— То есть, — не понял Влад, — что значит — «фью»?
— В отпуск я ухожу, в отпуск. Ты ведь знаешь, сколько я уже не отдыхал, — два года. Пора бы уж. Время, правда, Не очень удачное — апрель, в северном полушарии еще весна, в южном — уже осень, но раз предложил — надо ехать, тем более что у нас предложение об отпуске поступает или перед увольнением, или перед очередным повышением. Увольнять меня пока не за что, значит… Значит, Влад, быть тебе через месяц начальником отдела, а мне — управляющим филиала, правда, не знаю, этого или какого другого, — может, и расстаться придется. Но это ничего.
— Месяц? — спросил Влад. — А почему так много?
— Ха! Что, ждешь не дождешься?
Да нет. Почему отпуск такой длинный?
— Так я ж тебе говорю — два года не отдыхал. Две недели — за один год, две — за другой. Получается месяц. Кстати, природу я все равно обманул — поеду на Карибы, на остров Барбадос, — там вечное лето.
— А как муссоны, циклоны-антициклоны? Должен же там быть какой-нибудь сезон дождей?
— Нет, я справки наводил — там сейчас как раз самый кайф. Тем более в Карибском бассейне я проведу только половину отпуска, а где вторую — еще не знаю. Ну ладно, я до обеда — и «чао!», а мне еще надо дела тебе передать.
Зашли в кабинет Александра, там, склонившись над столом, долго просматривали кипу всевозможных бумаг, что-то считали-пересчитывали, куда-то звонили, сверялись, опять считали, опять звонили. Так прошло часа два. Вдруг раздался стук в дверь. Не переходя через порог, а только наполовину втиснувшись в кабинет, показалась Наташа, поздоровалась с одним Владом — видимо, с Ильиным уже сегодня виделась, сообщила, что пришел Николай Петрович, и спросила, пускать — не пускать его.
— Наталья Валентиновна! — Саша даже бросил с силой ручку на стол, так, что она, ударившись о него, отлетела далеко в угол. — Я вам тысячу раз объяснял, кого можно пускать в любое время, кого — только в определенное, а кого — вообще никогда! Конечно, пусть заходит.
— Да я только так, на всякий случай спросила — вдруг вы сильно заняты, — с дрожью в голосе сказала Наташа, как обычно, надула губки — и юркнула обратно за дверь.
В помещение ураганом влетел Коля, держа в руках большой пакет.
— Я эту вашу крысу когда-нибудь задушу, — вместо приветствия сказал он, да так громко, что, вероятно, в соседней комнате было слышно, — в третий раз меня уже не пускает, коза!
— Николай Петрович, — с укоризной произнес Саша, — тише, тише, вспомните, где вы находитесь. Лучше бы сначала с друзьями поздоровались.
— Все, понял, — ответил гость и пожал им руки, после чего бухнулся на стул. — Ты почему вчера в бане не был? — спросил он у Влада.
— Да так, — замялся тот. — Дела были.
— Какие дела могут заменить баню, ты что?
— Ох, — вздохнул Влад, — важные. Женюсь я, понимаешь, женюсь! Не до бани пока…
— Да-а-а? — протяжно произнес Коля и присвистнул. После из пакета, который так и не выпускал из рук, достал до боли знакомую Владу коробку и поставил ее на стол. — Поздравляю!
— Что это? — вытянул шею Александр.
— «Hennesy V.S.O.P.», объем — литр, — с гордостью сказал Коля, — я ее, правда, Митричу по другому случаю нес, — оказалось, я с ней очень вовремя. Да, пойдут, значит, скоро, свадебки…
— Что, еще кто-то? — спросил Ильин.
— Да, еще. И, угадайте, кто?
— Не интригуй. Кто?
— Я!
— Ты-ы?! — в один голос воскликнули Саша с Владом.
— А что, я до конца жизни должен всяких дешевых баб из ночных заведений на своей тачке катать? Все — хватит! Надоело. К тому же влюбился без памяти.
— И позвольте полюбопытствовать, в кого? — с нескрываемым интересом спросил Александр. — Насколько же должна быть прекрасна и очаровательна та Цирцея, чтобы тронуть ранее непобедимое сердце нашего героя, состоящее из камня и льда?
— Ты не ехидничай, — ответил Коля. — А о ней, — когда он произнес «о ней», Влад уловил в его голосе странные нотки, ранее Николаю неведомые — это была нежность, — я вон Митричу уже рассказывал, после чего он этот пузырь и заработал. Если хочешь, расскажу и тебе.
— Я весь внимание, — сказал Саша. — Только быстро, нам еще работать надо.
— Тогда вообще ничего говорить не буду, — отвернулся к окну Коля, широко улыбаясь.
— Ладно, ладно, колись, — не выдержал Ильин.
