Благодаря самоотверженной работе инженерных подразделений Красной армии отрыв в один километр был тут же сокращен наступавшими советскими войсками до нескольких десятков метров. Песчаный карьер стал использоваться атакующими ротами РККА как место сосредоточения для предстоящих атак. Теперь между противоборствующими сторонами не простиралось открытое поле, и вылазки могли стать намного успешнее всех предыдущих.

Положительным моментом для финнов было то, что прибывающее пополнение советских войск уже давно не обладало достаточной степенью напористости. Отсутствие должной боевой настойчивости в поведении атакующих красноармейцев в первую неделю марта можно было бы объяснить упорно циркулирующими известиями о приближении конца войны. Распространение слухов невозможно остановить, особенно если они оптимистичные. Поэтому и в финских землянках также активно обсуждалась возможность возвращения домой живыми. Слухи действовали разлагающе. Выжив в трехмесячном сражении, занимать свою ячейку на передовой становилось очень трудно, не говоря уже об участии в штурме. Финны косвенно помогали начинавшим расслабляться красноармейским частям — на протяжении последних нескольких дней войны записи в журналах боевых действий частей Красной армии постоянно упоминали крайнюю пассивность противника. Исключением из этого правила, наверное, можно назвать запротоколированную разведывательную вылазку двух групп неприятеля в районе Суонийтют в направлении 1-го батальона 756-го полка, который отогнал их огнем из станковых пулеметов.

Тем не менее от солдата, да и от офицера среднего звена на фронте ничего не зависит. Команды на начало атак спускаются из штабов соединений. Но взгляды комкора Парусинова были прикованы к пятачку на северном берегу Вуоксы у Эйряпя. Там был реальный прорыв, там полки 8-й и 4-й дивизий создали угрожающую для противника ситуацию, и продолжайся война дальше, о последствиях форсирования реки у Вуосалми можно было бы строить предположения отнюдь не в пользу Финляндии. В связи с этим проблема Тайпале перестала быть актуальной.

Да и московские переговоры в конце концов увенчались успехом. Соглашение о мире было достигнуто.

13 марта 1940 года Финская война закончилась.

Значительная часть военнослужащих противоборствующих сторон узнала о наступлении мира за день до этого, 12 марта. День выдался снежным, и о ведении боевых действий напоминали только обычные артиллерийские обстрелы финских позиций и пулеметные перестрелки.

После ночного снегопада утро 13 марта 1940 года выдалось ярким и солнечным. Белое покрывало расстелилось на изрытых полях Теренттиля и холмах Кирвесмяки, льду Суванто-ярви и Ладожского озера. Только Тайпалеен-йоки шумела своими не замерзающими в любые холода порогами. Природа словно специально ознаменовала конец кровопролития, подарив солдатам прекрасный, хоть и морозный, весенний день.

Но настроения по поводу окончания мира по разные стороны фронта существенно различались. Первую информацию об условиях мира получили финские офицеры, внимательно слушавшие радиопередачи. Большинство из прильнувших к приемникам финнов испытали глубокое потрясение, когда премьер-министр Таннер на всю страну объявил условия мирного договора. Финляндия должна была попрощаться с большинством земель, на которые так и не смогла ступить нога солдата Красной армии. Многие из них не могли сдержать слезы, потому что родились в тех местах, которые теперь должны были стать частью территории Советского Союза. В их сердцах было смятение и противоречивые чувства. С одной стороны, война проиграна. С другой, их армия не разгромлена и не капитулировала, а их страна не потеряла своей независимости. Возможно, именно в этот день родилась знаменитая финская горькая шутка: «В „Зимней войне“ победил Советский Союз, но маленькая Финляндия заняла почетное второе место».

Капитан Иокела вспоминал: «Вечером (12-го марта) нас собрал Кемппи (командир 21-го пехотного полка) и сообщил, что утром нам надо отсюда уходить, чтобы избежать окружения. Наши соседи с востока и запада уже отступили, так что нам надо будет осуществлять отход довольно быстро. Блиндажи необходимо было взорвать и приготовиться к долгому переходу, как минимум до Пюхяярви. При разговоре присутствовали все командиры батальонов, врачи, да и вообще все, кто в этот момент находился в Ювясхови. Бывшие когда-то тыловыми, наши сегодняшние позиции уже были на расстоянии выстрела из стрелкового оружия русских. Наутро мы выполнили работу по уничтожению, хотя уже знали, что перемирие близко»[85].

Все воюющие части с советской стороны, так же, как и их противник, получили известие о прекращении боев ночью, по радио. Несмотря на радостные новости, утром первого мирного дня перестрелки продолжались. В основном огонь велся с советских позиций, хотя сказать, что он был прицельным, нельзя. И пехотинцы, и артиллеристы расстреливали оставшийся у них боезапас, чтобы не возиться с ним после завершения боевых действий во время передислокации. Впрочем, хотя это было и так, но до наступления мира оставалось еще несколько часов, и до этого момента приказа о ведении боевых действий никто не отменял. Поэтому со стороны казалось, что на передовой гремит интенсивный бой. Все так же ухали орудия и минометы, раздавались винтовочные выстрелы и длинные пулеметные трели. Те, кто находился в это время на передовой, никак не могли представить, что это может внезапно кончиться. Слишком привычен был этот многоголосый шум войны, и слишком активно действовали все рода войск.

Но это случилось. В одиннадцать часов по финскому времени и в двенадцать по московскому на фронт опустилась тишина.

О внезапной, ошеломляющей, непривычной тишине первых минут мира вспоминали все ветераны «Зимней войны», и финские и советские. Это было хотя и ожидаемо, но так непривычно и так внезапно, что сознание отказывалось поверить в реальность произошедшего. Молчали орудия, молчали окопы, молчало небо. Солдаты тоже молчали, осмысливая первые послевоенные минуты.

Первыми показались из окопов красноармейцы. Сначала робко, по одному-два человека, затем все большими и большими группами они вскарабкивались на брустверы и пытались обратиться к своему недавнему противнику. На смену тишине пришел радостный гул сотен голосов, радовавшихся судьбе, подарившей им возможность остаться в живых. Из передвижных радиоточек, еще вчера передававших пропагандистские передачи для войск противника, теперь раздавались песни. По воспоминаниям уже упоминаемого в этой книге Эмиля Заславского, словно в память о не доживших до этого часа, пластинка с шипением разносила песню «Он ушел» в исполнении Изабеллы Юрьевой.

В советских частях в первый день мира командиры и политработники весьма сумбурно разъясняли бойцам, для чего они рисковали жизнью. На немногочисленные неудобные вопросы красноармейцев, почему прекратили войну, а не стали продолжать ее вплоть до захвата Хельсинки, и куда подевалось «народное правительство Куусинена», политруки отговаривались общими фразами, что «наверху видней» и объяснение «текущего политического момента» будет дано позже. Оно действительно потом было дано в центральных газетах, представив трехмесячную бойню как большое достижение советской мирной политики. Впрочем, и рядовые и командиры в своей массе особых вопросов и не задавали. Помимо того, что это было небезопасно, никакое любопытство не могло пересилить чувство радости и благодарности судьбе за то, что они выжили.

С финской стороны тоже устроили построение, на котором солдатам 7-й пехотной дивизии, которые три месяца сдерживали натиск противника, огласили последний, возможно излишне пафосный, приказ ее командира: