– Попробуй тронь! – дрожащим голосом выпалила Инна. – Я тебя ментам заложу!

Илья ехидно улыбнулся.

– Да? А на ком подозрение висит? А?

– Подонок!

Илья наклонился к ней.

– Именно, радость моя. Только пикни – я пойду к ментам, поцелую их в зад и скажу, что ты говорила мне о том, что хочешь убить дядю. Нет, это слишком скучно. Я скажу, что сам видел, как ты резала дядю на кусочки!

Инна с бессильной ненавистью смотрела на любимого. Слезы текли по ее щекам.

Илья повернулся к дружкам.

– Сваливаем! Хорош здесь мудиться!

Инна стояла на заднем дворе. Холодный ветер продувал ее до костей. За забором исходили злобой голодные псы.

Девушка взглянула на обезображенное тело у стены, рядом с мусорными контейнерами.

Она не боялась крови. В школе часто дралась с соперницами, и с удовольствием наблюдала драки мальчиков, когда с оглушительным треском ломаются кости носа, рук, ребер, а выбитые зубы усыпают асфальт окровавленными жемчужинами.

Но то, что произошло здесь, было не дракой, а жестоким избиением.

Инна встала на колени рядом с Павлом. Протянула к нему руку, тут же отдернула. Можно ли его трогать? Она не знала.

Все-таки девушка перевернула его на спину, испачкавшись кровью. Лицо Павла было залито алым, но, кажется, не сильно пострадало. Хотя губы походили на кровавые лепестки.

Павел застонал, дернув головой.

– Держись, кретин, – процедила Инна. – Сам виноват.

Она заперлась в туалете, смыла кровь, привела себя в порядок. Подошла к охраннику, сказала, что на заднем дворе лежит избитый. После чего смылась – ей нельзя светиться в этой истории.

Точилин и Быстров стояли у небольшого стола в лаборатории. На столе лежал конверт, который некто передал через сержанта лично в руки Точилину.

Присутствовал эксперт. Происходящее снимали на камеру.

– Все готово? – спросил Точилин.

– Да, – пробормотал Быстров. Остальные закивали.

Точилин натянул резиновые перчатки, взял конверт, вскрыл тонкой пилочкой. Заглянул внутрь. Лицо медленно вытянулось.

– Что там, Саша? – спросил Быстров.

Точилин достал из конверта что-то. Сжал в кулаке. Повернувшись к остальным, со странным выражением лица вытянул руку. Разжал кулак.

Быстров охнул. К горлу подкатила тошнота.

– Твою дивизию, – сказал он.

Но, подойдя ближе и сощурившись, понял, что глаза на ладони у следователя – не настоящие. Пластмассовые.

Но очень похожи на настоящие глаза Вадима Нестерова – большие, круглые, с синей радужной оболочкой.

Капитан смотрел на глаза. Глаза с немного удивленным выражением смотрели на капитана.

Рядом встал эксперт Толя. Сложил на груди руки.

– Точила, – сказал он, брюзгливо морщась. – Ты меня ради этого позвал?

Точилин не ответил, хмуро разглядывая два выпуклых шарика.

– У меня и так работы выше крыши, – продолжал Толя. – Кроме твоего Нестерова, на мне еще десять трупов висит. Начальство душит. Телефон обрывают. Со всех отделений звонят. Всем нужны результаты, все, как дети малые, требуют: «Давай, давай, давай…» Дай-подай! Хоть бы одна сволочь бутылку поставила.

– Извини, Толя, – рассеянно ответил Точилин, оглядываясь в поисках сосуда, в который можно положить глаза. – Дело важное, сам понимаешь.

– … А Толя на части разрывайся. Вы думаете, я резиновый? Да мне, может…

– Ну хватит! – неожиданно услышал Быстров свой раздраженный голос. – Не ной. Можно подумать, мы ерундой занимаемся. Нам тоже нет никакой радости все время зависеть от вас. Лебезить перед тобой и твоими дружками. Хватит, попили нашей кровушки!

Он шагнул к Точилину, не замечая обиженного взгляда Толи.

– Ну что, Саша? Какие соображения? Что это может значить?

Точилин наконец нашел взглядом стеклянный сосуд на столике в углу, возле умывальника. Сосуд предназначался для мочи, слюны, крови и спермы, но еще ни разу не использовался.

