Поздно вечером убирал со стола. Вошла мать. Пошатнулась, схватилась за косяк.

– Я вам постелила в комнате.

Она села на стул, улыбнулась. Посмотрела на меня восхищенными глазами, покачала головой.

– Вырос, – сказала она. Закурила.

Я понес торт в холодильник. Кухня настолько узкая, что между коленями матери и столом осталось пространство в три ладони. Я прошел мимо, изо всех сил стараясь не задеть бедром ее колени.

Вернулся. Начал смахивать крошки. В воздухе повисло тягостное молчание чужих людей. Мать встала и протянула руку за чайником. Я повернулся, вытирая руки тряпкой. Она, улыбаясь, взглянула на меня. Вот он. Великий момент. Я стоял вплотную, и вполне мог преодолеть пропасть. Обнять ее.

Прошли секунды. Ничего не произошло. Ее улыбка поблекла. Мы снова молча занялись каждый своим делом, стараясь не касаться друг друга.

– Спокойной ночи, сынок.

– Спокойной ночи, мама.

Через три года она умрет от рака. Меня не будет рядом.

Таня прижалась ко мне. Сквозь ночнушку я чувствовал жар ее тела.

Мы молчали, слушая вой ветра за призрачной стеной. Нам было тепло и уютно, как двум щенятам в корзинке.

– Тань, – позвал я шепотом.

– О чем задумалась?

– О бабушке.

– И чего?

– Все будет хорошо. Я чувствую. Вот здесь.

Она взяла мою ладонь и прижала к левой груди.

– О да. Я тоже чувствую.

– Молчи, дурак!

Мы улыбнулись.

– Я больше не оставлю ее. Буду ездить каждую неделю.

– Ты тревожишься сверх меры. Все будет в ажуре.

– Я знаю, Паша. Просто к слову пришлось.

– Ты слишком много думаешь о других. Заботься о себе, люби себя.

– Я девушка сильная…

– Ты слишком сильная. Я хочу, чтобы ты была послабее. Будь слабой.

– Сейчас… попробую…

– Будь беззащитной, застенчивой. Скажи, что тебе нужна моя защита.

– Мне нужны твои губы, любимый.

Во мраке я нашел ее жаркие губы.

– Мы ведь никогда не расстанемся?

– Никогда. Мне, кроме тебя, никого не надо! Ты – предел всех моих желаний.

– И ты, любимый.

Мы уснули.

На следующей неделе я встретил Таню в университетском коридоре. С ней Катя.

Они дружили.

Я молча стоял рядом. Близость Кати, ее резкие манеры и вульгарность убивали меня. В конце концов она заметила кого-то в толпе. Резко замахала рукой, рассмеялась и оставила нас вдвоем.

Таня взглянула на меня.

– Ты чего такой бледный?

– Я болен, – сказал я, глядя – Катя пошло смеется в толпе друзей.

– Ты почему молчал? Катя обиделась. Тебе следовало быть повежливее.

Через два дня мы с Таней собрались в кино. Фильм? Не помню. Помню, был конец апреля, и появились почки, и снег растаял, и грязь запеклась коркой, а вода в лужах стала теплой.

Я сказал Тане, что железно достану билеты.

В спускался по лестнице в фойе университета. Раздраженный. Искал Таню, чтобы сказать – билетов нет. Человек, который обещал достать хоть со дна морского, подвел.

У гардероба увидел Аню. Она помахала рукой. Подошла с улыбкой.

– Ты чего такой хмурый?

– Да вот, собрались с Танькой в кино, а билетов нет.

– Я знаю девушку, у которой есть.

Она сказала это с каким-то плохо скрываемым торжеством. Глаза заблестели. Я так понял позже, они целый заговор против Тани придумали. И я поучаствовал. В главной роли.

Она отошла и вернулась с Катей под ручку.

Катя достала билеты.

– Мне не с кем пойти в кино, – сказала Она, краснея и смущенно встречаясь взглядом с Аней. – Ты не знаешь, с кем бы мне пойти?

Я смотрел на нее, такую близкую – воплощенная мечта.

– Подожди, – сказал я, не узнав голоса.

Таня, сидела, спрятав лицо в ладонях. Ее плечи тряслись.

Она отняла от лица руки и отчужденно посмотрела на меня.

– Что случилось?

– Бабушка… Ухудшение.

– Ухудшение чего?

– Сердечной недостаточности, – Таня вновь разрыдалась. – Я должна ехать в Воронеж.

