Если зэки смотрят «Новости», то без комментариев, конечно, не обходится. «Жирик, Жирик, во чешет! У этого бобосов, ой бобосов!» Если это не Жириновский, то другой депутат, министр. Профессионалы квартирных краж жалеют, что не знают адрес квартиры депутата. Зэки убеждены, что все известные люди, показываемые по телевидению, — успешные воры. И испытывают комплекс неполноценности по отношению к успешным ворам, считают себя неуспешными. По отношению зэков к телевизионной реальности видно, что зэки такие же простые люди, как и обыватель. Они лишь смелее. Они дерзкие, «пассионарные», сказал бы Лев Гумилев, а обыватель — мямля, тюха, тюлень.

Зэки не безнадежны. Некоторым мне удалось привить интерес к живой реальности «Новостей». Есть даже такие, что стали смотреть «Намедни» (пока передачу не закрыли) и даже «Свободу слова». Поскольку поняли, что «Новости» — это лучший сериал, что от 30 до 50 «героев» постоянно участвуют в сериале «Новости Российской Федерации». Что разглядывать реальные приключения этих «героев» (большинство их отрицательные) для знатока куда более интересно, чем развитие несложных приключений выдуманных героев «Бандитского Петербурга» или «Ментов».

Но в итоге зэк, конечно же, хочет раствориться в телесказке, чтобы вынырнуть оттуда в день окончания срока. Многие признавались мне, что хотели бы уснуть летаргическим сном и проснуться в день освобождения. Активных зэков немного. Пассивно прилипших к ящику — большинство. А если фабрики снов в хате нет, то тогда беда, ой беда. Тогда зэки отвлекаются рутиной: играют в шашки, бросают кубики костей, готовят еду или ссорятся. И спят, смотрят, за неимением телевизора, сны.

Хотя рецидивисты и декларируют, что «живут в тюрьме», на самом деле они также живут в ожидании конца срока… Только фанатики, а таких немного, особые люди, используют пребывание в тюрьме с пользой. Обыкновенно это умные, большие преступники. Революционеры — это, конечно, короли преступников, что бы там криминалы ни говорили. Цель революционера — переустройство общества. У обычных преступников цель — мелкие или большие деньги, или месть, или наркотическое одурение. Революционеры странны для простых эмоциональных уголовников, ибо покушаются на порядок вещей. Чтобы успешно покушаться, революционеры в тюрьме используют вынужденно образовавшееся свободное время. Им не до телевизора. Революционеру следует регулярно смотреть новости, чтобы не отрываться от современности. И читать, читать, читать… Лучше всего серию ЖЗЛ.

Старый воровской мир уходит в прошлое по многим причинам. Самая мощная причина — пытки. Поскольку в отличие от советских, российские менты широко практикуют пытки, то подорвана мораль воровского мира. «Явка с повинной» и «чистуха» — чистосердечное признание — явления достаточно частые, некоторые зэки под воздействием пыток вынужденно кого-то отдали правоохранительным органам, чтобы выжить. (Возможно заменить «некоторые» на «многие».) Посему в такой среде не может быть и речи о соблюдении воровского хода. Как при таком массовом обилии отступников и злостных нарушителей соблюдать воровскую мораль, блюсти воровские законы? Наказуемы ли суки в обществе, где все суки? За все время пребывания в Саратовском централе я встретил лишь одного зэка, соблюдавшего воровской ход. Я встретил его в декабре в боксе областного суда. А сидел он, оказывается, у нас на спецу в третьяке с мая. И за это время он ни разу не подымался в корпус наверх. Его зовут Олег, он из Челябинска. Здесь, в Саратове, за ним срок в пять лет, его привезли в облсуд на кассацию. В Челябинске, сказал он, его ждет срок по 105-й, за убийство, однако он рвется в Челябинск из нашей красной тюрьмы, так она ему противна.

Олег вошел в бокс, где уже находились я и Пират, злой, как раскаленный утюг. Между ним и Пиратом состоялся разговор, во время которого Пират выбрал тактику уступок, съезжал, не желая спорить. Олег нападал на нас, саратовских, допустивших, что менты сломали нас. Пират соглашался, что здесь, в Саратове, мы, Пират говорил «мы», позволили ментам сломать тюрьмы и зоны. Ломали постепенно. Вначале лишь несколько камер стали одевать красные повязки дежурных на поверке. Постепенно с помощью карцера добились, что «косяки» стали одевать все хаты. Когда я поступил в Саратовский централ в июле 2002-го, soldaten не имели обыкновения заставлять нас ложиться в 22 часа. Просто отключали розетки, отсоединяя таким образом телевизоры и электроплитки. Сейчас продольные ходят, стучат по кормушкам и орут дурными голосами: «Отбой! Отбой!», заглядывая при этом в волчушку. И если зэки не приняли горизонтальное положение, то нам орут: «Ложимся! Ложимся! Отбой!» Пару месяцев назад нам вручили и приказали повесить на стену «распорядок дня следственно-арестованных в СИЗО 64/1». Пока от нас не требуют выполнения этого распорядка. Но опытные зэки утверждают, что постепенно администрация начнет внедрять распорядок пункт за пунктом. Уже начали заставлять соблюдать отбой. Много хуже будет, если вскоре они заставят нас соблюдать подъем.

