Родители благополучно забрали свои сбережения, но не говорят, куда намерены их поместить. Надеюсь, не в фальшивые «банки с фасолью»: грабителям хорошо известен этот трюк. Хайтиш рассказывал, как воры, забравшись в дом его родителей, вскрыли все банки, стоявшие в шкафу, и забыли на месте преступления свой консервный нож. Я спросил, много ли денег они украли.

— Нисколько, — ответил Хайтиш. — Предки держат наличность в пятикилограммовом мешке с рисом «басмати».

Утром в магазин зашел старик в спортивном костюме, кроссовках размером с танк и с волосами, забранными в тощий седой хвостик. Он попросил оценить первое издание «Охотников за удачей» Гарольда Роббинса в мягкой обложке. Я объяснил, что его экземпляр ничего не стоит: края у страниц загнуты, обложка порвана, и такое впечатление, будто читатели использовали вместо закладок куски бекона.

Пожилой «спортсмен» набычился:

— Так что, по-вашему, я за нее ни черта не выручу?

— Именно, — подтвердил я.

— Убью этого трепача поганого!

Выяснилось, что «первое издание» Роббинса старик получил за то, что помог зятю вскопать сад.

Я посочувствовал старику и посоветовал отправиться домой и прочесть «Охотников за удачей»:

— Будет хоть какая-то выгода от вашей сделки.

— Я не умею читать, — признался старикан. — Я не ходил в школу из-за туберкулеза, а потом не случилось наверстать.

— Никогда не поздно овладеть грамотой, — постарался я его приободрить. — Можно пойти на курсы для взрослых.

— Нет уж, старого пса не обучить новым трюкам.

— Напротив, — возразил я. — Вы не смотрите «Собачью исправительную колонию»? В этом сериале из самых строптивых псов делают приличных собак и тренируют их для участия в конкурсе по преодолению препятствий.

Тут в магазин влетела моя мать перевести дух. Она с раннего утра занималась поисками новых туфель.

— «Охотники за удачей»! — воскликнула она. — Потрясающая книга.

— Берите, не жалко, — бросил старик и, понурившись, поплелся прочь из магазина.

Мать повернулась ко мне:

— Нам надо поговорить о Джереми Кайле. Опять звонила их продюсерша. Она уверена, что Лукас все равно явится на передачу, независимо от того, соглашусь я участвовать или нет.

— Ради бога, пусть является, в одиночестве он будет выглядеть глупо.

— Он не будет в одиночестве. С ним придет Рози. — Мать задумчиво листала «Охотников за удачей».

— Как она не понимает, что это убьет папу? — возмутился я. — Она всегда была его любимицей.

— По крайней мере, у твоего отца двое детей. Не один, так другой останется. А у Лукаса никого, кроме… — Мать замялась.

— Кроме Рози, — закончил я фразу и спросил мать напрямик, хочет ли она пойти на передачу.

Перевернув книжку, она, казалось, углубилась в текст на задней странице обложки, но впечатление было обманчивым.

— Я должна там быть, чтобы поддержать Рози.

— А как же папа?

— Может, возьмешь его с собой на работу в тот день, когда выйдет передача?

Я напомнил ей, что «Шоу Джереми Кайла» показывают трижды за день: в 9.30 утра, в 13.30 и в 1.00 ночи.

— Я стукну молотком по экрану, и он не сможет это увидеть, — заявила мать.

— Но, мама, наверняка кто-нибудь ему донесет.

— Кто? Он уже давно ни с кем не общается, кроме членов семьи.

Я понял, что ее не остановить. Из подсобки, где он занимался оценкой библиотеки чьего-то умершего родителя, вышел мистер Карлтон-Хейес. Увидев мою мать, он обрадовался. Трижды расцеловал ее на континентальный манер и сказал, что она выглядит «восхитительно».

Мать разулыбалась, как девочка:

— Почему бы вам не пригласить меня на чашечку кофе? Адриан присмотрит за магазином.

