Начать я решила с пересказа сна, косвенно подтверждающего, что у жреца не бред с галлюцинациями, а я действительно являюсь чьим-то там перерождением.
Сначала перед моими глазами плавно, как маятник, раскачивался мой собственный диск, крутясь при этом вокруг собственной оси. На каком-то очередном витке вместо кобры вдруг оказался профиль птицы, больше всего похожей на сокола, хотя я еще тот орнитолог, конечно. Потом картинки стали меняться на каждом повороте диска… Животные и птицы, что-то условно похожее на тюленей — нефельды, и, каждый второй поворот — кобра.
Когда меня начало уже мутить, причем, достаточно сильно, даже во сне, вдруг все резко прекратилось и я увидела себя, вернее не себя… Или себя… Короче, появились яркие-яркие картинки из какого-то странного, моего-немоего детства.
Я вижу, а потом ощущаю себя девочкой, лет десяти или чуть постарше. Мы стоим в центре поля, и вокруг ровным слоем густая зелень травы. Справа и впереди — еле виден лиственный лес, а слева, вдалеке, блестит голубая гладь всевидящего озера, на другом берегу которого возвышаются скалы. За спиной у нас селение, в котором мы выросли. Мы — это я и моя точная копия, сестренка-близняшка. У меня за спиной лук и колчан со стрелами, у сестры — точно такой же лук, но оперение у стрел другое. Чуть поодаль от нас пасутся два жеребенка-подростка, а над моей головой летает молодой кречет. Теперь я знаю: эта птица на амулете — не сокол. Кречет. Мой лучший друг, младший сын вождя, носит такой диск-амулет.
Потом, на краю селения, на тропинке к полю я вижу мальчишку лет пятнадцати-шестнадцати, быстро идущего мне навстречу. По ощущениям мне примерно столько же, хотя и понимаю, что прожито гораздо больше. Я знаю этого парнишку уже бесконечно давно, но это наше первое серьезное свидание. Только мы, вдвоем, он и я. Наш первый робкий поцелуй… Мы никуда не торопимся, у нас впереди — вечность. Вот паренек оборачивается кречетом и взлетает вверх, высоко-высоко, а потом стремительно пикирует вниз, и вот уже со мной рядом снова мой любимый.
Отец у нас с сестрой погиб, когда мы еще даже не родились, а мать умерла во время родов. Хотя бабушка говорит, что наша мать умерла вместе с отцом, но терпеливо прожила еще семь месяцев, чтобы родить нас и спокойно уйти в иной мир, вслед за любимым. Поэтому вырастили нас Хранительница всех родов и кланов и ее муж. Наши бабушка и дедушка.
Но дедушка улетел несколько дней назад на охоту и до сих пор не вернулся. И бабушка очень волнуется, хотя и изо всех сил старается это скрывать от нас. Но от меня ей ничего не скрыть, ведь я ее наследница, будущая Хранительница. В моей сестре способности, передающиеся в нашем роду от матери к старшей дочери, так и не проснулись и ей суждено стать простой Воительницей. Такой же, как десятки женщин в нашем роду. А я еще маленькой могла из воздуха материализовать меч, поэтому правильно им владеть меня пришлось учить не в десять, как положено, а в шесть. Бедная бабушка с тех пор так и обучает меня всему с опережением лет на пять.
Некоторые ее уроки мне очень нравятся, и обучение правильному владению мечом — один из них. А иногда только чувство ответственности перед родом заставляет меня сидеть спокойно, слушать и запоминать. Например, свойства трав и правильное составление различных настоев и зелий — муторная наука. На все занятия, с самого первого, я хожу с сестрой и братом, с ними не так тошно и скучно во время нудных перечислений свойств камней и трав, а еще с ними очень весело сражаться. Меч они из воздуха достать не смогут, конечно, но из ножен — запросто.
То же поле, но нам внешне лет восемнадцать-девятнадцать. Мы втроем бежим наперегонки: я, моя сестренка и наш молочный брат, мой друг, мой парень, мой будущий муж… Мы молоды и счастливы. Сестра вчера получила предложение от сына вождя клана Дарпеолов и бабушка одобрила этот брак.
Мой же брак она одобрила давно-давно, наверное, еще в нашем младенчестве, потому что выбора у нее не было.