Возвращусь к той сцене в боксе облсуда. Бокс № 4. Разгневанный Олег, лысеющий блондин, с лицом и статью отставного тренера по легкой атлетике, Пират — носатенький, тощий, сутулый, как стервятник, и я в расстегнутом тулупчике с бородой образовали треугольник. И в центре метался этот наш разговор. Олега только что обшмонали до трусов, и он весь кипит. Он правильно воспринимает такой обыск как крайнее унижение.

— Я передам. Заедут сюда люди и все сломают! — говорит Олег в запальчивости. — Все вам поставят как надо, если вы сами не умеете.

— Ну да, конечно. Хорошо бы поставить, — соглашается Пират. — Но ничего у них не получится. Будут сидеть, как ты, на спецу и даже наверх не подымутся. Времена, понимаешь, другие. Или у нас регион такой податливый.

— Да нигде нет такого ментовского беспредела, как у вас! — Олег, как от взрывной волны, трясется еще от вполне обычного для нас обыска.

Я вспоминаю, что с лета ходил по третьяку слух, будто бы к нам на третьяк заехал законник. Тюремная молва даже подозревала, что заехал вор в законе, потом слухи затихли. И вот, оказывается, молва не соврала, законник сидит у нас с мая. Но его глубоко и тщательно упрятали от нас.

Олег: «Поеду на хуй, скорее бы отсюда, домой. Там уже все решено».

Пират: «А там у тебя какая статья?»

Олег: «105-я, первая».

Пират: «Куда же ты спешишь?»

Олег: «Там Родина, там и стены помогают, и люди свои. Там уже все решено!»

Пират: «Ага, понимаю».

Пират гниет в тюремных стенах уже четвертый год. Первый раз его осудили за захват судна и дали 12 лет. Захват судна означает речное судно, функционирующее в волжских водах. Ибо, разумеется, в Саратове морского пространства нет. Подробностей редкого дела Пирата я не знаю, знаю только, что он подал кассацию в Верховный суд и два года ему скинули. Во время захвата судна случилась смерть владельца. Я потому так осторожно выбираю терминологию, потому что не знаю реальных обстоятельств этой смерти. Но за смерть владельца судна Пират понес лишь ничтожное наказание — ему дали год. Всего. И в десять оценили угон судна.

Пират известен на третьяке: худой, с фигурой пацана-стервятника, с клювастым носом на худом черепе, он еще неумолчно болтает, общаясь с миром. При помощи не монолога, а диалога. В котором он выговаривает и реплики собеседника. Как-то с нами в облсуде в боксе № 4 оказался свежебритый малолетка. Пират немедленно погладил его по тыкве головы и осведомился: «Хорошо сидишь, пизденыш?» Пацан растерялся. «Вижу, хорошо. Да ты не бойся дяди Романа. Запомни, меня зовут дядя Роман. Я к пиздюкам хорошо отношусь. Ты думаешь, что, если попадешь ко мне в хату, я стану тебя притеснять? Ты так думаешь, я вижу, не отпирайся. Нет, притеснять не буду. Пират тебя накормит, пригреет, я сам был пиздюком». Пират распространялся еще, наверное, полчаса, в то время как пиздюк не произнес ни слова.

Поток сознания Пирата не прекращается никогда. В первый раз он, невидимый, обратился ко мне из бокса: «Лимонов есть? Эдик, ну как у тебя дела?» Выслушав мой ответ, Пират сменил адресата. «Нина, Нина, как твои дела?» Товарищ Силина веселым голосом сообщила, что у нее порядок. Но Пират не успокоился и продолжал разговаривать за Нину, то есть вместо нее. Поливы Пирата изнурительны и для него самого, и для окружающих. Общаться с ним долго, возможно, опасно для здоровья. Как-то в адвокатской за час (затем его вернули в хату, у него отменили суд в этот день) он наговорил мне столько спорных и возмутительных вещей, что я до сих пор вспоминаю этот его полив с неприязнью. Пират произнес тогда Апологию Предательства.