— Ничто не доставит мне большего удовольствия, — заверил босс, и они ушли, а я был вынужден в одиночку сражаться с внезапным наплывом студентов, искавших подержанные учебники за полцены. Один из студентов, изучающий американскую литературу, увидел на прилавке «Охотников за удачей» и осведомился о цене.

— Бесплатно. — И я отдал ему книгу.

Мистер Карлтон-Хейес вернулся только через час.

— Ваша матушка, Адриан, поведала мне о дилемме, которая стоит перед ней. История об отцовстве вашей сестры сродни греческой трагедии.

— Лично я думаю, что это больше похоже на французский водевиль.

Дома Георгина сообщила о звонке миссис Лич, та просила передать: доктор Вулфовиц срочно желает меня видеть. Я сразу же перезвонил, но врач уже закончил свой рабочий день.

Прошлой ночью в постели Георгина обняла меня и сказала:

— Надеюсь, все будет в порядке, Ади.

Не помню, когда в последний раз она называла меня Ади. Возможно, она все-таки беспокоится обо мне. Текстовым сообщением предупредил мистера Карлтон-Хейеса, чтобы завтра утром он меня не ждал.

Когда я шел по дорожке в деревню на прием к доктору Вулфовицу, яркое солнце светило сквозь ветки деревьев и где-то жгли листья. Я вдруг сообразил, что новой встречи с миссис Лич страшусь не меньше, чем диагноза. Однако в регистратуре меня встретили обворожительной улыбкой, усадили в кресло и даже выдали стопку относительно свежих журналов. Услужливость миссис Лич вселила в меня глубокую тревогу. Ей уже известны результаты анализов? Или она получила выговор от врача за то, что кричит на пациентов? Чем дольше я ждал, тем сильнее нервничал. Что там доктор Вулфовиц так долго делает в своем кабинете? Придумывает, как сообщить мне дурные вести?

Меня наконец вызвали в кабинет. Не успел я переступить порог, как услышал следующее:

— Мистер Моул, я получил результаты ваших анализов и собираюсь направить вас на консультацию к урологу для дальнейшего обследования.

У меня было такое ощущение, будто моя кровь превратилась в водицу. Я в упор смотрел на Вулфовица, но он избегал моего взгляда, отвернувшись к компьютеру.

— Я написал мистеру Томлисон-Берку из Королевской больницы, да, — продолжил доктор. — Он один из лучших урологов в восточных Центральных графствах.

— Да, но каков его рейтинг в масштабе всех Британских островов?

— Он хороший, — заверил доктор Вулфовиц, — очень хороший. Вы будете в надежных руках.

— И когда я окажусь в надежных руках?

— Я написал ему и попросил принять вас в среду на следующей неделе, да.

Надо не забыть отдать костюм в чистку, подумал я. Что-то — наверное, имя Томлисон-Берк — подсказывало мне, что в повседневной одежде являться к этому урологу не подобает.

Возвращаясь домой, я заглянул на почту и купил еще один блокнот. Кроме меня на почте была миссис Льюис-Мастерс, она пришла за пенсией. Старая дама кивнула мне, подтверждая наше знакомство.

— Это уже третий блокнот за месяц, мистер Моул, — заметила Венди Уэллбек. — Вы пишете новую «Войну и мир»?

— Так вы писатель? — осведомилась миссис Льюис-Мастерс.

Я сказал ей, что мне удалось опубликовать две книги.

— Мне стоит их почитать? — спросила она.

— Только если вы интересуетесь субпродуктами.

— Субпродукты, — повторила она. — Было время, когда я жила исключительно на субпродуктах. Верблюжьи мозги считались деликатесом в ту пору, когда мы с мужем путешествовали по Северной Африке. Как почетным гостям нам подавали наилучшие части этого высокоценного животного.

Из почтового отделения мы вышли вместе, и сам не знаю почему, я рассказал ей о моих проблемах с предстательной железой. Она остановилась:

— Люди пустыни называли это «проклятием старости». А лечились они так: брали верблюжий навоз и прикладывали к гениталиям в качестве горячего компресса.

— И помогало? — спросил я, когда мы продолжили путь.