Через мгновение ведун стоял у двери, двумя руками ухватившись за рукоять меча. Захваченные врасплох ночлежники недоуменно переводили глаза с говорившего на вынырнувшего из мрака Славомира и обратно.

— Веселая, говоришь, ночь? — Ведун сверкнул зубами. — Угадал, падаль. Веселье ты сегодня получишь!

Хриплое рычание прозвучало в ответ. Говоривший сгорбился, челюсти вытянулись вперед, острые клыки ощерились в смертельной ухмылке. Опершись передними лапами на стол, на нас смотрел матерый волчище. Еще пять зверей медленно двигались от стены к растерявшимся людям.

Старикашка взвизгнул и исчез под столом. Другие, к счастью, оказались храбрее. Трактирщик поднял кочергу, которую так и не выпускал из рук, а рыжий парень ухватился за тяжеленную скамью и, хакнув, обрушил ее на голову ближайшего волка.

Веселый азарт битвы охватил меня! Сделав выпад, я дотянулся до метнувшегося ко мне зверя. Мимо, в сторону двери, проскользнули две серые тени, но за ведуна я был спокоен. Поднял меч и встретил волколака в прыжке. Лезвие неожиданно легко утонуло в груди зверя, отчаянный вопль ударил в уши, и тяжелое тело упало к моим ногам. Ощутив знакомый укол ужаса, я успел подумать: “Есть!” — и повернулся к следующему противнику, присевшему перед броском. Оборотень подался назад, но наткнулся на стол и не успел увернуться от удара. Не давая ему подняться, я обрушил меч на лобастую голову. Но дорога к окну оказалась открытой. Всего на мгновение — но этим воспользовался вожак. Высадив раму, он вывалился наружу. В отчаянном броске я пытался достать ускользающего врага и почти дотянулся: меч полоснул зверя по задней правой ноге, но задержать его не смог. Отчаянный удаляющийся вой — и оборотень скрылся.

Я вскочил на ноги, быстро осмотрелся. Битва завершалась. Славомир уже расправился с противниками. Последний волколак стремительно кружился на месте. Не знаю, что там у нежити в голове, но тяжелый удар скамейкой явно пришелся оборотню не по вкусу. Трактирщик усердно колотил волка кочергой, парень помогал ему обломком скамьи. Через мгновение все было кончено.

— Ну надо же, — бормотал трактирщик, вытирая лоб, — это же надо, а… Говорил я тебе! — неожиданно заорал он на парня. — Говорил, что проклятый этот год!

Не дождавшись ответа, хозяин заглянул под стол, выволок трясущегося старика.

— Вылезай, герой! Ух, я бы тебя! Не трясись, все уже, слава богу! Иди за кольями, неси живо! Осиновый кол против оборотня — первое средство. Забить колышки, поскорее забить, чтоб сгинула эта нечисть навсегда… Да долго ты еще трястись будешь, душа заячья?!

Бросив старика, он повернулся к парню:

— Сходи ты, а? Он тебе покажет, где я их храню, Сходи, будь человеком. А я, того, присяду я, ноги что-то не держат…

Парень нервно хихикнул, сгреб клацающего зубами старика за шиворот, выволок во двор.

Славомир опустил меч в ножны, сел напротив трактирщика. Тот поднял мутные глаза на ведуна и вдруг сполз с лавки, упал на колени.

— Спасибо, — он нашел меня глазами, склонился до полу, — спасибо, люди добрые, дай вам бог здоровья и всяческого счастья. Коли б не вы, сожрала бы нас эта нечисть. Ведь правда, сожрала бы, а?

— Точно, — весело подтвердил Славомир, — но ведь не сожрала же! Ты лучше вот что мне скажи. Что ты тут за историю плел? Кого это племянник твой подвез утром?

Недоумение отразилось на лице трактирщика.

— Баронессу, — растерянно пояснил он, — жену, значит, законного господина нашего, благородного барона Гуго Отважного.

— И где же он ее встретил?

— Да недалече! Лигах в двух по дороге. Она от святого источника возвращалась, а брата ее единоутробного…

— Это я уже слышал, — задумчиво протянул Славомир. — А зачем она туда ходила?

