Майор Биттл продолжал летать в «мешок» и обратно. Во второй половине дня он доложил в штаб 8-й армии о положении группы Штеммермана. Существенных изменений линии фронта не произошло. Из выступа у Буртков войска были выведены, но из-за грязи войска перемещались крайне медленно. Немцам было так же сложно отступать, как советским солдатам — преследовать их. Штеммерман доложил, что из-за громадного напряжения подчиненных ему войск приближался кризис. Изнуренность солдат вместе с большими потерями среди офицеров сильно замедляла как подготовку к боевым действиям, так и их ведение. Светлое время суток занимали бои, ночное — перегруппировки, так что у солдат и офицеров оставалось немного времени для сна.

Солдаты, сражавшиеся в Ольшане, отчаянно нуждались в сне, но надеяться на то, что наступающая ночь оставит время для отдыха, не приходилось. Обороняющиеся, большую часть которых составляли эстонцы из батальона «Нарва», оказались в положении, когда дальнейшая оборона была невозможна, и отступление стало единственным вариантом. В 23:00 был подписан приказ на эвакуацию из Ольшаны. Для встречи гарнизона были направлены танки. Поздно вечером солдаты гарнизона действительно увидели танки, и войска начали покидать Ольшану. К несчастью, под тяжело нагруженным грузовиком рухнул мост. Мост находился на единственной доступной для немцев дороге, и отступление застопорилось. Была сделана попытка перетащить из грузовика на другой конец рухнувшего моста наиболее ценные грузы, но едва работа началась, по колонне был открыт пулеметный огонь. Грузовики были видны на фоне более светлой западной части неба, а советских солдат скрывала темнота. Вскоре некоторые грузовики загорелись, еще лучше осветив немецкую колонну.

Единственным выходом для немецких солдат было как можно скорее отбежать от грузовиков и укрыться в придорожных канавах. В темноте этого не было видно заранее, но как только солдаты оказались в канавах, выяснилось, что те заполнены тающим снегом, грязью и водой. Медленно пробираясь по этой жиже, немецкие солдаты в конце концов добрались до цели и оказались под защитой других частей XI армейского корпуса. Им удалось вынести много раненых, но гаубицы, минометы и прочую тяжелую технику пришлось бросить.

К утру 6 февраля два немецких корпуса находились в окружении более недели, но все еще занимали довольно большую территорию. Поскольку окруженные войска имели возможность получать снабжение по воздуху, советское командование имели причины опасаться, что операция может затянуться. Возможно, они вспоминали Сталинградскую операцию, проведенную годом раньше, когда немецкая 6-я армия продержалась в окружении почти два с половиной месяца, прежде чем окончательно сложила оружие. Затягивания операции следовало избежать, поскольку это, скорее всего, привело бы к значительно большим потерям.

Кроме того, окруженная группировка сковывала важные соединения Красной армии, которые могли быть эффективнее использованы в других местах. Прежде всего это касалось танковых армий Ротмистрова и Кравченко, которые были заняты на обороне части внешнего фронта кольца окружения. Танковые армии по своему устройству не были предназначены для решения подобных задач, но у Ватутина и Конева не было другого выбора. И если бы «мешок» удалось бы сжать, а то и рассечь на части, то битва, скорее всего, быстро завершилась бы. И даже если бы финал не удалось приблизить, меньшая окруженная территория требовала меньше сил для ее удержания кольца окружения, что позволило бы высвободить часть находившихся на внутреннем фронте окружения сил и заменить ими танковые армии на внешнем фронте окружения. Это были веские аргументы в пользу продолжения и наращивания атак на группу Штеммермана. В конечном итоге Коневу и Ватутину приходилось учитывать попытки немцев вызволить окруженные войска, особенно действия III танкового корпуса. Если бы кольцо окружения удалось сместить к северу, расстояние, которое требовалось пройти силам корпуса, увеличилось бы.

