В ветреный и морозный день 11 февраля финские наблюдатели обнаружили колонну красноармейцев, тяжело продвигающуюся на север с несколькими танками в шести-семи километрах от берега. Силы противника были внушительнее недавней группы на четырех аэросанях, поэтому пушки «Ярисевя» начали вести обстрел района продвижения неприятеля. Советские артиллеристы всего через полчаса обнаружили, откуда ведется огонь, и с пугающей точностью нанесли контрудар. Первые же снаряды уничтожили прожектор у одного из орудий и повредили крышу орудийного погреба финской батареи. Чтобы не обнаруживать себя, «Ярисевя» замолчала.

А растянувшаяся более чем на два километра колонна, благополучно миновав опасный участок у мыса Ярисевя, разделилась на три отряда и медленно стала приближаться к мысу Юляппяянниеми.

И опять, как в далеком уже декабре, финнов начала охватывать паника. Больше всего их пугало то, что наблюдатели батареи «Юляппяя» не увидят своего противника из-за снежной дымки, которую не мог развеять ветер над Ладожским озером. Командир батареи Маннио позвонил начальнику береговой обороны Перешейка Рикама с просьбой поднять по тревоге пехотинцев. Кого мог мобилизовать Рикама, когда все боевые подразделения в настоящий момент перемалывались русскими к северу от Коуккуниеми? Только «фарфоровых». По его приказу две неопытные роты из 63-го полка прибыли в район Юляппяя и со страхом заняли оборонительный рубеж.

Батарея на мысе Юляппяя противника все же заметила, и критический момент был ликвидирован, когда по указанным координатам начали стрелять орудия сразу двух береговых батарей — с «Юляппяя» и южной оконечности острова Коневец. А когда к огню финской артиллерии присоединился основной калибр «Каарнайоки», советские лыжники повернули назад.

97-й лыжный батальон не стал рисковать под тройным артиллерийским обстрелом и вернулся на свой берег, не дойдя до пункта назначения немного менее полукилометра. Для проверки результатов стрельбы своих пушек финны выслали на лед разведгруппу, которая обнаружила множество следов, пятна крови на снегу да несколько брошенных лыж. Ни оружия, ни раненых, ни убитых…

В течение еще нескольких последующих дней налетам советских аэросаней подверглись финские посты на острове Коневец и мысе Юляппяя.

16 февраля трое советских аэросаней под командованием все того же капитан-лейтенанта Салагина сделали большой крюк, обогнув остров Коневец, и подъехали к его берегу с севера. Остановившись на небольшом расстоянии от береговых постов противника, они короткими очередями обстреляли финские дозоры. В ответ южная береговая батарея острова выпустила по ним три снаряда, которые вздыбили лед на значительном расстоянии от советских разведчиков, не причинив им ни малейшего вреда.

Группа направилась к батарее «Юляппяя», командир которой, лейтенант Осмо Перттула, по телефону был извещен о приближении неприятеля. Он отдал команду немедленно открыть огонь по группе аэросаней. В стволы орудий были заряжены шрапнельные снаряды, которые оказались чуть большего калибра из-за слишком толстого пояска.

В это время советская группа на полном ходу приближалась к берегу, и командир Салагин, зорко вглядывавшийся в бинокль, ждал реакции противника. В течение получаса после того, как его группа появилась в прямой видимости берега, по ним не было сделано ни единого выстрела. Он полагал, что финские наблюдатели нарочно не открывают огонь, чтобы не обнаруживать себя. А в это время орудийная обслуга батареи «Юляппяя» натужно вытаскивала застрявшие снаряды из казенника своих пушек.

Поднятый по тревоге пулеметный взвод заменил бездействующих артиллеристов и вокруг аэросаней стали щелкать пули. Через какое-то время к пулеметным очередям присоединились выстрелы исправленных орудий. Группа решила не искушать судьбу и повернула на восток.

