очень доволен. Фандор был для него настоящей находкой. То, что новый работник не хочет называть своего имени, нисколько его не смущало. Старый стряпчий почти не сомневался в бурном прошлом своего нового клерка. Прозвища Здоровяк ему было вполне достаточно.

— Ну что ж, Здоровяк, я собираюсь послать тебя по одному делу.

— Я готов, господин Мош.

— К красивой девушке…

— Отлично, господин Мош.

— Только смотри, без глупостей, посерьёзней. Впрочем, с этой у тебя всё равно ничего не получится… Это моя будущая квартиросъёмщица.

— Так выходит, вы домовладелец, господин Мош?

— Домовладелец, только не думай, что у меня денег куры не клюют. Я не какой-нибудь там ястреб, который охотится за миллионами. Так, ястребок, хе-хе… Словом, есть у меня один домишко, в котором эта дамочка собирается снять квартиру. Но только я не уверен, что она будет мне платить в срок. Я ведь её толком не знаю, что ж, я ей так сразу и поверю? Ты, значит, смотайся туда, где она сейчас живёт, посмотри, что да как, какая у неё там мебель, барахлишко, словом, можно ли ей доверять. Только сделай это так… ненавязчиво, чтоб она чего не подумала.

— Ясно, господин Мош. Только нужен ведь предлог, чтоб в квартиру войти.

— Принесёшь ей образцы обоев — вон они под столом. Чем тебе не предлог? Эти образцы мне уже полгода для одного и того же служат. Я обычно посылаю кого-нибудь, вот как тебя сейчас, чтоб мне описали, есть ли у жильца обстановка, не нищий ли он. А обои, ты не думай, я ещё никогда не переклеивал, только предлагал. От этого меня не убудет, а так с понтом и не накладно. Так-то!

Фандор слушал эту болтовню, не выражая ни малейшего удивления по поводу необычных приёмов своего патрона. В конце концов, ему, Фандору, во всём этом отводилась вполне достойная роль обойщика.

— А как звать эту красотку? — небрежно спросил он, — и где точно она живёт?

— Красотка, как ты изволишь выражаться, живёт на улице Куронн, дом 142. А имя у неё прелюбопытное. Это сестра одного малого, которого убили в прошлом году, — помнишь, было дело?.. Её зовут Элизабет Доллон… Не забудешь?

Огромным усилием воли Фандор поборол дрожь в голосе.

— Не… не забуду, — запинаясь произнёс он.

На молодого человека нахлынул поток воспоминаний, и он едва услышал Моша, который продолжал говорить:

— Поторопись, мой мальчик. Вот тебе три су на метро. А назад вернёшься на своих двоих, не развалишься.

Фандор что-то промямлил в знак согласия.

Десятью минутами позже он, не в силах прийти в себя от волнения, шагал по бульвару в сторону улицы Куронн. Он шёл к Элизабет Доллон!

Прошлое вставало перед ним так зримо и ясно, словно крутили киноплёнку. Сколько надежд, страданий и тоски было связано у Фандора с этим именем! Мог ли он забыть невольную героиню ужасной драмы, известной под названием «дело мертвеца-убийцы»? Элизабет Доллон, сестра художника Жака Доллона, который был зверски убит Фантомасом и, благодаря дьявольской уловке своего убийцы, обвинён в чудовищных преступлениях, якобы совершённых… посмертно! Более того, люди были уверены, что сеющий ужас «живой» покойник и Фантомас — одно и то же лицо, и только расследования Жюва и Фандора рассеяли это ужасное заблуждение. Элизабет Доллон была одной из жертв этих страшных событий, и сострадание, которое испытывал Фандор к этой женщине, не замедлило перерасти в настоящую любовь. На секунду молодому человеку показалось, что его чувство не останется без ответа. И тут произошла новая катастрофа! Фантомас не только ускользнул от преследования, но и оклеветал Жюва с Фандором, бросив на них тень страшного обвинения. Поверив этой лжи, Элизабет Доллон поклялась никогда более не видеть Фандора и навсегда исчезнуть из его жизни. Сколько раз он пытался, используя все средства, надеясь на вдруг улыбнувшуюся ему удачу, отыскать свою возлюбленную и убедить её в собственной невиновности. Но увы, все старания Фандора были тщетны, ему нигде не удавалось встретить Элизабет Доллон. И вот теперь, когда он беден, одинок, брошен жизнью на самое дно, судьба дарит ему эту долгожданную встречу!

«Боже, неужели я действительно увижу её, буду с ней говорить! Может быть, мне удастся рассказать ей, как гнусно меня оклеветали… О, она поверит, поймёт меня!» Жером Фандор пытался успокоиться, взять себя в руки, но чувствовал, что помимо своей воли ускоряет шаг, почти бежит.

Дом 142 по улице Куронн находился в людном рабочем квартале.

— А вдруг её нет дома? — тревожно спрашивал себя Фандор.

Пройдя по узкому коридору с облупленными стенами, на которых кое-где были нацарапаны фамилии жильцов и номера их квартир, Фандор добрался до ложи консьержки. Дверь была закрыта.

— Есть здесь кто-нибудь? — спросил он.

Однако его голос был заглушён громким шумом, донёсшимся со двора. Выйдя за дверь, журналист увидел женщину, яростно выбивавшую матрац, который трещал по всем швам.

— Простите, вы консьержка? — осведомился Фандор.

— А чего вам надо? — не слишком любезно ответила женщина, оторвавшись от своей работы.

— Мне нужно узнать, на каком этаже живёт мадемуазель Элизабет Доллон.

— Зачем это она вам понадобилась?

Удивлённый таким странным приёмом, Фандор, уже начинавший терять терпение, резко ответил:

— Об этом я буду говорить с самой мадемуазель Доллон, а не с вами.

Женщина снова принялась за свой матрац.

— Вы с ней ни о чём не будете говорить, — категорически заявила она, — потому что я вас к ней не пущу.

— Не пустите? Почему?

— Потому, что она распорядилась, чтоб к ней никого не пускали.

— Так значит, это вы — консьержка?

— Ну я. Дальше что?

Фандор понял, что если он срочно не расположит к себе эту суровую даму, столь ревностно выполняющую свои обязанности, то его попросту выставят за дверь.

— Сударыня, сделайте, пожалуйста, одолжение, — вежливо начал Фандор, забыв, что этот любезный тон совершенно не подходит к его облику апаша, — будьте так добры, объясните, почему мадемуазель Доллон не хочет никого принимать? Я не собираюсь надоедать ей, я всего-навсего принёс образцы обоев.

Консьержка растаяла. Её назвали «сударыней», а не «мамашей», как обычно, к чему она гораздо больше привыкла из-за своей внушительной комплекции.

— Ну что же, дорогой сударь, я вам скажу. Только вы уж не взыщите, я сначала взгляну на ваши бумаги, а потом её предупрежу… У нас с ней, знаете, вкусы совпадают. Заходите пока ко мне в консьержную, я сейчас.

Фандор решил не спорить и не подвергать сомнению вкусы консьержки, тем более что никаких документов у него не было.