ДУША МОЦАРТА Ты думаешь – в дымной слякоти Марта Грохочет безумный год? Это Реквием Уходящего в вечность Моцарта Выпущен на волю, под церковный свод. Тесно там. – Хочется в поле, на ветер. Слышишь – скрипка заплакала и осталась одна? Со стоном гобоя догорает вечер В готическом переплете окна. Ах, нет! Нет, – то не вечернее небо, На котором – обманом – Любовь и Добро, – Это Его глаза хрустальные, Тихие, немного печальные, Оправленные в старинное серебро. 1918, Москва. Церковь Петра и Павла ЗАТЕРЯННЫЙ В ВЕКАХ Я путешествовал по времени – В глуши ночей, по склонам дня. Моя нога дрожала в стремени Коня, несущего меня. И развевал мне ветер волосы – Вихрь от летящих дней и лет… На небе огненные полосы Стирал и вновь чертил рассвет. Я на день пролетавший взглядывал И знал одно: нельзя упасть. Но дрожь в ногах… мой конь угадывал, Что я над ним теряю власть. Полупривстал на стремя звонкое, Узда – как поручни весла… Вот мы над роковой стоянкою Без времени и без числа. Всё, всё вокруг такое странное, Неведомое для меня. И понял я: то первозданная, – То первозданная земля. Светила в небесах багровые Ползут, свиваются в клубок… Конь в стороне дробит подковою Сухой, дымящийся песок. – Мой конь! Скитался слишком много я, – Скорей, в знакомые века! Но вместо сбруи воздух трогает Моя дрожащая рука. И меркнет дивный конь. Не верится – Горячий, разъяренный зверь На месте в диком беге стелется… Исчез. Он здесь, но не теперь. Над ним теперь мелькают ночи И дни, как взмахи птичьих крыл… Он возвратиться не захочет. Он путь обратный позабыл. – О, Боже! Если можешь, – встреть его! – Верни его! Ведь я один. – – Веками и тысячелетьями – Зарытый в глушь немых годин. 1918, Москва «Иду как всегда. Не согнувшись. Кто так…» Иду как всегда. Не согнувшись. Кто так Разлуки и горечи снес бы? Над городом, погруженным во мрак, Большие, мохнатые звезды. То Он над тоской и бессильем людей – Он, кто так суров и всесилен – Затеплил взамен городских фонарей Огни своих синих светилен. 1918, Москва МОЛИТВА
Отче наш, иже на небесах еси, А мы на земле одни. Кто думал, кто знал, что теперь на Руси Задымят такие огни? А Ты в угодьях своих голубых, На светлом, солнечном троне. Из дымных пальцев пожаров земных Тебя ни один не тронет. Бьёмся в лавинах летящих годин, В крови очистительном Ганге, – И будет ли чище нас хоть один – Хоть самый безгрешный Твой ангел! Поля, пустыри, перелески – спят, Но видит ли старческий взор Твой, Что каждый десятый из нас распят На груди родины мёртвой. 1918 НОВЫЙ ГОД (Мне говорят:«В бокал вина нацеди…») Мне говорят: «В бокал вина нацеди С открытым челом. – Печали забудь». А я каждый год – от двенадцати до двенадцати – Оглядываюсь назад, на пройденный путь. Боем часов печали руби мои. – Поднимаю с надеждой (с такою ль, как встарь!) За вашу радость, мои любимые. За юный холодный Январь. 31 декабря 1918 ПОСЛАНИЕ Простите, что это слишком печально. Простите, что это слишком фамильярно, Но сейчас в городе глубокая осень. Стоны далеких вокзалов глохнут В уличной грязи. – Всё это Не располагает к веселью, Но зато сближает даже чуждые души. Правда ведь? И ты – да, ты, – ты незримо со мной, Незримо со мной сумерничаешь на диване, Держишь мою руку в своих. Я читаю тебе стихи, Разговариваю, получаю ответы… Сумерки гуще. В переулке, под моим окном, Наверное, фонари мигают и слепнут… Блестят сырые панели. Открываю глаза – Один. Жду, скоро ли воспоминания хлынут В заплаканное сентябрем окно. И так из вечера в вечер – Всю осень… И когда утренний фонарь Смотрится в темную комнату Бледным призраком невозвратного детства, – Я вспоминаю глаза твои, Усталые руки твои, Твои журчащие речи… И когда призывно промигает с неба Моя тусклая, скромная, одинокая звезда, – Встанут осени, весны и зимы Уходящей жизни моей – И тогда Сердце остановится, испугавшись наступления Вечных разлук последней разлуки, Вечных ночей самой непроглядной ночи, Окончания любви самой последней и верной. 1918 |
