— Ну как, поговорил с приятелем?

— Угу, — жуя, буркнул он.

— Долго вы сидели?

— Он буквально перед твоим звонком ушел.

— А что за товарищ?

— Одноклассник.

— Да? Он из Колпино приезжал?

— Нет, он здесь живет. Жанна! — Влад вдруг положил вилку и нож на тарелку, внимательно посмотрел в ее глаза: — Ты бы пошла за мною на край света?

— Ну конечно! — широко улыбнулась она. — Как же иначе?

— Нет, ты, видимо, не поняла вопрос. Он ставится не в переносном, а в прямом смысле. Еще раз: ты пойдешь за мной на край света?

— Ну-у, — протянула несколько озадаченная Жанна, — наверное, пойду, если будет надо.

— Нет, — покачал головой Влад, — «наверное» не годится. В последний раз ответь на этот вопрос.

— А что, — она явно выглядела растерянной, — ты собрался на край света?

— Ты не ответила.

— Да, пойду, — твердо сказала.

— Даже если придется все бросить?

— А что нужно бросать? — вдруг напряглась она, видимо, никак не могла взять в толк, с чего это вдруг ее жених заговорил о таких вещах.

Закипел чайник, из носика вырывалась плотная тугая струя пара, но ни она, ни он не обращали на него никакого внимания.

— Бросать? — переспросил Влад. — Дом, друзей, работу, страну и то, что для тебя важнее всего, — семью.

Жанна смотрела на него с недоверием и в то же время с испугом.

— Я не пойму, это что, какой-то дурацкий тест, или… или… Я ничего не понимаю. Что-то случилось?

Влад ковырнул вилкой рыбу, отпил пиво и только после этого ответил:

— Случилось.

День был хмур, сер и, как обычно, скучен. Весна явно запаздывала — по небу гуляли свинцово-тяжелые тучи, и редкий луч солнца пробивался сквозь них лишь на минуту, да и то только затем, чтобы осветить грязь и мусор вокруг. Уже минут пять Влад стоял перед остановкой, вытянув в сторону правую руку, но тщетно — автомобили проносились мимо, поднимая в воздух мельчайшие пылинки той мерзкой смеси льда, снега и песка, которая покрывает петербургские дороги от конца октября до начала апреля. Обыкновенный день, ничем особенным от остальных не отличавшийся, разве что он был последним в череде будних, потому маячившие с понедельника возможные радости уик-энда приобретали все более четкие очертания. Мало того, в эту пятницу он был приглашен на день рождения Марины, жены начальника кредитного отдела Саши Ильина, большого человека в их филиале и его, Влада, непосредственного руководителя, поддерживающего с ним также и дружеские отношения.

Вдруг скрипнул тормозами старенький «москвичок», водитель сам открыл дверцу и, не спрашивая «куда?» и «сколько дашь?», крикнул: «Садись!» Влад сел, назвал улицу, мысли побежали дальше. Когда с подобным событием поздравляли самого Александра, то делали это прямо на работе — устраивали нечто вроде шведского стола, созывали народ, всех сотрудников до единого, пили-ели-веселились.

