Как отмечалось выше, III танковый корпус 14 февраля продвинулся относительно недалеко. Температура упала, и начался мороз, что давало надежду на улучшение состояния дорог для проезда колесного транспорта. Однако во второй половине дня 14 февраля начались сильные снегопады, и продвигаться по дорогам было по-прежнему так же трудно для большинства машин немецких дивизий. Поэтому задача пробиваться к группе Штеммермана лежала на плечах экипажей немногочисленных боеспособных танков 1-й танковой дивизии, полка Беке и боевой группы Питша, конечно, при условии, что на передовую удастся доставить боеприпасы и горючее.

Ранним утром 15 февраля Брейт и Бак, вылетевшие на «Физилере-Шторхе», прибыли на командный пункт Беке. Генералы передали приказание, требовавшее перемещение полка Беке южнее с целью организации атаки в районе Лысянки. Это решение вряд ли удивило Беке, он и сам уже выяснил, что территория восточнее Чесновки непроходима для танков. Имея очень небольшое количество машин — шесть «Тигров» и восемь «Пантер», он не мог отправить на юг много танков. Было решено, что «Пантеры» останутся в районе Чесновка — Хижинцы, но уйдут из Хижинцев, чтобы связать боем советские танки южнее Медвина, а «Тигры» направятся на юг, к Лысянке.

В первой половине дня «Тигры» под командованием Шерфа двинулись в путь на Лысянку. Почти сразу же один «Тигр» получил попадание в корму, снаряд пробил броню и попал в моторный отсек. Остальные «Тигры» приняли бой в условиях плохой видимости и заявили об уничтожении четырех Т-34 в течение короткого времени. На этом бой не кончился, поскольку советские танкисты попытались скрыться в складках местности. Однако им все же не удалось выйти из-под огня «Тигров», и экипажи немецких танков заявили еще о семи подбитых Т-34. Но и немцы понесли потери. У одного танка снаряд снес ленивец, а у другого была перебита гусеница. Оба эти танка оказались обездвижены. Танк Шерфа тоже получил попадание — советский снаряд сорвал запасные траки, закрепленные на боку башни, но в броню он ударил под таким углом, что не причинил больше никакого ущерба. Кроме того, в «Тигре», который был подбит в начале боя, двое членов экипажа были убиты и один был ранен.

Тем временем батальон «Пантер» танкового полка Беке также вступил в жаркий бой, когда примерно дюжина советских танков, по оценке немцев, атаковала их с севера. Атака была отбита, и немцы заявили об уничтожении восьми танков, но и сами имели потери. Три «Пантеры» были выведены из строя. У одной из них снаряд, срикошетив от маски пушки, вошел между башней и корпусом и заклинил башню.

Вдобавок к выведенным из строя танкам у немцев появилось несколько раненых. Их необходимо было вывезти в тыл, но выполнить это оказалось нелегко. Учитывая присутствие в районе советских танков, отправлять их на бронетранспортере без охраны танков было рискованно. А пока раненым приходилось ждать, на холоде и без пищи, наравне с солдатами, которые продолжали вести бой. С тех пор как полк Беке покинул Франковку, танкисты не получали пищи, кроме неприкосновенного запаса, хранившегося в танках. Они воевали, не имея возможности хотя бы раз выспаться многие недели, но все понимали, что их товарищи в окружении находятся в еще более тяжелых условиях.

В течение ночи саперы боевой группы Франка усилили мост в Лысянке. Теперь силам Франка было проще продолжить путь к окруженной группировке, но лишь если были бы доставлены боеприпасы и горючее. Во второй половине дня колонне со снабжением с сильным охранением, возглавляемой майором Фейгом, удалось пройти к Лысянке. Пока Фейг вел колонну к передовой, в Лысянке продолжался бой. К концу дня солдатам Франка удалось взять под контроль все село. Ночью боевая группа готовилась к атаке на хутор Октябрь.

Конечно, на планируемую атаку из Лысянки через Октябрь на Комаровку возлагались определенные надежды, но немецким командирам было ясно, что имеющиеся в наличии силы очень слабы. Боевая группа Питша усилила немецкую группировку в районе Лысянки лишь незначительно. Утром 15 февраля она насчитывала один танк Pz-IV и одно штурмовое орудие StuG-III, а также некоторое количество пехоты из 17-го разведывательного батальона. Эта боевая группа поддерживала боевую группу Франка в бою за северную часть Лысянки, но определенно требовались дополнительные силы. Обстановка на участке, занимаемом дивизией СС «Лейбштандарт», была уже не столь напряженной, как несколько дней назад, поэтому было принято решение направить часть ее сил в качестве подкрепления в район основного удара навстречу окруженным немецким войскам. Однако поредевший «Лейбштандарт» смог выделить только четыре единицы бронетехники: один StuG-III, один Pz-IV, одну «Пантеру» и один «Тигр». На броне танков поехали несколько пехотинцев. Труднопроходимая местность и дороги сильно осложнили их путь. Ближе к вечеру боевая группа добралась лишь до Шубиных Ставов. Она смогла бы принять участие в боевых действиях в районе Лысянки не раньше следующего дня. Фактически весь путь протяженностью всего 21 километр занял 36 часов.

При таких скудных подкреплениях для удара навстречу группе Штеммермана было ясно, что время, отведенное немцам на вызволение окруженных сил, подходит к концу. В то же время попытка прорыва изнутри была бы очень рискованной. Кроме того, она означала бы, что множество раненых придется оставить врагу, и, скорее всего, будет потеряно много тяжелого вооружения и техники, даже если все пройдет успешно. Если же прорыв из «мешка» не увенчается успехом, он может обернуться массовой кровавой бойней. Бои последних дней позволяли предположить, что советские силы по периметру кольца были усилены, что могло сделать прорыв крайне сложным. Тем не менее какой-либо реальной альтернативы прорыву больше не предвиделось.

Утром 15 февраля Штеммерман и Лиеб встретились, чтобы обсудить возможность прорыва. Ряд мер по подготовке к прорыву уже был принят. Были сожжены секретные бумаги, были уничтожены машины, которые не смогли бы сопровождать прорывающиеся войска из-за условий местности или отсутствия горючего. Было также уничтожено значительное количество тяжелого вооружения.

Вероятно, наиболее трудно далось решение оставить раненых. В Шендеровке скопилось около 2100 раненых, из которых состояние 1450 человек было таково, что они могли лишь лежать либо сидеть. Лиеб и Штеммерман согласились, что их придется оставить. Взять их с собой означало подвергать их риску быть брошенными без помощи, потому что машины, которые могли их принять, скорее всего, должны были застрять на пересеченной местности, особенно при преобладающей в эти дни плохой погоде. Поэтому было принято решение, что те, кто не мог идти самостоятельно, будут оставлены во временном госпитале вместе с медицинским персоналом. По одному врачу из каждой дивизии должны были остаться с ранеными. Оставалось надеяться лишь на то, что советские солдаты будут обращаться с ними достаточно гуманно.

Планом прорыва было предусмотрено, что корпус Лиеба в составе корпусной группы «Б», 72-й дивизии и дивизии СС «Викинг» пойдут впереди, а корпус Штеммермана в составе 57-й и 88-й дивизий будут двигаться сзади. Из района Комаровка — Хильки авангард будет прорываться через вражескую оборону по кратчайшему пути на Октябрь, где его должен будет ждать III танковый корпус. Прорыв будет начат 23:00 16 февраля в расчете на темноту и внезапность.

В принципе план выглядел простым, но, конечно, реализовать его было весьма трудно. Во второй половине дня Лиеб провел некоторое время в доме, занятом под его командный пункт. Оттуда он мог обозревать весь «мешок», если только видимость не ухудшали снегопады. На небольшой территории скопилось около 50 000 человек. Нелегко было перемещать такую массу войск, не раскрывая свои намерения противнику. Однако советскому командованию и так должно было быть очевидно, что немцам едва ли имеет смысл пытаться соединиться с основными силами иначе, чем по кратчайшему пути.

Солдаты Красной армии, попавшие в плен к немцам и пошедшие на сотрудничество с ними, известные как «хильфсвиллиге» — «желающие помогать», или сокращенно: «хиви» (Hilfswillige — HiWi), вызывали особое беспокойство. Сотни тысяч «хиви» служили в немецких частях на Восточном фронте. Неудивительно, что, попадая в руки к советским войскам, они рассматривались как предатели, поэтому у них было еще больше причин, чем у немцев, бояться советского плена. В батарее Антона Мейзера служили десять «хиви», но в начале февраля все они исчезли. Они неплохо несли свою службу у немцев, но, осознав, что два немецких корпуса окружены, они, по всей видимости, дезертировали. Мейзер понимал, что их наверняка расстреляют, попади они в плен, и предполагал, что они попытаются разыскать партизанские отряды и присоединиться к ним.