Мамин голос ворвался в мой сон как раз, когда мой Кречет поймал меня за руку, резко дернул на себя и я оказалась в его объятиях, а его губы уже почти касались моих… Такого возбуждения, что я испытала, ощущая себя полностью во власти любимого, мне не приходилось испытывать наяву ни разу. И его взгляд хищника, поймавшего законную добычу, пробуждал во мне все дремавшие до этого женские инстинкты разом. Даже Рутор не действовал на меня так. Я отдавалась парню из сна полностью, растворялась, становилась с ним единым целым. Я просто ощущала, как наши два сердца бьются вместе, а души сливаются в одну… И теперь она у нас одна на двоих… Я даже чувствовала этот маленький, светлый, сияющий комочек в ямочке между ключицами. Он сначала был теплый, а потом становился все горячее и горячее и сиял все ярче и ярче. И мои губы уже были в миллиметре от губ моего парня…
И тут такой знакомый голос: "Саша, пора вставать!". Наверное, не проснись я такая возбужденная сегодня, ничего бы между мной и братом не было. Хотя… Нет. Было бы. Вертеть перед Рутором попкой и ничего не давать ему взамен я бы долго не смогла, а от его поцелуев меня уносит почти так же… Почти… Не удержалась бы я долго, да и время уже пришло, тело капризно требовало мужчину. Подставило бы меня, как мозг, в самый неподходящий момент, где-нибудь на полянке, в траве, среди муравьишек и остальных букашек. И главное, почему-то в моем извращенном воображении четко было видение, что первым у меня должен быть Алекс. А тут так все удачно сложилось.
Алекс
Сон сестренки, пересказанный ею ровным спокойным голосом, заставил меня сложить крылышки за спиной, сесть на задницу ровно и задуматься.
Главное, за три года наблюдений за Лекси я узнал, что вот такой спокойный голос с минимумом эмоций означает, что сестра внутри на пределе. Ее распирает от чувств и переживаний, и она боится скатиться на обычный сленг малолетней молодежи, пересказывающей "потрясное кино", например. Меня это всегда умиляло, потому что она же никогда не говорила слогом барышни из Института Благородных Девиц, но, когда слышала: "А он ему раз! А тот как двинет! И у-у-ух как…", у нее сразу выражение лица как у моей мамы становилось, когда я "бли-и-ин!", забывшись, при ней произношу.
А еще упоминание про диск с Кречетом что-то затронуло в моей душе. В детстве я часами мог стоять у вольеров с орлами, беркутами, коршунами и их младшими братьями. Эти два семейства, ястребиное и соколиное, просто выворачивали мою душу наизнанку, спокойный и уверенный взгляд этих птиц смотрел глубоко внутрь меня и казалось, что еще немного — и мы заговорим на одном языке. А еще мне иногда снились сны, в которых я летал. Не парил, величественно, как орел, нет. Я был само движение, скорость. То резко пикировал вниз, то взмывал вверх, как ракета. Взмах сильных крыльев — и я лечу, стремительно, пулей, обгоняя ветер… И мир внизу нереально четкий.
— Алекс! Ей?! Что ты обо всем этом думае-е-ешь?! — меня потормошили за плечо. Судя по всему, спрашивали уже не в первый раз, потому что взгляд у сестры был немного обеспокоенный.
Ворона! Вспомнил! Странная черная ворона на подоконнике. Я охотился за такой в своих снах, и в одном из них я ее догнал и поймал! Мы с сестренкой тихо сходим с ума, причем, одновременно. А говорят, что только гриппом вместе болеют.
— Лекси… Ты не поверишь, но я тоже иногда вижу странные сны.
Глава 8
Лекси
Дело было ясное, что дело было темное. Но пока все укладывалось в определенную схему, даже бред жреца насчет отсутствия души у Алекса.
Следующую половину пары я, закусив губу от усердия, расписывала допущения, искала общее, выделяла непонятное, структурировала и собирала куски информации в единое целое — в общем, творила наглядное пособие нашего умопомутнения.
Брат старался сконцентрироваться на том, что говорил препод, а я честно смирилась с тем, что краткое содержание этой лекции придется выканючивать у народа, и меня этот момент нисколько не смущал. Но Алекс закончил школу с золотой медалью и в институте пёр уже третий год на одном "отлично", уверенно, как джип по грязи. А так как при этом он умудрялся вращаться в нашем буйном обществе, считаясь своим в доску, то ботаны с потока ему конспектов не давали из чувства врожденной вредности.