Кто, выказав должное почтение, после двух-трех рюмок укатывал по своим делам, кто, напротив, оставался чуть ли не до ночи, потом, пьяные, усталые от разговоров, отправлялись по домам — вот и весь праздник. День рождения супруги, однако, был для Саши пуще Рождества — сам созывал гостей, помогал Марине готовить всяческие блюда, бегал по квартире мокрый, взъерошенный, но гладко выбритый и в галстуке, в непременном фартуке в цветочек — точно положительный герой из американского сериала. Влад знал, что и нынешнее торжество вряд ли будет отличаться от предыдущих — так же придет человек двенадцать-пятнадцать (половина из них добросовестно напьется), Александр с его отрицательным отношением к никотину разрешит курить только на тесной кухне, куда поочередно будет выходить сплетничать то женская, то мужская часть общества, в разгар праздника Марина, как обычно, позовет к гостям дочку и заставит ее петь или читать стихи. Четыре года назад, когда он впервые побывал у них в семье, зрелище это казалось умилительным и интересным, но тогда девочке было чуть больше трех лет, и при виде Настеньки, стоящей на табуретке, принесенной из кухни, и звонким голосочком читающей четверостишие из букваря, каждый готов был расплакаться. Сейчас она уж во втором классе, высокая — верно, в школе «дылдою» зовут или «шпалою», табуретка уже не надобна, — а все равно ведь выведут, поставят перед столом и заставят что-нибудь продекламировать. Потом все, причем одновременно, вскочат, и кто по домам начнет разъезжаться, кто — дальше выпивать-закусывать. Влад относился к последним, ибо, несмотря на подходящий возраст, своей половины не имел, ввиду чего в действиях был волен, а выпив, становился весел и подвижен, потому и тянуло если не на подвиги, так на приключения. Маршрут подвергнувшихся влиянию алкоголя участников компании был однообразен — отправлялись они или во Дворец молодежи, играть в бильярд, или же в «Минотавр», на площадь Мужества, танцевать. Со следующего утра — головная боль, пиво, сон, в воскресенье — баня, приводящая общее самочувствие в должный порядок, в понедельник — на работу. Скучно? Кому — да, кому — нет. Для Влада слова «лучше водку пить, чем воевать» были естественной житейской мудростью. Скука лучше катаклизмов, а неспешное шествие жизни — резких рывков, после которых нужно непременно останавливаться, чтобы отдышаться. К тому же события, нарушающие монотонность будней, ценились особенно. Например, Косовский — его коллега, сотрудник того же отдела — обещал, что сегодня в качестве гостьи должна появиться давняя подруга хозяйки, с которой Косовский с детства знаком — весьма интересная дама, симпатичная и привлекательная, раньше не являвшаяся на день рождения к Марине, потому что не любит публичные сборища, да и вообще ввиду неудачного замужества зла на мужчин и на людей и мир в целом. Косовский с неведомо откуда взявшимся энтузиазмом в течение всей недели активно рекомендовал ее Владу, выводил его «подымить», хотя и знал, что тот не курит, подмигивал заговорщицки и не упускал случая о ней упомянуть. С чего это вдруг коллега начал сводничать, Влад не понимал, однако заинтересовался — всегда интересно пообщаться с новой женщиной, тем более приятной, умной и свободной, как рекомендовал ее Косовский. Правда, несколько смущало предполагаемое присутствие на торжестве Ларисы — его подруги в течение последних двух лет, пусть и не постоянной, пусть и встречи их были периодическими, а отношения часто прерывались, но женщиной она являлась эксцентричной и непредсказуемой, посему, тем паче выпив, была способна на любой поступок, и Влад совершенно не исключал той возможности, что она вновь предпримет попытку к сближению. Они оба видели, что не подходят друг другу, часто ругались, расставались, она заводила себе новых любовников, появлялась с ними на людях, но ей ничего не стоило позвонить, сказать: «Я сейчас приеду» и бросить трубку, зная, что он будет против на словах, но вряд ли сможет прогнать, когда она уже появится в дверях. Потом они любили друг друга, жадно, ненасытно, но утром или он накричит на нее за следы крема для обуви на полу, или же она на Влада за то, что, шубку с крючка снимая, вешалку оторвал. Опять разрыв, опять расставание, будто навеки, но через некоторое время почему-то вновь, почти всегда случайно, пересекались. В конце концов подобная трепка нервов надоела, перестал видеть ее совсем. С момента последнего свидания прошло уже два месяца. Однако нынче им встретиться придется — как-никак Лариса была Сашиной родственницей, он их и познакомил, с Мариной она накоротке, так что сегодняшним вечером появление ее было неизбежно.

«Человек — раб привычек, — подумал Влад. — Но если сегодня она напьется и начнет приставать — пошлю к черту».

Но вот и приехали. Влад дал водителю две купюры — десятку и пятерку, тот, как принято у представителей этого рода занятий, заплакал о дороговизне бензина, о семье на его содержании, пришлось добавить еще пять тысяч. Он почти не опоздал: на больших часах, висевших непосредственно напротив входа в банк — видимо, для лишнего напоминания сотрудникам о времени, — стрелки указывали на три минуты одиннадцатого. Влад кивнул охранникам, быстро прошел по длинному коридору, зашел в свой отдел, сбросил пальто, повесил его на плечики, сунул в шкаф, уселся за свой стол, открыл его и начал поочередно вынимать из выдвижных ящиков визитницу, еженедельник, текущую документацию и прочие бумаги, сразу просматривая их и раскладывая на поверхности стола. Вошел Косовский: