— Ну и пусть себе работает на здоровье. — Миша не очень-то любил слушать про хейванцев.

— Может, прикажете им нашу пещерную фигуру отдать? — сказал Адгур. — Нет! Пусть сами себе ищут пещерную фигуру.

— Помните девушку, которая ездила с нами в Казачий Брод? — спросил Арсен.

Это тоже был ненужный вопрос. Разве кто может забыть прохиндейку Мэри, а особенно после того, как она бежала таким позорным образом, испугавшись старой консервной банки и автомобильных лампочек. К тому же в последнее время весь совхоз знал, что Арсен и Машенька скоро поженятся. Но ребята сделали вид, что они не сразу вспомнили, о какой девушке говорит Арсен. Раз ему так хочется — пожалуйста!

— А-а… Это та девушка, которая чудища испугалась? — сказал Миша небрежно.

— Это — которая прохиндейка, что ли? — в тон ему спросил Адгур.

Арсен на эти вопросы не ответил и продолжал:

— Так вот, эта девушка теперь работает в Хейванской школе и увлекается археологией. И директор у них не дрожит над машиной. Вот вы и обратитесь к этой девушке.

— Правильно! Только я сам поеду. А Адгур пусть остаётся, — сказал Миша. — Она его, чего доброго, выгонит.

— Не выгонит. Она про страшилище уже небось забыла. А от меня передайте привет. Скажите: «Арсений Сергеевич бьёт, мол, челом и просит не держать зла на сердце, потому что зло что хочешь разъест». Повторите!

Ребята в один голос повторили формулу привета и покатили в Хейвани.

Машенька выслушала просьбу ребят серьёзно, без улыбки, так что было непонятно, сердится она или уже всё зло забыла. Когда же они выпалили в один голос привет от Арсена, она постучала пальцами по столу, нахмурилась и выбежала из комнаты, так что ребята даже испугались: а вдруг они всё дело испортили этим нелепым приветом?

Минут через пять Машенька вернулась доброй, хорошей, простой и вовсе даже не нахмуренной и надменной.

— С шофёром всё улажено. Но уговор — с нами поедут и мои ребята. Им тоже интересно изучить пещерную фигуру. Кстати, где она там находится, эта самая фигура? И почему я не видела её тогда?

— …Да она… Да мы… — От смущения Адгур покраснел, чего с ним никогда не бывало, потому что кожа у него совсем некраснючая.

— А эта ваша фигура… Она тоже ужасная, как и то страшилище?

— Нет. Она обыкновенная, — воскликнул Адгур радостно. — Круг и палки на стене. Вот и всё!

— Это ты меня тогда напугал до полусмерти?

— Я! — с гордостью ответил Адгур.

Как счастлив был бы Миша, если бы имел право произнести так же гордо: «Я!» Но, увы! Когда ребята пугали Машеньку, он лежал дома на диване и хандрил.

— А вы не собираетесь опять меня разыгрывать?

— Что вы! Мы теперь парод серьёзный!

— Ну, если вы народ серьёзный, то ждите нас в воскресенье в девять утра. А Арсену Сергеевичу можете передать: «Мария Георгиевна бьёт, мол, челом и просит его принять участие в исследовании пещерной загадки. И оставить поучения». Не забудете?

— Не забудем! — ответили ребята и покатили домой. Благо, дом был близко.

В следующее воскресенье хейванская машина — это был не какой-нибудь грузовик, а автобус типа «коробочка» — остановилась на тринадцатом километре краснополянского шоссе у Казачьего Брода. Из коробочки выпрыгнули Миша, Адгур, Алик-Архимед и пятеро хейванских ребят, снаряжённых так, что им позавидовал бы любой взрослый и невзрослый спелеолог, а за ними Арсен, Машенька и Зоя Николаевна, одетые, как простые граждане.

Ребята вылезли — и замерли.

Зима была здесь такая красивая, что даже не верилось, что такое бывает не только на картинках, но и в жизни. Снег покрывал землю толстым слоем, и это был не рыхлый, пропитанный водой адлерский снег, из-под которого обязательно выглядывает какая-нибудь зелень, а добротный, настоящий, северный снег. От такого небось и в Москве не отказались бы, и в Архангельске, и, может, даже в Арктике или Антарктике. На деревянные домики было смешно смотреть — не человеческие дома, а игрушечные с крышами из пушистой ваты, где живут гномы или карлики.