— Хорошо. — Николай, опять повернулся к ним и вкратце пересказал то, что Влад уже знал, — историю знакомства со своей возлюбленной, внезапно возникшего к ней чувства, о счастливых днях, проведенных с ней, о неожиданном появлении некоего «мужа» и беседе с «Митричем». Далее пошли новости. — И тут я подумал, — продолжал он, — что мне обязательно нужно этого мужика — ну, ее мужа, увидеть, — во что бы то ни стало. Если он действительно достойный человек и причины, по которым он ее то оставляет, то возвращается, лежат не в нем, а в ней, я развернусь и уйду, если же он козел какой — то просто возьму и пошлю подальше, пусть он и боксер-каратист или еще кто. Начал я свою Свету вызванивать — трубку все время мужик поднимает — верно, тот — и отвечает, что ее нет. А вчера в бане, думаю, дай позвоню еще раз — и к телефону подходит она сама. Ну, я ей кучу всяких причин наплел, по которым нам необходимо встретиться, она согласилась, «только, — говорит, — ненадолго, муж скоро придет».
Заехал я за ней, отвез ее в «Дэддис», сели мы там за стол, сначала говорили о том о сем, и я так потихонечку, потихонечку стал ее подводить к тому, чтобы она о своем супруге рассказала. Света сначала ни в какую, «это мое, мол, личное дело», но мало-помалу раскололась. Выяснилось, что этот муж — настоящий козел, приживала какой-то. Хоть они на самом деле расписаны, ходит где ему нравится, то сам неделями пропадает, то ее из дома выгоняет. А квартира-то — ее, а он Свету из этой квартиры выгоняет! Постоянно на нее орет, чем занимается — неизвестно, мало того, что денег не дает, еще иногда и сам у нее берет. В общем — полный капут, я же говорю — приживала. У меня, как я все это выслушал, аж слезы на глаза навернулись. «А зачем же, — спрашиваю, — тебе такой супруг нужен?» Ну она начала там что-то про любовь-морковь, а потом и говорит: «Все-таки какой-никакой, а он — мой муж». Если бы между нами стола не было, я бы в тот момент на колени перед ней упал, ей-богу! «Красавица моя!. — говорю. — Сладкая, ненаглядная! Посылай-ка ты этого козла на хрен скорей, разводись с ним, а замуж выходи за меня!» Она так вперилась в меня взглядом, — уж насколько я не труслив, и то коленки задрожали. «Правда?» — спрашивает. «Клянусь!» — отвечаю. «И как ты думаешь все это обставить?» — опять задает вопрос. «Да очень просто, — говорю, — сейчас же едем к тебе, я ему сам все объясняю — думаю, он поймет, — а тебя забираю к себе». — «Лучше его прогони», — она мне. «Хорошо, — соглашаюсь я, — прогоню». Беру ее в охапку и — в машину. По дороге расплакалась, прям разрыдалась, я, как мог, ее успокоил, и тут она как набросилась на меня с поцелуями, даже остановиться пришлось. Еле оторвались друг от друга. Поехали дальше, смотрю — уже повеселела. «Ну, — думаю, — парень, держись!» Тогда ну хоть стальную стенку передо мной поставь, я бы ее прогрыз и прошел сквозь нее, лишь бы этого «мужа» достать. Короче, приехали, заходим — а он там сидит, жрет на кухне, ужинает, видите ли! У меня сразу мысль в голове пронеслась, что и продукты, наверное, Света покупает за свои деньги, и готовит сама, а этот приживала только жрет. Как это подумал, так в груди аж закипело, — там и так горячо было, а тут аж закипело. Она было нас представлять-знакомить, я ее останавливаю: «А ну-ка солнышко, — говорю, — пойди в комнату, посмотри телевизор, а нам побеседовать надо». Она ушла, а у этого пня кусок в горле застрял, глаза на меня выпучил, я же напротив него присел и молча принялся его рассматривать. Не сказать, что он там худ или немощен, но вид у него весь такой, что сразу определенное впечатление создается, которое можно выразить одним словом — противно. Весь какой-то плюгавенький, скользенький, волосики реденькие, в разные стороны торчат, маечка на нем мятая, тапочки стоптанные — ну противный до омерзения. Что она в нем нашла — не пойму. Ну да женщины, их никто никогда не поймет. «Слышь, Вася! — говорю, — мы с твоей женой давно встречаемся, я ее люблю и у тебя забираю. Ты немедленно даешь ей развод и — на все четыре стороны. А сейчас ты быстренько собираешься и идешь гулять. Понял?» И тут — ну что сделал бы нормальный мужик, если бы ему в глаза объявили, что у него бабу уводят, тем более если он ее любит, пусть даже где-то там внутри, в глубине, подсознательно? Ну, если видит, что для драки физически несостоятелен, то хотя бы выяснил что-нибудь, постарался объясниться. А этот пентюх так спокойно мне и отвечает: «Понял», встает из-за стола и идет одеваться. Не, ну вы представляете? Собрался, у порога разворачивается и говорит: «У меня тут кое-какие вещи, можно я завтра вечером приду, заберу?» — «Можно!» — отвечаю. Спокойно так дверь за собой закрывает и уходит. Я у Светы спрашиваю: «И этот прокрученный через соковыжималку недоносок и есть грозный крикун и деспот?» А она мне только молча головой кивнула. Ну, бабы, не разберешь их! В общем, я ее к себе забрал и там… — тут Коля закатил глаза, не закончив фразу. — А сегодня вечером поедем его встречать, чтобы при нас собирался, а то еще утащит чего, да и детали их развода обсудим.
