Dahin Была пора: я был безумно – молод, И пыл страстей мне сердце разжигал; Когда подчас суровый зимний холод От севера мне в душу проникал, — Я думал: есть блаженный юг на свете, Край светлых гор и золотых долин, И радостно твердил я вместе с Гете: Dahin, dahin! Бывало, я близ девы – чародейки Горел, немел, не находя речей, И между тем как ниже белой шейки Не смел склонить застенчивых очей, — Фантазии невольным увлеченьем Смирения нарушив строгий чин, Я залетал живым воображеньем Dahin, dahin! Моя мечта всех благ житейских выше Казалась мне в бреду минувших дней; Я громко пел, а там – все тиши, тише, Я жил тепло, а там – все холодней, И, наконец, все в вечность укатилось, Упало в прах с заоблачных вершин, И, наконец, все это провалилось Dahin, dahin! Исчезло все; не стало прежней прыти. Вокруг меня за счастием все бегут, Стремятся в даль я говорю: идите! А я уж рад хоть бы остаться тут — Страдать, но жить… А тут уж над страдальцем С косой скелет – всемирный властелин — Костлявый мне указывает пальцем Dahin, dahin! День и две ночи Днем небо так ярко: смотрел бы, да больно; Поднимешь лишь к солнцу взор грешных очей — Слезятся и слепнут глаза, и невольно Склоняешь зеницы на землю скорей К окрашенным легким рассеянным светом И дольнею тенью облитым предметам. Вещественность жизни пред нами тогда Вполне выступает – ее череда! Кипят прозаических дел обороты; Тут счеты, расчеты, заботы, работы; От ясного неба наш взор отвращен, И день наш труду и земле посвящен. Когда же корона дневного убранства С чела утомленного неба снята, И ночь наступает, и чаша пространства Лишь матовым светом луны налита, — Тогда, бледно-палевой дымкой одеты, Нам в мягких оттенках земные предметы Рисуются легче; нам глаз не губя, Луна позволяет смотреть на себя, И небо, сронив огневые уборы, Для взоров доступно, – и мечутся взоры И плавают в неге меж светом и мглой, Меж дремлющим небом и сонной землей; И небо и землю кругом облетая, Сопутствует взорам мечта золотая — Фантазии легкой крылатая дочь: Ей пища – прозрачная лунная ночь. Порою же ночи безлунная бездна Над миром простерта и густо темна. Вдруг на небо взглянешь: оно многозвездно, А взоры преклонишь: оно многозвездно, Дол тонет во мраке: – невольно вниманье Стремится туда лишь, откуда сиянье Исходит, туда – в лучезарную даль… С землей я расстался – и, право, не жаль: Мой мир, став пятном в звездно – пламенной раме, Блестящими мне заменился мирами; Со мною глаз на глаз вселенная здесь, И, мнится, с землею тут в небе я весь, Я сам себе вижусь лишь черною тенью, Стал мыслью единой, – и жадному зренью Насквозь отверзается этот чертог, Где в огненных буквах начертано: бог. К отечеству и врагам его (1855 год) Русь – отчизна дорогая! Никому не уступлю: Я люблю тебя, родная, Крепко, пламенно люблю. В духе воинов-героев, В бранном мужестве твоем И в смиреньи после боев — Я люблю тебя во всем: В снеговой твоей природе, В православном алтаре, В нашем доблестном народе, В нашем батюшке-царе, И в твоей святыне древней, В лоне храмов и гробниц, В дымной, сумрачной деревне И в сиянии столиц, В крепком сне на жестком ложе И в поездках на тычке, В щедром барине – вельможе И смышленном мужике, В русской деве светлоокой С звонкой россыпью в речи, В русской барыне широкой, В русской бабе на печи, В русской песне залюбовной, Подсердечной, разлихой, И в живой сорвиголовой, Всеразгульной – плясовой, В русской сказке, в русской пляске, В крике, в свисте ямщика, И в хмельной с присядкой тряске Казачка и трепака, Я чудном звоне колокольном Но родной Москве – реке, И в родном громоглагольном Мощном русском языке, И в стихе веселонравном, Бойком, стойком, – как ни брось, Шибком, гибком, плавном славном, Прорифмованном насквозь, В том стихе, где склад немецкий В старину мы взяли в долг, Чтоб явить в нем молодецкий Русский смысл и русский толк. Я люблю тебя, как царство, Русь за то, что ты с плеча Ломишь Запада коварство, Верой – правдой горяча. Я люблю тебя тем пуще, Что прямая, как стрела, Прямотой своей могущей Ты Европе не мила. Что средь брани, в стойке твердой, Миру целому ты вслух, Без заносчивости гордой Проявила мирный дух, Что, отрекшись от стяжаний И вставая против зла, За свои родные грани Лишь защитный меч взяла, Что в себе не заглушила Вопиющий неба глас, И во брани не забыла Ты распятого за нас. Так, родная, – мы проклятья Не пошлем своим врагам И под пушкой скажем: «Братья! Люди! Полно! Стыдно вам». Не из трусости мы голос, Склонный к миру, подаем: Нет! Торчит наш каждый волос Иль штыком или копьем. Нет! Мы стойки. Не Европа ль Вся сознательно глядит, Как наш верный Севастополь В адском пламени стоит? Крепок каждый наш младенец; Каждый отрок годен в строй; Каждый пахарь – ополченец; Каждый воин наш – герой. Голубица и орлица Наши в Крым летят – Ура! И девица и вдовица — Милосердия сестра. Наша каждая лазейка — Подойди: извергнет гром! Наша каждая копейка За отечество ребром. Чью не сломим мы гордыню, Лишь воздвигни царь – отец Душ корниловских твердыню И нахимовских сердец! Но, ломая грудью груди, Русь, скажи своим врагам: Прекратите зверство, люди! Христиане! Стыдно вам! Вы на поприще ученья Не один трудились год: Тут века! – И просвещенья Это ль выстраданный плод? В дивных общества проектах Вы чрез высь идей прошли И во всех возможных сектах Христианство пережгли. Иль для мелкого гражданства Только есть святой устав, И святыня христианства Не годится для держав? Теплота любви и веры — Эта жизнь сердец людских — Разве сузила б размеры Дел державных, мировых? Раб, идя сквозь все мытарства, В хлад хоть сердцем обогрет; Вы его несчастней, царства, — Жалки вы: в вас сердца нет. Что за чадом отуманен Целый мир в разумный век! Ты – француз! Ты – англичанин! Где ж меж вами человек? Вы с трибун, где дар витейства Человечностью гремел, Прямо ринулись в убийства, В грязный омут хищных дел. О наставники народов! О науки дивный плод! После многих переходов Вот ваш новый переход: Из всемирных филантропов, Гордой вольности сынов — В подкупных бойцов – холпов И журнальных хвастунов, Из великих адвокатов, Из крушителей венца — В пальмерстоновских пиратов Или в челядь сорванца. Стой, отчизна дорогая! Стой! – И в ранах, и в крови Все молись, моя родная, Богу мира и любви! И детей своих венчая Высшей доблести венцом, Стой, чела не закрывая, К солнцу истины лицом! |