– Послание, – сказал он, хватая сосуд (игнорируя при этом возмущенные возгласы эксперта). Наклонил над сосудом ладонь. Пластмассовые шарики с забавным стуком упали на дно. – «Вы слепы», что-то в этом роде.

Следователь поставил сосуд на середину стола.

Сложив на груди руки, смотрел на него. На лбу Точилина пролегла складка. Продолжающего возмущаться Толю он не слушал.

Быстров почувствовал восхищенную зависть к Точилину, который мог назначать экспертизу. И назначал ее всегда, плюя на загруженность криминалистов работой, имея полное право не лебезить перед ними. Тогда как Быстров и другие опера были в полной их власти. И эксперты этой властью пользовались, заставляя платить дань в виде шоколадок, конфет, спиртного, позволяли себе орать на сотрудников. Особенно бабы этим отличались.

Толя, наконец, замолк, осознав, что Точилин его уже давно не слушает.

Следователь поднял глаза.

– Что с тем пареньком?

– С каким?

– С дежурным. Которому убийца конверт передал.

– В больнице. Ничего не помнит.

Точилин нахмурился. Лицо и вся его поза выражали напряженную работу мысли.

– Ну что, господа? – кашлянул Толя. – Я надеюсь, все? Можно заняться настоящими делами?

Точилин подошел к нему, на ходу стягивая перчатки. Положил ладонь эксперту на плечо.

– Толя, – веселым тоном сказал он. – Звони в морг.

– Чего? Точила, ты совсем охренел?

– Звони, – с улыбкой сказал Точилин. Глаза его жестко блестели.

– Не буду я звонить! Надоело ради тебя людей беспокоить. Ты один в целом свете, что ли?

– Толя, – Точилин похлопал эксперта по плечу. – Не забуду.

– Знаю я, как ты «не забудешь»! – сказал Толя, тем не менее, поднимая трубку телефона. – Умотаешь в свой Новгород, и поминай, как звали!

Его помощник, отключив камеру, спросил:

– Я свободен? Можно сворачиваться?

Точилин повернулся к нему.

– Нет. Поедешь с нами. И фотоаппарат захвати.

В морге сонный, раздраженный паталогоанатом откинул простыню.

Быстров выругался.

Мертвый, уже начавший разлагаться Нестеров смотрел в потолок черными ямами глазниц, в которых застыло выражение ужаса.

– Где глаза?! – заорал Точилин.

– Где-где, – сказал паталогоанатом. – В Караганде. Ну че, закрывать?

Точилин подскочил к Быстрову.

– Вова, ты снимки с места преступления видел?

– Копии, – ответил Быстров. – Они же у тебя должны быть. Тебе не передавали?

– Нет. Они остались у Стеклова.

– Ты ему не звонил?

– Я не могу до него дозвониться. Он в отпуске. Материалы вовремя не подготовил. Ты скажи, на фотографии глаза у Нестерова были на месте?

– Да я не помню… Да, были. Точно, были.

– Э, – подал голос помощник эксперта. – Мне-то че делать?

– Снимай его, – Точилин указал на труп. – Со всех ракурсов.

Пожав плечами, молодой человек снял с шеи фотоаппарат. Начал настраивать объектив.

Точилин позвонил Инне. Через час она приехала – всклокоченная, ошеломленная.

– Что такое, господа? – спросила она, входя в мертвецкую. Поморщилась. – О, как мило!

Точилин взял ее за руку, отвел к стальной постели, на которой лежало, накрытое простыней, тело дяди.

Снова отогнули простыню. Инна побледнела, отпрянула.

– Видите? – сказал Точилин.

Инна потрясенно кивнула.

– Что вы можете сказать по этому поводу? – спросил Быстров. – Как вы это объясните?

Инна, переводя взгляд с одного на другого, покачала головой.

– Я не знаю, – сказала она.

Артем поднимался по лестнице на четвертый этаж, наслаждаясь ощущением легкости в каждом члене своего сильного, крупного тела.

Восемь часов он с напарником развешивал на крючьях свиные туши, а потом заворачивал их в целлофановые мантии, но чувствовал себя бодрым и свежим. Наверное, все дело в обволакивающим утробу цеха запахе сырого мяса. Да и тяжелый дух крови пьянит.