На расстоянии четырех километров от берега огневой залп финских пушек накрыл цель. Снаряды стали падать вокруг движущихся разведчиков, поднимая в воздух фонтаны воды, снега и льда. Обычно в такой ситуации сани быстро выходили из-под зоны обстрела, стоило лишь дать полный газ и по зигзагообразной траектории унестись подальше от неприятельского берега. В этот раз быстро уйти не удалось, потому что одни из саней напоролись на припорошенные снегом ледовые торосы и снизили скорость передвижения. Медлительностью экипажа воспользовались финны на батарее «Юляппяя», усилив огонь и пытаясь взять экипаж «в вилку». Один из снарядов разорвался недалеко от идущего «ведомым» экипажа и опрокинул сани, перебив у них одну из лыж. Разведчики подбитого аппарата бегом перебрались в кабину притормозивших впереди идущих аэросаней.

Бросить на льду почти невредимый аппарат, чтобы он достался врагу, было невозможно. Поэтому находившийся в первых санях Салагин принял решение уничтожить обездвиженное средство зимней транспортировки.

Сделать это было так же нелегко, как и выбраться из зоны обстрела. Описав круг, исправные аэросани вернулись к подбитому агрегату. Когда сани поравнялись с целью, Салагин бросил гранату, но не попал. Взрыв гранаты повредил осколками обшивку саней, но не нанес каких-либо существенных разрушений.

Когда разведчики попытались взять поврежденные сани на буксир, батареи противника открыли кучный огонь по месту расположения обездвиженной машины. Тогда экипаж решил не гневить судьбу и поскорее выйти из зоны обстрела, считая, что финны сами за них выполнят работу по уничтожению оставленного имущества. С тем разведчики и вернулись на базу в Саунассаари.

Как только двое аэросаней скрылись за снежным горизонтом, за брошенной машиной с финского берега незамедлительно отправилась запряженная четырьмя лошадьми упряжка. Прибывшие на ней артиллеристы перевернули сани, взяли трофей на буксир и отвезли его в местечко Лохийоки на ремонт.

Разведывательные выезды все равно давали свои положительные результаты. Чем больше было рейдов, тем точнее обозначались позиции противника на ладожском побережье.

Именно после уточнения данных разведки батареей «Ярисевя» очередной раз всерьез занялась артиллерия Красной армии. Учитывая то, что расположение финских береговых укреплений было давно известно советским корректировщикам, значительных недолетов и перелетов практически не было. 17-го числа батарея фактически перестала существовать, обозначив это событие высоким столбом черного дыма. В «черный день Тайпале» склад боеприпасов батареи получил прямое попадание снаряда, который вызвал детонацию боезапаса. Взрыв уничтожил одно орудие и повредил казенную часть второго.

В полном соответствии с приказами по 13-й армии РККА следующий раунд противоборства был назначен на начало «второй адской недели», когда советские войска прорвали финскую оборону в Кирвесмяки и Теренттиля.

На этот раз решили просто пробиться на материк со стороны мыса Ярисевянниеми, считая, что без уничтоженной батареи оборона противника не сможет выдержать нажим с озера. В отправленной колонне были лыжники все того же 97-го лыжного и 91-го отдельного разведывательного батальонов. Прикрывали группу со своего берега свежеприбывшие из Ленинграда бойцы Берегового отряда сопровождения Ладожской флотилии. Вся группа охранялась несколькими танками и пятнадцатью аэросанями и со стороны смотрелась как внушительное соединение, резко отличающееся от предыдущих вылазок советских войск в этом районе.

Ни системы GPS, ни ГЛОНАСС в те времена не было. Компас и карта мало могли помочь, если вокруг безбрежная пустота ровного как стол снега без каких либо видимых ориентиров. Поэтому красноармейцы вышли не к северу от уничтоженной батареи, где редкие вражеские посты просто разбежались бы, увидев прущую на них армию, а к югу от мыса Ярисевя, то есть району, вплотную примыкающему к фронту Тайпале, который с востока атаковали роты 15-го стрелкового полка. К тому же эффект внезапности (как и в предыдущих случаях) здесь не существовал по определению — в покрытом снегом метровом льду Ладожского озера окопы не выроешь… Поэтому группа попала в «огневой мешок», организованный пулеметами противника. Кроме пальбы из стрелкового оружия, к неприятному удивлению красных командиров, из расположения уничтоженной батареи по ним стали стрелять из пушки!