Липы – липки! вы мне милы;

Вас я не забуду;

Вас, родные, до могилы

Петь и славить буду.

Часто вам я, липы – липки,

В дни стихов и прозы

Посвящал мои улыбки,

Посвящал и слёзы.

От жены бежал, злодейки,

И от лютой тёщи,

Я чрез тайные лазейки

В липовые рощи;

И прильнув душой печальной

К новой чародейке,

С ней гулял по самой дальной

Липовой аллейке.

И потом, предав забвенью

Горькие ошибки,

Я один сидел под тенью

Одинокой липки.

Шумным роем обсыпали

Пчёлы липку эту;

Сладкий мёд они сбирали

С липового цвету.

После люди мне сказали:

Что ты всё пьёшь воду?

Ты от горя и печали

Лучше выпей мёду!

Стал цедиться мёд душистый

Струйкой золотистой,

А друзья – то подстрекали:

Пей! Ведь липец чистый!

Липец? – Как не пить в собраньи,

Липам в честь и славу,

Добрым людям для компаньи

И себе в забаву!

Вот и пил я что есть мочи,

Славя липку – липу,

А потом и дни и ночи

Спал я без просыпу.

Проспал жар я, выспал холод,

Жизнь пропала даром,

Всё прошло; уснул я – молод,

А проснулся старым.

Еле ходишь, сухопарый,

Ломит поясницу;

Кашель душит, а и старый —

Любишь молодицу.

Вот однажды ей в признаньях

Говорю сквозь слёзы:

«Может, милая, в страданьях

Помогли б мне розы.

Может, это лишь простуда,

И с помёрзлой кровью

Мне согреться бы не худо

Например – любовью». —

«Нет, на розы не надейся!

Слушайся совету, —

Говорит она: – напейся

Липового цвету!

Не любовью согревайся,

С сердцем обветшалым,

А плотнее накрывайся

Тёплым одеялом!»

Стал я пить настой целебный,

Пил его я жадно,

Принял я совет врачебный,

Только всё не ладно.

Скоро, всю потратив силу,

Век я кончу зыбкой:

Вы ж, друзья, мою могилу

Осените липкой!

Пускай говорят, что в бывалые дни

Не те были люди, и будто б они

Семейно в любви жили братской,

И будто был счастлив пастух – человек! —

Да чем же наш век не пастушеский век,

И чем же наш быт не аркадской?

И там злые волки в глазах пастухов

Таскали овечек; у наших волков

Такие же точно замашки.

Всё та ж добродетель у нас и грешки,

И те же пастушки, и те ж пастушки,

И те же барашки, барашки.

Взгляните: вот Хлоя – Тирсиса жена!

Как цвет под росой – в бриллиантах она

И резвится – сущий ребёнок;

И как её любит супруг – пастушок!

И всяк при своём: у него есть рожок,

У ней есть любимый козлёнок,

Но век наш во многом ушёл далеко:

Встарь шло от коровок да коз молоко,

Всё белое только, простое;

Теперь, чтоб другого добыть молочка,

Дориса доит золотого бычка

И пьёт молоко золотое.

Женатый Меналк – обожатель Филлид —

Порой с театральной Филлидой шалит.

Дамет любит зелень и волю —

И, нежно губами до жениных губ

Коснувшись, Дамет едет в Английский клуб

Пройтись по зелёному полю;

Тасуясь над зеленью этих полей,

Немало по ним ходит дам, королей;

А тут, с золотыми мечтами,

Как Дафнисы наши мелки заострят —

Зелёное поле, глядишь, упестрят,

Распишут цветами, цветами.

На летних гуляньях блаженство мы пьём.

Там Штрауса смычок засвистал соловьём;

Там наши Аминты – о боже! —

В пастушеских шляпках на радость очам,

Барашками кудри бегут по плечам; —

У Излера пастбище тоже.

Бывало – какой-нибудь нежный Миртил

Фаншеттину ленточку свято хранил,

Кропил умиленья слезами,

И к сердцу её прижимал и к устам,

И шёл с ней к таинственным, тихим местам —

К беседке с луной и звездами.

Мы ленточку тоже в петличку ввернуть

Готовы. А звёзды? На грудь к нам! На грудь!

Мы многое любим сердечно, —

И более ленточек, более звезд

Мы чтим теплоту и приятность тех мест,

Где можно разлечься беспечно.

Мы любим петь песни и вечно мечтать,

И много писать, и немного читать

(Последнее – новый обычай).

Немного деревьев у нас на корнях,

Но сколько дремучих лесов в головах,

Где бездна разводится дичи!

Вотще бы хотел современный поэт

Сатирой взгреметь на испорченный свет:

Хоть злость в нём порою и бродит —

Всё Геснером новый глядит Ювенал,

И где он сатиру писать замышлял, —

Идиллия, смотришь, выходит.