«что стало с этим… парнем? женихом?»
«i ditched him[153], он был милый, но… м-да… мне надо было уйти».
«прийти в движение».
«something like that»[154].
мы прижимаемся друг к другу; завтра предпоследний отрезок перевала, это будет
словно историй, которые она рассказала мне о маре и
о себе, недостаточно, если к ним не примкнет и моя собственная история, как пазл, который надо закончить, у меня в горле клокочет мне самой непонятный порыв говорить о чем-то, что может дополнить прошлое моих сестер, ничего о германии, ничего о маме, папе, томасе, Константине, штефани — более давние воспоминания, возможно, тоже лишь сон опутанной легендами «живой фантазии», которой я всегда все склеивала — страна, в которой я будто бы жила, полная таких голосов, как у мары, языка, похожего на ее, на неизвестном континенте.
жутчайшая земля: дельта реки полная радиоактивного песка, зеленого цвета золото там добывали, на рудниках. люди были красивыми, почти белоснежными, умными, очень крупными и дружелюбными, где? где-то в снегу, в таком, как здесь, возможно, в антарктике или в
050652
как они нас нашли, не знаю.
два вертолета, оба черны как смоль, поднимаются в расселине перед нами из непостижимой глубины, наниди выскакивает из лямок рюкзака, выхватывает что-то из куртки и в вытянутом балетном па, как астронавт на луне, ступает большими шагами к выступу, под которым можно укрыться.
я смотрю вверх на мощные, грохочущие, клокочущие, гремящие штуки, рука, туловище, мужчина с длинной винтовкой.
«shit, go for cover! клавдия, отойди с…» как монетки, которые дети бросают о стену, врезаются первые пули в снег, в древесную кору, отскакивают с низкочастотным свистом от каменных глыб, я стою там одна, посреди открытого снежного поля, пере- и перенавьюченная и обвешанная, нелепый индюк, перегруженная новогодняя елка, медленно поднимаю руки, наниди кричит: «god damn fascist sons of…»
я слишком медленно поворачиваюсь к ней, ее вздымает вверх, ее ноги взлетают, все ее тело отрывается от земли; цветок, с корнем вырванный ветром, пошатнулся, упал, игрушка, а не тело, ударяется в снег, переворачивается, сползает, сползает, сползает.
лежит, ничком, над откосом, не шевелясь, включают громкоговорители, кричат, приказывают, я их не понимаю, мои руки подняты вверх, я одна, одна из семнадцати сестер, самая красивая, самая умная, у меня есть план, и он лучше идеи наниди о том, что нас заберут в валдезе, что нас спрячут, что мы сбежим. у меня хитроумный красивый план, я последняя сирота, турбины вращаются с таким шумом.
я буду учиться, я буду подыгрывать, я, как мужчины в тех вертолетах, или я стану, как они, стану как ВЫ, это просто,
в меня не стреляют.
вертолеты летают по кругу, там обдумывают, где лучше всего приземлиться и взять меня,
я нужна живой.
Erection of these lorqe cellular towers is currently being carried out under HIGH TONE and XENO in private business capacities under Block Ops cover. They emit cellular 800 MHZ waves. Due to the great proliferation of towers in key population areas, they will have a devastating effect. These towers may be associated with the very secretive Alaskon HAARP project.[155]
Заметка
В тексте «Погоды массового поражения» вовсе не изображается, что Клавдия Старик думает, что говорит или пишет — хотя поначалу и может возникнуть такое впечатление. Изображается нечто гораздо более масштабное: что она такое. И тут не обойтись без манеры ее письма, окрашивающей ее речь и мышление. Вот почему, что она такое, предстает в виде текста, который называется «Погода массового поражения». А значит, те, кто заявят, что нет ничего за пределами текста, не обязательно будут правы. Хотя внутри «Погоды массового поражения» Клавдии Старик больше, чем где бы то ни было (подробнее об этом на www.claudiastarik.de). Всё целиком — это скрытый в монологе диалог с чем-то, что мыслит, не являясь человеком. Описание правил этого диалога, каким его видит Клавдия, находится в отрывке номер 013507, в начале одиннадцатой главы.
По этим правилам организована вся книга. Внутреннее деление подчиняется ритму. К подобной идее автор пришел, поскольку Джон Лютер Адамс, самый интересный музыкант из тех, что живут на Аляске, в 2007 году как раз записал десятилетней давности произведение для перкуссии под названием «Strange and Sacred Noise» («Странный и священный шум»), которое, как можно догадаться по названию, рассказывает о тех же вещах, что и «Погода массового поражения». У Адамса есть отдельные и прерывающие время волны, различные скорости, пересекающиеся друг с другом в фазовом пространстве, решетки повторений и так далее. Вот на что ориентируются числовые пропорции главок «Погоды массового поражения».
Религиозная тематика — это эстетическая форма социальной, что объясняется и в самой книге, а именно под номером 013125 в пятой главе.
Автор не верит во что-либо сверхъестественное вне искусства.
Дитмар Дат, июнь 2007 года