Солнце уже выбралось из-за горы, и всё сверкало так, что хоть прищуривай глаза, хоть не прищуривай, а они у тебя всё равно будут слезиться.

Автобус побоялся спускаться к Мзымте и исследователи, смеясь и толкаясь, побежали по тропинке, которая вела к реке. За знакомой полянкой тропинка запрыгала с камня на камень по самому краю пропасти. Тут уж пришлось связываться капроновой верёвкой, чтобы не упасть прямо в Мзымту, теперь вовсе не бирюзовую, а рыжую и разбухшую от дождей и снега. Против связывания никто не возражал, потому что завтра или послезавтра предстоит рассказывать приятелям про поход. Ну, а что лучше выглядит — поход с верёвкой или без верёвки? Ясно, с верёвкой!

В гроте Адгура всё осталось, как и было, — та же сырая глина и тьма, на раскопанной земле у фигуры видны следы ног Адгура и Алика-Архимеда, консервная банка — голова чудища — как лежала, так и осталась лежать, и даже ржавчина не появилась на ней. Да, видно, верно, что пещеры стоят в стороне от общего потока жизни.

Ребята сразу принялись за дело. Они вбили в грунт шест, пристроили на шесте гирлянду автомобильных лампочек, ту самую, что освещала в прошлый раз внутренности чудища. Как только лампочки зажглись, на стене возник круг — торчат из круга палки-лучи, под кругом — прямоугольник, по сторонам прямоугольника — две фигуры, похожие на два огурца или две сосиски с воткнутыми в них спичками. Ребята осмотрели рисунок и решили, что это ребус. Да, да, самый настоящий пещерный ребус. Вот аж с каких пор повелись ребусы!

Чтобы не терять времени попусту, сразу же разделили обязанности. Зоя Николаевна начала зарисовывать в свой археологический альбом пещерный рисунок, Машенька со своими хейванцами заложила около него разведывательный шурф, Миша стал укладывать образцы грунта в пакетики. Арсен заявил, что надо сделать эстампаж. Дескать, с техникой эстампажа археологи знакомы давно, и, когда не было фотографии, эстампаж был единственным средством, позволяющим снять копии со скальных надписей и рисунков. В наш век фотографии эстампажи уже не играют прежней роли, но кто может поручиться, что Алик-Архимед не снимет два или три снимка на один и тот же кадр? Известны также случаи, когда Алик-Архимед фотографировал незаряжённым фотоаппаратом, так что эстампаж не потерял своего значения и теперь. В общем, каждый археолог должен быть знаком с этой великолепной техникой.

Говоря это, Арсен достал из рюкзака кусок белого полотна и палочку древесного угля, натянул холст поверх пещерного ребуса, попросил Машеньку и Адгура держать его за углы, чтобы холст не перемещался, и начал чиркать углём по холсту. Когда же под углём постепенно выступили очертания ребуса в виде белых полос на чёрном фоне, Миша даже разочаровался, поняв, что он знаком с этой техникой с первого класса. Ещё тогда он изрисовал тетрадку эстампажами пятаков и гривенников. Только он тогда не знал, что это эстампажи, и пользовался он не углём, а обыкновенным карандашом.

Эстампам получился неплохим, а вот раскопки не оправдали надежд. Хотя шурф дошёл до слоя гальки с крупной чёрной каменной крошкой, вроде морской, ничего путного не попалось — ни стрел, ни копий, ни мечей. Был только малютка черепок — кусок ручки от пузатенького джиховского кувшинчика-графинчика. И был он найден в этом самом слое гальки и крошки. Можно было подумать, что джихи притащили сюда с моря и черепок и гальку и насыпали у пещерной фигуры. И тут же разбили графинчик. А зачем?

И вот, когда все были погружены в работу, так что в гроте слышалось только дружное сопение, вдруг раздалось неандертальское завывание, правда, не такое жуткое и пронзительное, как в прошлый раз, когда в гроте пробовала свой визг Нелли, но всё же достаточно страшное, и к тому же оно исходило неизвестно откуда. И тут вспыхнул на мгновение яркий-преяркий свет, словно взорвалась атомная бомба или сверкнула молния, и что-то щёлкнуло. Все закричали, заволновались, кто бросился бежать, кто закрыл лицо руками, кто зажмурил глаза, кто, наоборот, вытаращил их изо всех сил. И тут опять вспыхнул атомный свет и что-то щёлкнуло.