В соответствии с этим в течение ночи на 6 февраля Конев подписал приказы 4-й гвардейской армии и 5-му гвардейскому кавалерийскому корпусу занять Городище в 20 километрах к юго-востоку от Корсуня. Генерал-майор Селиванов, командир 5-го гвардейского кавалерийского корпуса, решил атаковать село Валяву, расположенное на дороге между Городищем и Корсунем. Если бы Валява была захвачена, немцам стало бы труднее отступить из Городища, особенно с тяжелым вооружением. Таким образом, появилась бы возможность не только освободить Городище, но и нанести серьезный урон в людях немецкому XI армейскому корпусу[166].

После захода солнца казаки Селиванова и части четырех стрелковых дивизий нанесли удар по стыку между XI и XXXXII армейскими корпусами. Начался жаркий бой, поскольку Лиеб приказал удерживать дорогу между Городищем и Корсунем любой ценой. Он запросил возвращение танков дивизии СС «Викинг» для оказания помощи 72-й дивизии в отражении советской атаки. Штеммерману было ясно, что советское командование рассчитывает рассечь «мешок» на две части. 6 февраля упорное сопротивление немецких солдат не дало этому произойти. Войска продвигались гораздо медленнее, чем рассчитывали советские командиры.

Вопрос был в том, как долго удастся сдерживать советские войска. Тяжелый бой привел к большому расходу боеприпасов, а 6 февраля ввезти в «мешок» по воздуху удалось очень немного. Из 19 взлетевших «Юнкерсов» лишь один приземлился в Корсуне. Двадцать «Хейнкелей» вылетели к окруженным войскам, неся на борту груз из канистр для сброса над их позициями. Но ни одному не удалось выполнить это. Начальник штаба 4-го воздушного флота генерал-майор Карл-Генрих Шульц сделал заявление на этот счет, что для поддержки двух окруженных корпусов было сделано все возможное, но ужасная погода сделала снабжение по воздуху почти невозможным. Действительно, генерал-лейтенант Зейдеман, командир VIII авиакорпуса, встретившись со Шпейделем во второй половине дня, сказал, что не стоит ожидать регулярного снабжения, несмотря на все усилия экипажей самолетов.

Разрыв между командирами воюющих войск и людьми, принимающими решения в Берлине, становился все больше. Утром Буссе сообщил Шпейделю по телефону, что ОКХ не дало разрешения на прорыв из «мешка». В любом случае III танковый корпус находился еще в 30 километрах от внутреннего фронта окружения, слишком далеко для успешного прорыва. Если это расстояние не сократить, любая попытка прорыва обернулась бы несчастьем. Тем не менее командование группы армий «Юг» направило в ОКХ письменный запрос на разрешение прорыва. Хотя Буссе и Шпейдель считали, что начинать прорыв все еще преждевременно, их предыдущий опыт говорил о том, что ОКХ потребуется заметное время для принятия решения. Лучше было сначала получить разрешение, а затем уже в подходящий момент отдать приказ.

Тем временем распутица создавала трудности для снабжения и в Красной армии. В 8:20 полковник Рейнгард, начальник штаба XXXXVII танкового корпуса, сообщил в 8-ю армию, что враг молчит на большей части фронта корпуса. На участках, обороняемых 106-й и 376-й дивизиями, активности противника не отмечалось. 320-я дивизия подверглась нескольким атакам местного значения, которые были относительно легко отбиты. 11-я и 13-я танковые дивизии также не ощущали активности противника. Немцам было ясно, что действия советских войск сдерживает отсутствие боеприпасов. Лишь в Липянке шел серьезный бой, продолжение атак 3-й и 14-й танковых дивизий 5 февраля. Но даже в Липянке боевые действия были не слишком интенсивными. Советские солдаты уже подорвали большинство мостов, затруднив немцам атаки северной части села.

Несмотря на то что для переброски подкреплений в район боев потребовалось бы несколько дней, Вёлер решил постараться найти дополнительные силы. Ослабив оборону Кировограда, можно было высвободить 2-ю парашютную дивизию. Забирать 2-ю парашютную дивизию у LII армейского корпуса было рискованно, но Вёлеру пришлось пойти на этот риск. Он приказал командиру корпуса вывести дивизию с передовой и подготовить ее для выполнения дальнейших указаний.