Она подняла мокрые глаза.

– Ты со мной?

Я не ответил. Не сел рядом, не обнял, не утешил.

Вышел и сказал Кате, что пойду с ней.

Итак, я позволил Кате соблазнить меня. Забыл Таню, ее глаза, ее робость и дерзость, уверенность и страхи. Мягкость ее волос под ладонью. Все это перестало интересовать меня в одночасье. Рухнуло в бездну, в омут карих Катиных глаз.

Это произошло в темной спальне. Жаркий, влажный летний воздух через окно проникал в комнату, оттого простыни были совсем сырые.

В жаркой тьме страстно горели Ее глаза.

О боги! Ее темные блестящие волосы! Ее совершенно вылепленное лицо с капризным изгибом губ. Ее гибкое округлое тело, такое горячее под моими ладонями!

Я все еще не забыл Таню. Какая-то часть меня еще рвалась к ней, не такой красивой, но гораздо более тонкой, простой и благородной.

В ушах эхом звучал ее доверчивый голос. Я помнил голубые глаза, нежные и умные.

Но она была в Воронеже. В тысяче километров к юго-востоку от этой комнаты. И рядом была девушка, которую я возжелал всей своей порочной натурой.

Утолив первый голод, я с удовлетворенным вздохом откатился на спину. Прикрыл глаза. Мои мысли уплыли далеко. Катя резким голосом позвала меня. Убедившись в полном моем внимании, успокоилась. Улеглась рядом. За окном орали сверчки. Лунный свет пробивался в комнату сквозь паутинные завесы.

Томно улыбаясь, Катя потянулась.

– Хорошо-то как.

Я погладил ее плечо. Но «хорошо» означало вовсе не то, что я думал.

– А все-таки я Таньку на… бала. Я победила. Победила!

Она увидела выражение моего лица. Села на постели. Красивое лицо исказилось.

– Что ты уставился?

Я приподнялся на локтях. Нахмурился.

– Что-то я не понял про Таньку. Про какую Таньку ты говоришь? Про Антипову?

– Какое тебе дело?

Я молча смотрел Ей в глаза. Катя передернула плечами.

– Ну да, про нее. Ты же с ней гулял.

На ее лице заиграла тщеславная улыбка.

Я поморщился.

– Не понимаю, зачем сейчас говорить о ней.

– Потому что раньше ты был с ней, а теперь со мной.

– Конечно, я с тобой, – я нетерпеливо облизнул губы. – Но почему я с тобой?

– Да? – Катя с насмешкой смотрела на меня. – Почему ты раньше был с ней, а теперь со мной?

– Потому что люблю тебя, – слегка раздраженным голосом ответил я. – А ты любишь меня. Разве нет?

Катя, запрокинув голову, расхохоталась. Но, заметив мое озадаченное лицо, придвинулась и, перебирая пальцами мои волосы, сказала:

– Конечно, я тебя люблю, глупый мальчик. Так люблю, что увела тебя из-под носа у паршивой зазнайки. Как она всегда меня бесила! Вечно сует свой нос во все споры, без спроса высказывает свое никому не нужное мнение. И вечно лезет со своим сочувствием и помощью. Но теперь-то все увидят, кто лучше. На этот раз самая умная, смелая и благородная Танечка проиграла!

Катя снова расхохоталась, показывая белые жемчужины зубов. Мне стало неловко.

– Давай сменим тему, – сказал я.

Я потянулся к Кате, мы слились в поцелуе. Я вдыхал душистый аромат Ее волос. Мой язык ощутил влажность Ее зубов, двинулся дальше, пощекотал небо. Отстранившись, я секунду просто любовался Ею. Она смотрела на меня своим пытливым, насмешливым, страстным взглядом. О, найдет ли мое сердце покой? Я пил Ее, пил и не мог напиться, не мог утолить жажду. Я жрал, жрал Ее тело так, что слюна текла по подбородку, но не чувствовал насыщения.

Спустя несколько минут мы отвалились друг от друга, усталые солдаты на полях любовных сражений. Запыхавшиеся, но счастливые. Ночь была тиха и спокойна.»

Инна прошлась по комнате, устало потирая лоб. Стало холодно. Она обняла себя за плечи.

Девушку угнетало чувство вины, какое бывает у человека, который заглянул в замочную скважину чужой спальни. Но при этом ее разбирало любопытство. И этот дневник…