— Так из-за господина барона же, — вскочил на ноги трактирщик. — У нас ведь весной настоящая война была. Сосед северный, двоюродный брат господина барона нашего, кстати, — меч на родственника поднял! Ну, да наш господин, дай бог ему здоровья, нахала окоротил, а заодно и укоротил. Вот. Только и сам в битве пострадал. Кисть руки правой ему начисто отсекли. А почитай сразу опосля битвы заболел господин барон. Сознание к нему не возвращается. Лежит, не слышит ничего, внимания ни на кого не обращает, почти что мертвец, дышит только слабо-слабо. Сам-то я его не видал, конечно, а люди рассказывают. Ну а баронесса Изабелла горевала-горевала да и пошла к священному источнику исцеления для мужа попросить. Они ведь и прожили-то всего полгода вместе, а тут такое горе, не дай, господи. Почти месяц ходила, а сегодня вернулась, значит. А братец ее родной там и погиб где-то.

— Ясно, — вздохнул Славомир. — А к какому источнику она ходила? На востоке их вроде нет, а дорога эта оттуда ведет?

— Не ведаю, — развел руками трактирщик, — то дело господское. Говорят, брату ее, упокой, господи, его душу, источник тот святой человек показал. Можно, пойду я, господин? Где-то эти лодыри запропастились, а у меня от одного взгляда на эту мерзость, — он ткнул рукой в сторону волколаков, — ей-богу, с души воротит. Колья осиновые побыстрее принести да и покончить с ними…

— Ступай, — устало сказал ведун, — делай как знаешь.

В Эсгард мы въехали сразу после открытия городских ворот. Заспанные стражники проводили нас угрюмыми взорами, но рыцарские шпоры свою роль сыграли — никто нас даже не пытался остановить.

Двух-, а то и трехэтажные здания стояли так плотно, что ехать пришлось друг за другом. Славомир решительно выбирал дорогу — похоже, он был здесь не в первый раз. Я ехал за ним и смотрел по сторонам. Что ж, все примерно так, как в фильмах, отснятых для меня ребятами. Дома из серого камня, окна в первых этажах снабжены мощными ставнями, двери сработаны на совесть. Улицы, то мощенные грубым камнем, а то и вовсе без покрытия, — как, интересно, жители перебираются через глубокие жирные лужи? Брусчатка тоже изрядно забита грязью. На площади — шумный рынок, но Славомир поворачивает коня в неприметный проулок, потом, наклонившись, стучит в запертую дверь двухэтажного дома. Прибыли?

Хозяин явно знал ведуна. Причем не просто знал. Низко кланяясь, он провел нас на второй этаж, еще раз склонившись перед Славомиром, распахнул дверь в светлую комнату.

Широкое ложе, стол, несколько табуреток. Жить можно! Вот только надолго ли мы сюда?

Ответ на этот вопрос пришел через какой-нибудь час. Пришел в прямом смысле — в лице расфуфыренного слуги, возникшего на пороге комнаты.

— Благородный рыцарь, баронесса Изабелла просит оказать ей честь и посетить в родовом замке…

И снова осточертевшее седло, прохожие прижимаются к стенам домов, с ухмылкой осматривая наших невзрачных кляч. Славомир едет чуть сзади, лицо низко опущено: похоже, опасается случайной встречи со знакомым.

Мы вывернули на улицу, выглядевшую пошире и почище других, и внезапно я увидел перед собой замок, прилепившийся к невысокой скале. Увидел — и узнал! Раньше его закрывали городская стена, потом высокие стены домов, но догадаться-то мне следовало давно!

Он изменился с тех пор, как я его видел месяц назад (или, правильнее сказать, тысячу с лишним лет вперед?) Высокая стена с зубцами еще цела, зато защитный ров уже и мельче, видимо, его расширят в будущем, а может быть, и реставраторы перестарались. Наверняка нет и в помине изящной пристройки к дворцу — бедняга Гюстав датировал ее девятнадцатым веком. И подъемный мост другой — грубый, тяжелый, окованный железом. Пока что он еще не дань моде, а насущная необходимость…

Я поднялся по знакомой лестнице с еще не потертыми ступенями, бросил взгляд на “рыцарский пятачок” — там с мечами в руках тренировались настоящие, а не бутафорские воины. У дверей низко склонился слуга:

— Ваш оруженосец, благородный рыцарь, может подождать здесь…

Славомир послушно отошел в сторону, сел на широкую скамью у стены. А я пошел дальше — знакомыми переходами по незнакомым комнатам. Впрочем, этот гобелен, вернее, его остатки я видел. Пройдут века, и яркие краски поблекнут, огонь пожарища слизнет правый край. Но сегодня гобелен великолепен, и теперь я понимал восхищение Ольги. Наверное, она умеет видеть старое, ободранное изделие таким, каким оно было когда-то.